— Позволите?
Фон Кёллер кивнул, ни о чем не спрашивая, я же склонилась над столом, записав на листе бумаги название улицы и номер дома, затем аккуратно свернула ленту и приложила её к листу.
— Отправьте посыльного по этому адресу и передайте человеку, живущему там, имя: Арн Герарт Хельгорн.
— Это решит нашу проблему?
— Да, — внутри всё сжалось. — Да будут боги милостивы к нему и к нам.
Он тяжело вздохнул, немного помедлил, пододвинув записку к себе, потом дернул за шнурок, вызывая слугу.
— Будет сделано.
***
Второй раз я проснулась уже в одиночестве. Тело немного ныло от приятной тяжести, в камине уютно потрескивали свежие поленья. Постель осталась в полном беспорядке, мои вещи валялись по полу, как попало, однако Макса нигде не было. Не было ни его одежды, ни пояса с кинжалом, ни плаща и перчаток. Линаар ушел до прихода слуг, если кто и знал, что произошло этой ночью, то сплетничать им будет особо не о чем.
Я едва успела помыться и обсушиться, когда в комнату постучалась Ками.
— С добрым утром.
Она решительно выгнала прочь служанок, помогавших мне привести себя в порядок и, как когда-то, когда мы обе еще были девчонками, принялась затягивать на мне шнуровку корсета. Платье из тяжелого черного бархата, украшенное вышитым мелкими жемчужинами белым кружевом, она осмотрела придирчиво, но одобрительно. А когда с пуговицами, тесьмой и булавками было покончено, усадила меня перед зеркалом и принялась расчесывать волосы.
— Спасибо, что не оставила сегодня одну, — я поймала её руку, поцеловала ладонь и прижалась к ней щекой.
— А разве ты будешь одна? — по её губам скользнула лукавая улыбка. — Не похоже.
Я подавила смешок и качнула головой:
— Я замужняя женщина, в том, что произошло, нет ничего постыдного.
— А разве что-то произошло? — приподняла бровь Ками, и, клянусь, если бы я не знала подругу достаточно хорошо, то поверила бы в её искреннее недоумение. — Если слуги о чем-то и болтают, то это их дело. Я всего лишь напоминаю, что рядом с тобой будет десяток союзников, и еще сотня будет дышать в спину в ожидании вердикта совета.
Улыбка сползла с моего лица сама собой.
— Да уж. Я и главный гость на пиру и одновременно главное блюдо.
Ками закончила с расчесыванием и приподняла локоны, укладывая их в замысловатое подобие морской раковины. Методично закрепила получившуюся прическу десятком шпилек с крохотными алмазами, потом склонилась, обняв за плечи и всматриваясь в мои глаза через зеркало.
— Ты выглядишь напуганной, — резюмировала она. — То есть собранной, сдержанной, но я-то вижу, что внутри бушует буря. — Она села рядом и взяла мои руки в свои. — Ты уверена, что это того стоит?
— Что именно?
— Всё. Ты добилась очень многого, но и заплатила огромную цену. Не мне напоминать, как высоки ставки. Сейчас у тебя есть титул, деньги, и, кажется, подобие перемирия с самой собой и мужем-полудемоном. Это ли не прекрасный момент для того, чтобы остановиться и подумать, стоит ли заходить дальше? Если ты только позволишь, я сделаю все, чтобы помочь вам с Агнес найти компромисс.
— Лучше пожелай мне удачи и… не иди за мной в зал советов. Вы с Людвигом ни при чем, вас эта схватка не должны задеть.
— Но она уже задела. — Ками встала, упрямо тряхнув головой. — Во всем Лидоре не найти человека, не потерявшего что-то важное за прошедший год. Надеюсь, ты это остановишь, потому что иначе зачем это все?
— Я… — у меня внезапно перехватило дыхание, — я постараюсь. Клянусь.
— Пожелать тебе удачи?
— Да.
— Тогда да прибудет с тобой благословение богов, Вики.
***
В зал совета мы с Агнес прибыли одновременно. Она — в сопровождении лорда Жаньи, я — плечо к плечу с Максом.
— Ваше величество, — я склонилась в реверансе, мысленно проклиная этикет и церемонии.
— Леди Сюзанна, — она едва удостоила меня взглядом и прошла мимо, как проходят мимо грязной лужи.
