— Давай я поговорю с ним?
— Не надо. Так будет только хуже.
— Почему?
— Потому что тогда он посчитает, что я слабая. Это моя с ним битва. Я не могу проиграть отцу.
Ее слова показались мне каким-то набором бреда.
— Кристина, о чем ты говоришь? Какая еще битва с родным отцом? Что значит «он посчитает, что я слабая»? Ты его дочь.
Она нетерпеливо дернула головой.
— Максим, ты не понимаешь. Это наши с ним дела. Он меня любит, но есть вещи, за которые он не прощает. Я не говорю, что он от меня откажется, если я останусь в России. Но просто я опущусь в его глазах. — Она махнула рукой. — В общем, не бери в голову. Это наши с ним взаимоотношения.
Она поднялась с кровати и направилась к выходу.
— Ты куда?
— Мне нужно съездить к Вике и на могилу к маме. Попрощаться.
Она уехала через сорок минут. Я не предложил ей отвезти ее. Она и не просила. Кристина превосходно научилась водить машину сама.
Она вернулась за полночь. Я ей в течение всего дня не звонил, она мне тоже. Родители уже спали. Кристина тихо зашла в свою комнату и плотно закрыла дверь. Ее самолёт улетает послезавтра в 2 часа дня. А учитывая, что уже перевалило за 12 ночи, то получается, что завтра. Ей нужно было собрать последние вещи.
Где-то через полчаса я услышал звук закрывающейся молнии на чемоданах. Потом послышался шум воды из Кристининой ванной. И где-то еще через полчаса она пришла в мою комнату. Тихо легла рядом и повернулась ко мне.
Я к ней не притронулся. Так и остался лежать, глядя в потолок.
— Максим, я люблю тебя, — тихо сказала, не сводя с меня глаз.
— Тогда не уезжай, — ответил ей бесцветным голосом.
Она молчит, дышит ровно. Не знаю, сколько времени так проходит. Кристина тянется ко мне, нежно целует губы, но я не отвечаю. Кажется, ей все равно, потому что от губ она спускается к шее, ключицам. Отбрасывает в сторону одеяло и садится на меня. Спускается поцелуями ниже, проходится губами по татуировке, идёт к животу.
Я не останавливаю ее, но и не отвечаю на ласку. Когда я начинаю чувствовать ее дыхание внизу живота, желание все же просыпается во мне. Внизу начинает приятно тянуть. Кристина снимает с себя ночнушку, с меня стаскивает боксеры и отбрасывает их в сторону. Берет в руки мой уже поднявшийся член и начинает мягко сжимать в ладони. Я не могу сдержать стон, но сейчас в нем душевной боли больше, чем наслаждения.
Кристина аккуратно проходит по нему губами, затем мягко берет в рот. Я зажмуриваю глаза и шумно выдыхаю. Она не останавливается, ее ласка становится настойчивее, мои ощущения острее.
Кристина делала мне минет и раньше. Но ни разу еще я не испытывал от него такого наслаждения. Будто чувствуя, что я уже на грани, Кристина отрывает голову и тянется к прикроватной тумбочке. Выдвигает верхний ящик, достаёт презерватив и надевает его на мой член. Медленно садится сверху и сама издаёт стон. Я подхватываю ее за бёдра и помогаю двигаться. По ее щекам текут слезы.
Резким движением я снимаю Кристину с себя и прижимаю к стене спиной к себе. Вхожу в нее сзади, наматывая на свою руку ее длинные волосы. Она запрокидывает голову назад и издаёт громкий стон. Я двигаюсь очень резко. Резче обычного. Но я знаю, что ей нравится. Я кусаю ее плечи, она вонзает ногти мне в ноги. Я снова слегка тяну ее за волосы. Кристина приемлет боль в постели в допустимых объёмах.
А сейчас боли хоть отбавляй. Правда, душевной.
Оргазм накрывает мощной волной. Кристина впивается в мои ноги ногтями, кажется, до крови. Я сжимаю ее волосы в кулаке тоже сильнее обычного. Мы одновременно шумно выдыхаем и падаем на кровать. Мое сердце колотится, что есть силы. Я слышу, что Кристинино тоже.
Я снимаю презерватив, завязываю его и бросаю на пол. Беру одеяло и накрываю нас. Кристина, не говоря ни слова, отворачивается к стенке. Я знаю, что она делает это, чтобы скрыть свои слезы, которые сейчас градом текут по ее лицу. Я придвигаюсь к ней и крепко обнимаю сзади, утыкаясь лицом в ее волосы. Жадно вдыхаю аромат жасмина.
