— Это зависит… от одного очень важного дела…
Хотя Жозеф старался казаться естественным, но я замечала в его манере держать себя, в его жестах, в его молчании совсем не свойственную ему принужденность, заметную для меня одной… Я не старалась прогнать от себя своих подозрений; они мне были не только приятны, но и сильно радовали меня… Когда Марианна оставила нас на минуту одних в кухне, я подошла к Жозефу и нежно, ласково, с невыразимым волнением спросила у него:
— Скажите мне, Жозеф, умоляю вас… это вы убили маленькую Клару в лесу… вы украли серебро у хозяйки…
Застигнутый врасплох и пораженный этим вопросом, Жозеф посмотрел на меня… Потом вдруг, не отвечая мне на вопрос, он привлек меня к себе и, крепко поцеловав, сказал:
— Не говори об этом, потому что ты пойдешь со мной туда… в маленькое кафе… и потому что души наши одинаковы…
Я вспомнила, что в маленьком салоне у графини Фарден стояло нечто вроде индийского идола, необыкновенной и вместе с тем ужасной красоты, с лицом убийцы… В эту минуту Жозеф походил на этого идола…
Проходили дни и месяцы… следователь, конечно, не мог ничего открыть и направил дело к прекращению. По его мнению, преступление было совершено опытными парижскими мошенниками.
Подите, отыщите что-нибудь в этом хаосе!… Этот безутешный результат возмущал хозяйку. Она поносила власти, которые не могли ей вернуть ее серебра. Но она не отказывалась еще от надежды отыскать «судок Людовика XVI», как говорил Жозеф. Каждый день у нее появлялись новые, нелепые комбинации, о которых она писала властям. Последние же, утомленные этими бесплодными поисками и бессмысленными комбинациями, даже не отвечали больше на ее письма… Я наконец успокоилась насчет Жозефа, потому что все время я боялась, чтобы это не кончилось катастрофой для него.
Жозеф опять стал молчаливым и преданным слугой, редкой жемчужиной. Я не могу удержаться от смеха при воспоминании об одном разговоре, который я подслушала в самый день воровства у двери в гостиной. Разговор этот происходил между хозяйкой и прокурором, худым маленьким господином с тонкими губами, с желчным лицом и профилем острым, как клинок сабли.
Вы не подозреваете никого между своими людьми? — спросил прокурор, — Вашего кучера, например?
Жозефа? — воскликнула хозяйка возмущенным голосом, — этого человека, который нам так предан… который служит у нас больше пятнадцати лет! Это — сама честность, господин прокурор, это жемчужина! Он в огонь пошел бы за нас…
Озабоченная, с нахмуренными бровями, хозяйка размышляла.
— Разве только эта девушка, горничная. Я ее не знаю, этой девушки. Может быть, у нее есть какие-нибудь дурные знакомства в Париже… она часто пишет в Париж… Несколько раз я ее ловила, когда она пила наше вино и ела наши сливы… Когда пьют хозяйское вино, тогда способны на все…
И она пробормотала:
— Никогда не следует брать прислугу из Парижа… Она в самом деле какая-то странная, это горничная…
Нет, но как вам нравится эта дура! Вот таковы всегда недоверчивые и подозрительные люди… Они подозревают всех, кроме, конечно, тех, которые их обкрадывают. Потому что я все более и более убеждалась, что Жозеф был душою этого дела. Я уже давно за ним следила, не из враждебного чувства, вы же это понимаете, но из любопытства — я убеждалась, что этот верный и преданный слуга, этот единственный перл тащил все что мог в дом. Он крал овес, уголья, яйца и разные другие мелкие вещи, которые можно было перепродать так, чтобы нельзя было узнать их происхождения. И его друг, церковный сторож, не приходил каждый вечер к Нему в комнату так себе, из-за пустяков, только затем, чтобы побеседовать с ним о благодеяниях антисемитст-ва… Как опытный, терпеливый, осторожный и аккуратный человек, Жозеф прекрасно знал, что такие маленькие ежедневные кражи к концу года составляют крупную сумму, и я убеждена, что таким образом он утроивал, учетверял свое жалованье — чем никогда нельзя пренебрегать. Я понимаю, что есть разница между такими мелкими кражами и таким смелым грабежом, какой был произведен в ночь на 24 декабря… Это только доказывает, что он был не прочь поработать и в крупном масштабе… Откуда я знаю, не принадлежал ли тогда Жозеф к какой-нибудь воровской шайке? Как я хотела и как еще и теперь хочу знать все это!
С того вечера, когда его поцелуй был для меня как бы признанием в совершенном им преступлении, когда он вдруг выказал мне доверие, Жозеф опять стал все отрицать. Напрасно я вертела его туда, сюда, ставила ему западни, окружала его ласками и нежностью — он больше не выдавал себя… И он также поддерживал безумную надежду барыни найти свое серебро. Он составлял планы поимки воров, припоминал и восстанавливал все подробности воровства; и он бил собак, которые не лаяли, грозил кулаками ненавистным, воображаемым ворам, как будто бы он видел их убегающими там вдали, на горизонте… Я уже не знала больше, что думать насчет этого непроницаемого человека… Один день я верила в его преступность, другой день я верила в его невиновность. И это меня ужасно раздражало.
Как и в прежние времена, я зашла раз вечером в комнату Жозефа:
Итак, Жозеф!..
Ах! это вы, Селестина!
Почему вы со мной больше не разговариваете? Вы как будто избегаете меня…
Вас избегаю?.. Я?.. О, милосердный Боже!..
Да… с того знаменательного дня…
Не говорите больше об этом, Селестина. У вас слишком дурные мысли…
И он грустно покачал головой.
Ну, Жозеф… Вы хорошо знаете, что это была шутка. И разве я любила бы вас, если бы вы совершили такое преступление!… Мой милый Жозеф…
Да… да… вы умеете подделываться, выведать… это не хорошо…
И когда мы уезжаем? Я не могу больше жить здесь.
— Не сейчас… нужно еще подождать…
Немножко задетая, я сказала тоном легкой досады:
Это нелюбезно с вашей стороны! Вы совсем не желаете, чтобы я поскорее стала вашей…
Я? — пылко воскликнул Жозеф, — что вы говорите, побойтесь Бога… Но я сгораю… я сгораю от этого желания!..
Ну, в таком случае, уедем…
Но он настаивал на своем, не пускаясь в дальнейшие объяснения.
— Нет… нет… это еще невозможно…
Тогда я, конечно, подумала:
— В конце концов он прав. Если он украл серебро, то он не может теперь ни уйти, ни устроиться… это возбудило бы подозрения. Нужно, чтобы прошло некоторое время, и чтобы это таинственное дело было забыто…
В другой раз я ему предложила следующее:
— Послушайте, мой милый Жозеф, необходимо найти возможность уехать отсюда. Для этого нужно только поссориться с барыней и заставить ее прогнать нас обоих…