В зале яблоку негде было упасть. Места на длинных скамьях, спускающихся к центру амфитеатром, были заняты представителями знати, гильдий и послами, верхние открытые галереи отдали горожанам: мастеровым, главам цехов и выборным представителям всех мастей от угольщиков до прачек. И все они поднялись и замолчали, стоило нам показаться на широких ступенях.
В полном молчании мы двинулись вниз. Ками и прочие члены наших свит остались на общих скамьях, отдельные кресла были поставлены только для меня, Агнес и самих членов совета. Я внимательно всмотрелась в лица, мысленно называя имена тех, кто также входил в трибунал, осудивший сперва моего отца, а затем и Фердинанда. Оглянулась, чтобы убедиться, что Макс по праву мужа остался рядом с моим креслом и не позволил охране оттеснить себя в задние ряды.
О случившемся ночью линаар не обмолвился ни словом, оставаясь под сотнями взоров точно таким же, как и прежде: суровым, безэмоциональным, холодным. Я незаметно приложила пальцы к запястью, чувствуя жар на коже. Штрогге мог обманывать кого угодно, даже самого себя, но я знала, что маска спокойствия дается ему непросто.
— Миледи, милорды…
Я заставила себя выбросить из головы все посторонние мысли и просто смотреть вперед. Голос распорядителя, знакомый мне с момента оглашения моего собственного приговора, резал по нервам кривым ржавым ножом, поэтому официальную часть сказанного я едва ли разобрала. Обвинения, опровержения, судебные заключения, рассуждения жрецов, выписки из родовых книг и письменно заверенные показания свидетелей — всё это задевало моё сознание, но оставалось где-то далеко. Мы с Максом, Агнес с Жаньи и большая часть аристократов знали аргументы обеих сторон наизусть, однако протокол следовало соблюсти до конца. Оглашение фактов и обоснование претензий на корону — лишь первая часть испытаний. Вторая и гораздо более значимая — голосование. В этот раз оно не могло быть тайным, как в случае с вынесением приговора преступнику. Совет выбирал будущее страны, жители Лидора имели право знать, кто сказал от их имени «да» бастарду покойного короля или его племяннице.
Когда в зал внесли две неглубокие чаши на кованых треногах, я поняла, что дрожу. Посередине на маленькой подставке разместили шкатулку с отполированными до блеска мраморными шариками. По белой поверхности каждого вилась тонкая светящаяся вязь: клятва покорности перед лицом Солнечного и всех прочих богов. Победитель получит всё: формальную верность аристократии, магическое скрепление договора, древнюю силу. Спина ныла от напряжения, в живот словно раскаленную иглу вонзили. Магия закипела в моих венах, хлынув по телу болезненным огнем. Мне пришлось стиснуть зубы и впиться пальцами в подлокотники обитого алым бархатом кресла, чтобы не застонать. Макс за спиной судорожно втянул воздух и едва слышно выругался, похоже, его печать тоже отреагировала не самым благоприятным образом. Обернувшись в сторону королевы, я заметила, что и она тоже застыла неподвижно, хотя как уроженка Ванлиата вряд ли чувствует эту силу. А вот лорд Жаньи побелел, как полотно.
— Милорды, миледи, народ Лидора, — распорядитель взял в руки первый шар и повернулся к залу, произнося ритуальную фразу любого большого совета: — Сказанное да будет услышано. Говорите, если должны. Однако помните, что ложь будет стоить вам жизни.
В зале воцарилась мертвая тишина. Кровь тяжело ударила в голову, отсчитывая секунды громовыми ударами в виски. Один, два, три, четыре…
— Я буду говорить.
По залу прокатился ошеломленный ропот, стража расступилась, пропуская смельчака вперед. Карл Мейдлиг, напряженный, как тетива арбалета, поравнялся со мной. Оглянулся, посмотрев мне прямо в глаза.
— Извини, но я не могу иначе.
А потом шагнул вперед, коротко поклонился членам совета и зрителям, опустился на одно колено перед поднесенным жрецом ликом Солнечного и произнес с пугающей четкостью:
— Я, барон Карл Мейдлиг, перед лицом богов и людей обвиняю леди Сюзанну Викторию Штрогге, урожденную герцогиню Гвействер, в заговоре против короны, убийстве своего отца и попытке совершения государственного переворота.
