— Вы так это сказали, словно сомневаетесь в её исключительности, — не удержалась я.
— Ни в коем разе, — заверил он и пропустил меня вперед. Сам вышел следом.
Мастерская изобретателя находилась на территории комбината. Контору мы покинули через служебный вход и очутились на дорожке, ведущей к цехам, вдалеке маячило жерло печи. Всей делегацией мы свернули направо, к низкому приземистому зданию, с пыльными, давно немытыми окнами, забранными решетками. В святая святых Елисеева, довольно просторном помещении, посередине стоял внушительный стол, заваленный на первый взгляд хламом, вдоль одной стены тянулся верстак с инструментом, другая подперта стеллажами. Оставшиеся относительно свободные украшены чем попало: старая доска почета, пожарный щит, план эвакуационного выхода и огромная карта мира. Она-то и привлекла моё внимание, точнее не она сама, а куча маленьких разноцветных флажков из бумаги, насаженных на иглы, а те, в свою очередь, утыканы вразброс по карте.
— Что это? — спросила я Елисеева. Он подошел, встал у меня за спиной и отозвался:
— География поставок комбината.
— Такая обширная?
— Не совсем, это за долгие годы его существования. Тут указан экспорт и с советских времен.
— А цвет флажков означает определенную группу сбыта? — догадалась я. Семен Борисович тут же подтвердил. Уверена, Ярослав наблюдает за нами, чувствую затылком его обжигающий взгляд, и специально для него задаю следующий вопрос: — И давно вы здесь служите, господин Елисеев?
— Давно. Всю свою сознательную жизнь.
— Хорошо, — покивала я, не досаждаю больше.
Ярослав не спускал с меня глаз, как говорится, пока Семен Борисович делился своими достижениями. Казалось, как и я, не слушал распинающегося работника и старался тот напрасно. Он склонялся над схемой, сотрясал в воздухе какими-то деталями, в уменьшенном варианте, наглядно объясняя.
— И вы считаете, что этот, рассекатель, как вы выразились, позволит сэкономить нам расход топлива? — поинтересовался Ярослав.
А я поняла, что не права: в отличии от меня, он успевает всё. И за мной присматривать и слушать.
— Совершенно верно. Это своего рода фильтр, на современном оборудовании они уже установлены, на нашем нет. И он нам поможет не только топливо сократить, но и выработку увеличить, — многозначительно поднял палец вверх Елисеев.
Я больше внимания уделяла карте. Если честно, боялась, что увлеченный Борисыч, в какой-то момент забудется и назовет меня как папа, Глашей. Дурацки звучит, но переживала я отнюдь не поэтому. А когда они, наконец, закончили и собрались на обед, выдохнула с облегчением. О присутствии на ланче Елисеева вопрос не стоял. Прощание вышло недолгим, скомканным. Семен Борисович вернулся к своим чертежам, а когда мы достигли двери, кинулся вдруг нас проводить. Я шла последней, он так суетился, чуть с ног не сбил. Извинился, по-идиотски махал нам на прощание.
— Чудаковатый тип, — заметила я Герману, когда мы отдалились. Тот оживился, покивал, разозлив меня этим: ну, нельзя же так поддакивать! Но тут же реабилитировался, вставив:
— Но полезный, тут уж ничего не поделаешь.
Обедать поехали в местный ресторан. Я с Сашей, Герман Валентинович с Ярославом. Очутившись в машине, я почувствовала себя уверенней, откинулась и блаженно прикрыла глаза, позволив на секунду расслабиться. Сунула озябшие от стресса руки в карманы пиджака, в одном из них нащупала клочок бумаги. Вытащила его, развернула. Простым карандашом на кривом огрызке записан телефон, рядом инициалы «С.Б.»
Вероятно, торопился, что не рискнул написать полностью. Странные выпады Елисеева у порога, теперь становились понятными.
Глава 7 Аглая
Во время обеда думала лишь об одном: звонить или не стоит? Лучше набрать, пришла я к выводу, закончила раньше компаньонов и отлучилась в дамскую комнату. Кто его знает, что придет Елисееву в голову, когда мы уедем, не позвони я. Заглянула в обе кабинки, убедившись, в отсутствии других посетительниц и набрала.
