Я безнадежна, потому что не могу контролировать усмешку, что растягивает мои губы.
― Я думаю, что тебе это очень даже подходит.
Он подмигивает мне, а затем Вульф ступает вперед, вытянув руку, его выражение лица сдержанное и лишено всяких эмоций.
― Вульф.
Я жму его руку, хотя это больше похоже на то, что я трясу одеревенелый, холодный труп. Не очень много помню с прошлой ночи, но я запомнила, каким неприветливым был Вульф.
Проводя кончиками пальцев по волосам, я убираю их от своего лица и затем смотрю назад на маму.
― Ну…
― Ох! Я рассказала мальчикам, какая ты девочка-сорванец, что всю жизнь катаешься на скейте и все то…
― Мам…
― Нет, нет, поэтому они сказали, что вниз по дороге есть площадка. Вы все должны испробовать ее. Эми, дорогая, ты взяла с собой свой скейт?
На самом деле, ей не нужно было спрашивать меня об этом, потому что она чертовски хорошо знает, что я всюду с собой беру свою доску.
― Да, мам, она в моей машине, но мне нужно вернуться домой сегодня. У меня есть действительно важный доклад, который мне нужно выучить для…
― Что ты изучаешь? ― спрашивает Вульф, садясь на один из шезлонгов.
Я чувствую себя неловко, стоя и выкручивая пальцы, и я знаю, что Мэддокс тщательно изучает меня, поэтому сажусь. Несмотря на то, что прошлая ночь заставляет меня сжимать бедра, мои кости кричат, а моя душа ноет от беспорядка, это также заставляет меня болезненно осознать, как смертоносен Мэддокс Стоун.
Я снова надеваю свои очки, чтобы прикрыть глаза.
― Ах, вообще-то бакалавр изобразительного искусства.
― Актриса? ― спрашивает он, с интересом изгибая бровь.
Я не уверена, искренен ли этот интерес, но я принимаю это.
― Хм-м, не по своему выбору, если честно. Я вообще хотела больше быть за кулисами, потому что специализируюсь на драматической литературе и написании сценариев, но, думаю, нам всем нужно с чего-то начинать, так что да, я актриса.
Мама вытирает свой рот подушечкой большого пальца, прежде чем выпаливает:
― Аметист еще в детстве стала устраивать небольшие актерские концерты. Когда она была еще маленькой девочкой, мы знали, что ее работа будет связана с чем-то подобным. Мы пытались ребенком отдать ее в модели, но она закатила такую истерику, что можно было услышать в Китае.
― Мам… ― я собираюсь остановить ее, чтобы она не выдала слишком много информации, но мама продолжает, только меняя тему и возвращаясь к разговору, что вела прежде.
― Ты останешься хотя бы на одну ночь, сможешь вернуться и завтра.
Я подумываю, чтобы начать перечить ей, затем думаю об этом еще раз, и наблюдаю, как солнце садится, зажигая оранжевые оттенки над ее загорелой кожей. Морщинки у ее губ выглядят чуть глубже, с тех пор как я видела ее в последний раз. Несмотря на мою критику ранее, я ценю небрежность в ее языке тела. Она счастлива, расслаблена. Не скажу, что моя мама раньше была несчастлива, она просто была… мамой. Но я замечаю это, и меньшее, что я могу сделать, это провести одну ночь с ней, ну знаете, так как пройдет слишком много времени, пока я вернусь сюда снова. Если когда-нибудь вернусь. Вообще-то, я уже начала придумывать все оправдания, которыми буду уклоняться ото всех семейных праздников, которые, я уверена, она запланировала.
Вздыхая, я сжимаю мамину лодыжку.
― Хорошо, мам, ладно, я останусь. Одна ночь, но ты будешь должна мне чертов пончик.
Она хихикает, откидывая голову назад и ее шея напрягается от этого движения.
― Хорошо, милая, я позвоню Эллиоту и попрошу его что-нибудь купить, когда он будет возвращаться со своей встречи.
