сам. В этом уже не было никакой математики и ничего до конца определённого.
Пытаясь убедиться в реальности происходящего, я, сжимая его в своих руках, цеплялся слегка трясущимися пальцами за искусно выточенный рельеф стройной фигуры, который не могла скрыть даже казавшейся шершавой и жёсткой после соприкосновения с живой кожей ткань рубашки. Я старался запечатлеть в памяти изгибы его острых плеч, лопаток, поясницы и бёдер, и всё сильнее вжимался в мужчину своим болезненно набухшим узлом желания.
Фрай охотно отвечал на поцелуй, позволяя терзать свои губы и давая мне вдоволь напиться. Его руки соскользнули с моего торса и крепкой хваткой сжали ягодицы, на которых, если бы не плотная материя брюк, утром непременно отпечатались бы посиневшие метки.
Мучимый навязчивой мыслью о том, что я в самом деле хочу, чтобы этот мужчина оставил на моём теле свои следы, я на мгновение вовсе забыл, как дышать, и разорвал поцелуй, чтобы справиться с жжением в лёгких и поумерить биение разогнавшегося сердца.
Отстранившись ровно настолько, чтобы рвано вдохнуть закончившийся кислород, я посмотрел на прекрасное и далеко не лишённое мужественности утончённое лицо мужчины. На виске можно было заметить одиноко бегущую капельку пота, свидетельствующую о том, что он обладал не дюжей выдержкой. Об этом же говорили бывшие бледными до поцелуя щёки, что теперь расцвели двумя коралловыми цветками.
Потеряв мои губы, Фрай приоткрыл глаза и бросил расфокусированный взгляд на пульсирующую на моей обнажённой шее вену. На его тёмных ресницах поблёскивала влага, как и в уголках глаз, где от ушедшей улыбки разгладились замеченные мною ранее морщинки. Улыбку заменил приоткрытый покрасневший рот, и я, подчиняясь иррациональному похотливому инстинкту, с нажимом мазнул большим пальцем по лепестку его нижней губы. С невероятной точностью прочитывав по этому жесту моё устремление, мужчина поймал моё запястье и, не давая мне отдёрнуть руку, прикусил указательный и средний пальцы.
Наполовину скрывшиеся за рядом белых зубов фаланги упёрлись в горячий язык. От представшей перед глазами картины его губ вокруг моих костяшек и ощущения приятной влажности и жара внутри кожу головы начало нещадно покалывать тысячами тонких иголок. Изнемогая от расплывающейся по позвоночнику любовной неги, я высводил руку и нетерпеливо потеснил мужчину в сторону спальни, на ходу скидывая сковывавшую меня, как казалось, целую бесполезную вечность рубашку.
Переступив порог комнаты, я толкнул Фрая на край своей двуспальной кровати, в которой довольно редко спал кто-то, помимо меня самого. Я упёрся коленями в матрас по бокам от бёдер полусидящего мужчины, которого от лежачего положения удерживали выставленные назад руки, и, откинув в сторону болтающийся галстук, торопливо принялся расстёгивать воротник его порядком поизмявшейся рубашки.
— Подожди, — властный голос с некоторой хрипотцой пронзил шум дождя и шорох расходящейся ткани.
Мои руки замерли над очередной пуговицей, и я с отчаянием утопающего посмотрел в серые омуты его глаз, отдававшие еле заметным блеском в полоске света, проникавшей в тёмную комнату из коридора. Фрай улыбнулся и, вновь прикоснувшись губами к моим пальцам, произнёс:
— Включи свет, я хочу тебя видеть.
Если прежде в моей голове и были некоторые сомнения относительно того, насколько правильным было осквернять своей разбушевавшейся страстью этого неземного человека, которого скорее хотелось отлить в серебре и спрятать от посторонних глаз и грубых прикосновений чужих рук как самый ценный предмет искусства, то в этот момент я окончательно понял, что он был падшим ангелом, а вовсе не божеством. От этого осознания моё желание разгорелось с прежней силой. Я тоже хотел видеть его и, неохотно отрываясь от желанного тела, включил настольную лампу.
Я хотел опуститься на колени мужчины, чтобы, раздевая его, чувствовать под собой его выпирающий член, однако он уже успел сесть ровно и остановил наклонившегося меня, уперевшись ладонью в мой торс где-то в районе солнечного сплетения. Не позволяя мне опомниться, он рывком подтянул меня за ремень брюк и принялся расправляться с пряжкой и приносящей мне крайний дискомфорт натирающей ширинкой. Предвкушая освобождение от натянутой ткани, на которой уже выступали пятна смазки, я сам подался навстречу его ладоням.
Видя, что опущенное лицо мужчины находится в непосредственной близости от моей промежности, я готов был застонать от нетерпения и, подавляя рвущийся из горла звук, с нетерпением покусывал собственные губы. Ноги подкашивались от одной мысли о том, что он собирался сделать своим ртом, из которого за весь вечер даже не вырвалось ни единого грязного или похабного высказывания. Несмотря на подступающее головокружение, я старался прочно держаться на ногах, пока Фрай, расстегнув брюки и чуть стянув боксеры, наконец не сжал пальцами мою возбуждённую плоть.
Он посмотрел мне в глаза снизу вверх и, прикрыв веки, обхватил головку губами. Я ахнул от нового ощущения упиравшегося в чужое нёбо члена. Ища какую-то опору, я ухватился за затылок Фрая и вцепился в его растрёпанные волосы, спадающие на лоб и виски шёлковыми прядями. Мне было тяжело удержаться от того, чтобы не толкнуть его голову на себя и как можно скорее не засадить в узкое горло во всю длину. Однако трепещущие густые ресницы мужчины дали моему не до конца ещё затуманившемуся сознанию понять, что я не могу до такой степени опустить столь грубым жестом этого прекрасного человека, подобных которому никогда не встречал прежде.
Вопреки моим раздумьям Фрай получал удовольствие от того, что делает, и, не заглатывая слишком глубоко, с характерным звуком посасывал мою головку. Моему ослабевшему телу этого было достаточно для того, чтобы вновь лишиться способности дышать. Я всё крепче зарывался пальцами в его волосы, тоже закрыв глаза и тая от умопомрачительной невероятности момента, в котором уже почти забыл даже собственное имя. Чувственные, но крайне уверенные движения языка по уздечке, а затем и вдоль линии ствола превратили меня в чистое чувство упоения, которым я делился со своим любовником, постанывая от удовольствия.
Когда я уже подходил к тому, чтобы излиться прямо в его рот, Фрай, не желая дать мне кончить, отстранился. Он облизнул оставшийся на губах предэякулят и поднял голову, бросив на меня неожиданно острый взгляд. Каким бы сдержанным Фрай ни был изначально, он всё же был мужчиной, которому не был не знаком властный зов плотского желания. Еле борясь с собственным возбуждением, он поднялся на ноги и толкнул меня на кровать. Наконец избавившись от своей одежды, он навис надо мной в позе готового к прыжку дикого зверя. Его обнажённая грудь сбивчиво вздымалась, мышцы бёдер были напряжены, а колом стоящий орган, который оказался намного больше, чем я предполагал, требовал скорейшей