— Семен Борисович, это Аглая, — представилась я, как только он отозвался. Воцарилась недолгая пауза, мы словно не знали, о чем говорить друг с другом. Мой собеседник тяжко вздохнул и протяжно вывел «вот ведь…», а я шепнула: — Спасибо вам.
— Полно тебе меня благодарить, не за что пока, — по-стариковски проворчал он.
— Что не выдали меня, сообразили. Вы, пожалуйста, никому обо мне не рассказывайте, хорошо? Об этой встрече и вообще. Могу я на вас рассчитывать?
— Конечно, милая, конечно, будь спокойна. Ты прости меня, старого дурня, — зачем-то повинился он. Неожиданность и идиотское чувство вины, которым он себя несправедливо наделил, сыграли мне на руку. Именно поэтому он растерялся и не выдал меня с потрохами сходу же. Только терзания эти беспочвенны, и я поспешила его в этом уверить:
— Перестаньте, вы ни в чем не виноваты.
Неловкие паузы множились, а минуты шли. Пора возвращаться, подумала я, соображая, как повежливее закончить разговор, как на том конце трубки всхлипнули:
— Иногда я чувствую себя предателем.
— Даже думать такое не смейте! — отрезала я и принялась убежать его.
Разговор растянулся ещё минут на пять, с прощанием затягивать не стоило, шепнула «мне пора», напомнила о необходимости не болтать обо мне и отключилась.
Когда я вернулась в зал, Ярослав деловым тоном сообщил, что отправил Сашу обратно.
— Это ещё почему? — не слишком вежливо задала я вопрос.
— Веру нужно отвезти в больницу.
— Он доедет не раньше, чем через два, а то и три часа до неё. В какую её больницу нужно везти на ночь глядя?
— Что за недоверие, Аглая Константиновна? — попенял он. — Алексей Васильевич назначил ей вечернее время, можете позвонить и справиться. И не беспокойтесь вы так, в конце концов, я прекрасно довезу вас.
Очаровательная перспектива. Ещё бы понять, что ты задумал.
— Мои вещи, я так полагаю, уехали вместе с Сашей?
— Не верно полагаете. Сумку я любезно перегрузил, можете не благодарить.
Выезжали мы около четырех, без экскурсии по комбинату не обошлось. Ярослав запустил двигатель, глянул на часы и заметил – к ужину вернемся. «Отлично», — отозвалась я и покосилась на сумку, лежащую рядом, на заднем сидении. Но переобуваться при нем не решилась. Можно, конечно, забить, он впереди, я у него за спиной, не факт, что обратит внимание на мою возню. Однако, не стала. Вернулась к аудиокниге и прикрыла глаза.
Примерно через полчаса пути машина остановилась, я тут же вынырнула из дремы. Мы находились в одном из поселков, коих по пути множество. Лапин остановился у местного продуктового. Выскочил из машины, и в приоткрытую дверь спросил:
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо.
Вернулся с двумя бутылками воды. Одну бросил на переднее кресло, из второй отпил и сунул в держатель. Покатили дальше. Я расслабилась и уверила себя – все отлично, мы просто спокойно доедем. Поездка с Ярославом ничем не отличается от поездки с водителем. Разница лишь в том, что он вправе остановиться где хочет, без моего на то разрешения, а подобные вещи и во внимание брать глупо.
Туфли я всё же решила сменить. Чего мучатся? Шпильки оставила стоять на полу, натянула эспадрильи и с ощущением счастья — женщины поймут — уставилась в окно. Ярослав сворачивал на проселочную дорогу.
— Зачем ты свернул? — забеспокоилась я, вытащив из ушей наушники. На что он повернул голову и сообщил:
— Так короче. Пятьдесят кэмэ сократим.
— Ты уверен, что там существует дорога?
— Даже если и нет, мы проедем везде. Но не беспокойся, она существует.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — шепнула я и выключила книгу.
Ярослав не ответил, продолжая сознательно углубляться в самую чащу. Поначалу дорога была сносной, по которой проедет даже обычная легковушка. Асфальтовое покрытие довольно узкое, разъехаться со встречкой проблематично, но в удовлетворительном состоянии. Вскоре мы миновали садовое товарищество, за ним «Приют рыбака», свернули и на этом асфальт закончился. Укатанную, подобно средневековому тракту, колею, с холмиком травы посередине, назвать дорогой язык не поворачивался.