— Я люблю тебя, — шепчу ей.
Она не отвечает. Лишь издаёт легкий всхлип.
— Я так долго ждала тебя, Максим. А ты приехал слишком поздно, — говорит наконец.
Сознание отбрасывает меня в декабрь на Викину кухню. Степанова спит после укола, Егор уехал домой, а мы с Кристиной сидим вдвоём на кухне. Пьём чай с мятой, она рассказывает мне про кулон своей матери. Потом Кристина начинает плакать, а я ее успокаиваю. И она говорит мне эти слова:
«Я так долго ждала тебя, Максим. А ты приехал слишком поздно».
Если бы я только знал, что на самом деле имела ввиду Кристина... Если бы я только знал...
— Прости меня, — тихо говорю ей, — прости за все, Кристина. Прости, что не вспомнил тебя раньше. Прости, что отверг тебя на Новый год. Прости, что поставил дружбу с Егором выше чувств к тебе. Прости, что на твоих глазах начал встречаться с другой. Прости меня за все.
Кристина молчит. А потом тихо отвечает.
— И ты меня прости, мой герой. Прости, что не разговаривала с тобой. Прости, что презирала тебя. Прости, что была надменной. Прости, что на твоих глазах была с Егором. Прости, что не рассказала про нашу встречу в детстве. Прости, что уезжаю.
По моей щеке течёт одинокая слеза. Это так странно. Мне кажется, я не плакал с тех пор, как из семьи ушел отец.
Мы больше не говорим друг другу ни слова. Так и засыпаем.
Ее последний день дома мы провели, не вылезая из кровати и не отрываясь друг от друга. Говорят, перед смертью не надышишься. Но мы с Кристиной отчаянно пытались. Я целовал каждый миллиметр ее кожи, прижимал к себе так, что, казалось, она задохнётся. Признания в любви звучали ежеминутно. Я собирал губами каждую слезинку с ее лица.
Но этот день подошёл к концу и наступила ночь. Пролетела и она. Кристина встала рано утром, чтобы попрощаться с отцом и моей мамой. Я слышал, как отчим давал ей наставления, а она обещала все исполнить. Я слышал, как ей говорила напутствие моя мама, а Кристина ее благодарила.
Когда родители уехали, Кристина поднялась в свою комнату. В ванной зашумела вода, потом послышался фен для волос. Через пару часов Кристина уедет в аэропорт. Ее отвезёт водитель. Я не могу. Это выше моих сил.
Я снова слышу звук застегивающейся молнии от чемодана. У Кристины все время что-то падает из рук.
— Твою ж мать! — Воскликнула она, когда что-то разбилось.
Я встаю с кровати и выхожу из комнаты. Но я иду не к Кристине, а направляюсь в ванную. Врубаю холодную воду и просто стою под струями. Но почему-то даже это не отрезвляет. В груди начинает просыпаться злость: на себя, на Кристину, на ее отца, который промыл ей мозг Гарвардом, на все обстоятельства, которые всегда стояли между нами.
Когда я возвращаюсь в свою комнату, Кристина сидит на краешке кровати, уже одетая в дорогу. На ней свободная майка, легкие светлые брюки и кеды. Волосы завязаны в высокий хвост, на лице ни грамма косметики, а на руке браслет, что я подарил ей на Новый год. После нашего выпускного она надевала его только в поездку на Волгу. Дома она с ним не ходила.
Я останавливаюсь в дверном проеме, скрестив руки на груди, и просто смотрю на Кристину. Я чувствую, как холодные капли с волос затекают мне под футболку. Кажется, я забыл вытереть голову. Кристина тоже ничего не говорит. Злость в груди вспыхивает с новой силой, и я чувствую, как по моим щекам начинают ходить желваки.
— Я оставила жесткий диск с нашими фотографиями из поездки на столе в своей комнате, — она первая прерывает тишину.
Я молчу. Это все, что она имеет мне сказать сейчас?
— Максим, я люблю тебя, — тихо продолжает дальше.
— Тогда останься со мной, — мой голос хрипит.
— Я не могу.
— Можешь.
— Нет, ты не понимаешь, Максим.
— Чего я не понимаю? — зло цежу ей.
— Нам же всего лишь 18 лет, Максим! В этом возрасте мы должны учиться, развиваться, ошибаться, набивать свои шишки. Я очень долго шла к тому, чтобы поступить в Гарвард. Ты даже не представляешь, как это было сложно! Я несколько лет на это положила. И я не могу сейчас вот так взять и не поехать туда.