Парни молчаливы, поэтому я оглядываюсь на них. Тэлон и Мэддокс оба наблюдают за нами с мамой, но Вульф куда-то исчез. Я не удивлена, по тому, сколько я его видела (всего пара часов, но это уже первое впечатление), он показался мне самым эмоционально отстраненным братом. Он кажется сдержанным, отрешенным и холодным. Либо это, либо он явно мутный. В любом случае, одна часть меня чувствует связь с его личностью: я была изгоем, никуда никогда не вписывалась. Все еще пытаюсь понять, почему Лейла терпит меня, потому что мы, кажется, из разных миров. Я нравлюсь себе такой, и никогда не изменюсь. Я никогда не была заинтересована в том, чтобы куда-то вливаться. Мне нравится разнообразие и все, что является контрастом аутентичности. Ты не можешь посадить личность в коробку и сказать: «Вот какая она». Мы люди, мы должны проживать грубые эмоции и сильно отличаться друг от друга. Больше людей должны признавать свои различия. Ты не хочешь оглядываться на фотографии, где тебе восемь лет и думать: «Черт, ни одно из тех мнений не имело значения. Я просто должен был быть собой».
― Я иду за еще одним коктейлем! ― мама встает, но я хватаю своей рукой ее.
Качаю головой.
― Нет, все в порядке. Я едва прикоснулась к этому.
Мама расплывается в мягкой улыбке.
― Эми, сейчас ты в колледже, ты должна привыкнуть к тому, что будешь употреблять алкоголь. Я хочу, чтобы ты веселилась.
Сглатываю, пока изо всех сил пытаюсь не смотреть в сторону Аквамена и Мэддокса.
― Спасибо за речь, мама, но я в порядке.
― Ладно, как знаешь, ― она продолжает идти к дому, что-то бормоча.
Мэддокс садится напротив, а Аквамен плюхается на место рядом.
― Как твоя голова? ― спрашивает Мэддокс, его глаза самодовольно блестят.
Я зубами сжимаю губы и борюсь с глупым девчачьим румянцем, который хочет распространиться по моему лицу.
― Сегодня утром было действительно плохо. Сейчас я уже чувствую себя лучше.
Улыбка Мэддокса только углубляется, и я чувствую толчок в руку.
― Знаешь, мы не такие уж плохие, ― игриво говорит Аквамен.
Я тяжело и медленно выдыхаю.
― Правда?
Аквамен бросает подлую ухмылку Мэддоксу, а затем приходит в себя, когда возвращается взглядом ко мне.
― Конечно же нет…
Сарказм.
О чем это говорит? Это низшая форма остроумия или типа того.
Аквамен встает и вытягивает свои массивные руки над головой.
― Я собираюсь пойти позаниматься в Скаре прежде, чем папа вернется домой. Хочешь со мной?
Мэддокс не отвечает, и, когда я наконец позволяю себе посмотреть на него, вижу, что его взгляд устремлен на меня. Сверля во мне дыры воображаемыми лазерами. Мы не отрываем друг от друга взгляда, и, прежде чем я заставляю себя разорвать контакт, он отвечает:
― Нет, все хорошо. Завтра я сделаю двойной заход.
Парень не сводит своих глаз с моих, поглощая меня.
― Бро, у тебя бой в эти выходные. Тебе нужно тренироваться. ― Аквамен прослеживает за взглядом брата, когда понимает, что Мэддокс не собирается на него смотреть.
Мэддокс изгибает губы в улыбке и затем, наконец-то, встает. Он пристально смотрит на брата.
― Я непобедим, вполне уверен, что справлюсь.
Аквамен качает головой, но продолжает идти, скрываясь за домиком у бассейна. Мэддокс занимает место Тэлона, рядом со мной и лезет в карман. Он протягивает мне мой айфон. Я облегченно выдыхаю. В этом телефоне столько фотографий и воспоминаний.
Забираю его, игнорируя вспыхнувший разряд электричества, когда мы соприкасаемся. И когда моя жизнь стала таким клише?
― Спасибо. Я не была уверена, увижу ли когда-нибудь еще хоть одну из этих фотографий.
Он расстегивает свою толстовку и бросает ее на край шезлонга. Я действительно сильно стараюсь не смотреть на его мускулистые руки и то, как они напрягаются, когда он хватает стул ― так же, как они напрягались, когда они были по обе стороны от моей головы. Один толчок, два ― черт. Все так быстро случилось.
― Я знал, кстати, тебе нужно поставить пароль на эту хрень, ― смеется он, поднимая бутылку воды и делая глоток. Я наблюдаю за тем, как мышцы его горла сжимаются, когда он глотает, а затем быстро перевожу свой взгляд прочь, когда понимаю, что словно извращенка наблюдаю за его горлом.
― Подожди, ― говорю я, когда мне удается успокоить свои странные мысли. Про горло. ― Ты знал? Что увидишь меня снова?
