— Эльпенор, твой сын — настоящее чудо, — сказала я. — Он знает поэзию, песни, истории. Настанет день, и ты будешь гордиться его выступлениями на симподиях.
— И на поле боя! — добавил Эльпенор.
Он подхватил мальчика на руки и взъерошил его золотые волосы.
— А какой он у нас красавчик! Золотой, как мамочка! Вот будет великолепный виночерпий для Питтака Великого!
Гектор вывернулся из его похожих на окорока рук и побежал к своей няньке на женскую половину.
— Чудный мальчик! — повторил Эльпенор. — Теперь нам еще нужна только девочка, чтобы она заботилась о нас, когда мы состаримся! Ты извинишь нас, достойная теща? Конечно извинишь. Ты знаешь этот жар в крови! Все твои песни доказывают это! Хотя их поют только служанки и простолюдины, в них все же что-то есть. Да я и сам когда-то твоими песнями соблазнял девушек! Только Питтаку не говори! Идем, моя девочка, в постель!
Клеида заговорщицки подмигнула мне. Это было что-то новенькое. Настанет день — мы еще посмеемся над этим. И над Эльпенором, который не может отличить моих песен от песен Андромеды… впрочем, не может этого и моя дочь!
Я села за ткацкий станок и надолго задумалась. Вдруг строчка зацепила меня — я побежала за папирусом и тростинкой. И нацарапала:
Что бы ни обещала мне Афродита,
Нет пути на Олимп
Для смертных…
Задумалась и начала снова:
Когда я думаю о моей любви
Далеко за морями…
Плохо, слишком банально.
Принесем жертву Афродите,
Непостоянной, постоянной богине,
Свяжем наши локоны укропом
И всеми ароматными травами
И вознесем хвалу власти Афродиты
И ее воробушкам, трепыхающим крылышками,
Которые даруют нам плодородие и любовь!
Святая мать Киприда
И нереиды,
Разбудите многообразными звуками
Поникший ветер желания
И пошлите Эроса,
Чтобы наполнил наши сердца любовью,
Наши чресла — вожделением и
Осыпал нас…
В этот момент в комнату вихрем ворвалась моя невестка Родопис.
— Сапфо! Ты знаешь, что две твои ученицы беременны? А отец — Фаон?
Не могу сказать, что я удивилась. Есть вещи, которые ты знаешь и не зная их. А я с самого начала знала, кто такой Фаон. Нужно было только немного подождать, чтобы он проявил себя.
— Лиса в курятнике! — сказала Родопис так, словно сама была невинной девушкой. — Какой позор! Какой скандал! Теперь твоя школа уничтожена, и боюсь, что ты вместе с нею!
Я оставалась спокойной, хотя бы только для того, чтобы не доставить Родопис удовольствия своим смятением.
— Я уверена, мы сможем решить эту проблему, — сказала я. — Кто эти девушки? И кому об этом известно?
Последний вопрос был глупым, поскольку если об этом знала Родопис, то знал и весь Лесбос.
— Дика и Анактория. Но возможно, и Аттида тоже!
— Весь курятник! Ну и хитрая же он лиса!
— А еще говорят, что и Артемисия — его любовница. Хотя у нее ребенка уже не предвидится — не тот возраст! Как и у тебя!
Родопис посмотрела мне в глаза с наглой ухмылкой; хотя она и заявляла, что моложе меня, но на самом деле была старше. У нее и Харакса где-то был сын, но я сомневаюсь, что он родился из этих бесстыдных чресл.
Родопис не понравилось, что я сохраняла спокойствие. Она думала, я расстроюсь. Она думала, я впаду в отчаяние.
— Успокойся, невестка, — сказала я (впервые признав ее таковой). — Я уверена, мы придумаем, что делать с девушками. У Артемисии есть снадобья для выкидышей, и у нее не будет выбора — только помочь нам, если она сама пользовалась услугами Фаона.
— Очень, надо сказать, забористыми услугами.
— Ты, я смотрю, тоже ими попользовалась, дорогая сестренка?
— Как ты смеешь оскорблять меня подозрениями в измене твоему брату?! Я честная женщина! Какая клевета!
— Ах, прости меня, Родопис, я забыла, что ты была девственницей, когда мы познакомились.
Родопис скорчила гримасу. Оно переписала свою историю на Лесбосе, но меня-то ей было не провести, и она знала это. Прежняя ее красота осталась в прошлом, теперь она была одутловатой и толстой, с тройным подбородком, а потому людям легко было поверить в ее добродетельность. Но я помнила прежнюю Родопис. В Навкратисе она была отнюдь не девственницей, а ей тогда уже перевалило за тридцать. Седая древность. Одним богам известно, какая она теперь старая.
— Я вернусь в Эрес — посмотрю, что там с моими девушками, а там мы решим, как поступить.
— Сапфо, я глазам своим не верю — откуда такое спокойствие?!
— А что пользы впадать в панику? Разве это прервет беременности? Или отвратит Фаона от моего курятника? Сомневаюсь.
— Но неужели тебе все равно? Я думала, он твой любовник. Я думала, ты бросишься в море со скалы, если он тебя обманет!
— Ну это вряд ли. Он был игрушкой на месяц, неделю, день. Брось, Родопис, неужели ты думала, что я покончу с собой из-за резвого члена?! Ну, может быть, в молодости. Но теперь? Есть вещи куда более важные. И жизнь продолжается. Она не долгая, но достаточно долгая, чтобы узнать мужскую глупость. Наслаждение — вещь хорошая, но это не вся жизнь. Любовники вроде Фаона редки, но они есть. Если не он, так другой. Первая любовь у девушки — единственная, и она готова умереть за нее. Ты, как ты уже сказала, не девушка.
— Но как же твои девушки? И как быть с их родителями? Их отцы потребуют твою голову.
— Точнее, тебе этого хочется. Родопис, избавь меня от твоих притворных забот. Я сама со всем этим разберусь. После моих путешествий — не говоря уже о возвращении домой — все это кажется мне такой мелочью. Если потребуется, я сама воспитаю маленьких. Мне всегда хотелось иметь больше детей. Иди — скажи Хараксу, что мне нужна его помощь и пусть он приедет ко мне в Эрес. Ты можешь остаться здесь и рассказать всей Митилене о моих неприятностях.
— Я бы никогда не стала это делать!
— Вероятно, ты это уже сделала!
— Никогда, Сапфо. Я так предана тебе.
— Родопис, я знаю тебя, а ты знаешь меня. Давай не будем обманывать друг друга.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Прекрасно понимаешь. Иди — иди к своему глупому мужу и скажи, что я готова принять его благодарность за мою щедрость в Навкратисе. Он поймет, что это значит. Иди!
Родопис побежала прочь, как крыса, застигнутая в амбаре.
