Ознакомительная версия.
– Мы переведем ее в Париж, – сказал Андре и накрыл ладонью мои холодные пальцы. – Только помни, что тебе нужно беречь силы.
– Силы? Они давно иссякли. Люди мечтают о поездке во Францию, а для меня она – какой-то фильм ужасов, – ответила я, качая головой. Андре ничего не сказал, только отвернулся к окну и сделал вид, что сосредоточился на красивом пейзаже.
Мы подъехали к зданию, когда солнце опускалось за его белоснежные стены. Багряные блики освещали конусообразные колонны, расширяющиеся кверху. На этих толстенных ножках располагалось лаконичное прямоугольное здание в современном стиле, с ровными рядами квадратных окон. Когда водитель такси высаживал нас, мимо проплыли, беззвучно сияя синими огнями проблесковых маячков, две скорые. Они поднырнули под здание и скрылись за колоннадой.
– Нам туда, – Андре кивнул в сторону стеклянных дверей, около которых несколько человек курили в полном молчании. Все вокруг дышало спокойствием, даже казалось сонным, и медики, и дрейфующий по фойе охранник, который помог нам найти отделение интенсивной терапии. Я совершенно потерялась среди этой строгой пустоты, за стерильными стенами которой страдали люди, и была просто счастлива, что Андре взял все переговоры на себя. В конце концов, я была больна и разбита, и все мои силы уходили только на то, чтобы держаться на ногах.
Врач, которая подошла ко входу в отделение по нашему вызову, была чрезвычайно серьезной. Сухим голосом, отточенными фразами и уродливыми очками в огромной роговой оправе докторша словно пыталась компенсировать тот факт, что она молода и хороша собой. Темные волосы были собраны в такой тугой пучок, что у меня разболелась голова от одного взгляда на нее. Ее звали Жанной, фамилии я не запомнила. Кажется, даже не услышала, так как не могла отвести взгляда от коридора, в окне которого огнем горело закатное солнце – как пожар в конце тоннеля.
– Идемте, я дам вам халаты, – сказала она после того, как я показала ей паспорт. Пока мы шли по коридорам, докторша с подозрением смотрела на меня, постоянно оглядываясь. Я отводила взгляд – не хватало еще, чтобы она поняла, что у меня жар. Все, что мне нужно было от нее – узнать о состоянии мамы и оформить бумаги на перевод. Я приняла решение, но пока не хотела говорить об этом Андре. Я не собиралась переводить маму в Париж, а хотела уехать домой, в Москву. Оставаться во Франции стало для меня равносильно дурной примете – слишком много плохого здесь случилось. Я не знала, как сказать об этом Андре, переживала за то, как он воспримет это, но, с другой стороны, представить не могла, что буду делать, если он спокойно отпустит меня, помахав вслед. В конце концов, ему-то зачем столько проблем?
– Прошу вас, – Жанна отошла в сторону, чтобы пропустить нас в палату, расположенную за широкими, открывающимися в обе стороны дверями. Такие двери нужны, чтобы провозить людей на каталке без помощи дополнительных рук.
– Ее привезли к вам со съемок? – спросила я, щурясь в сумраке комнаты, освещенной лишь экраном монитора, выводящим показатели состояния пациента. Это было похоже на кадр из фильма, где один из героев впадает в кому, и рядом с ним на экране прибора бегут какие-то кривые линии. В отличие от меня Андре понимал их значение, и потому я следила за его реакцией. Он хмурился.
– Нет, насколько я знаю, – покачала головой докторша, держась обеими руками за плоскую пластиковую подложку с бумагами моей мамы. Сама она, мама, лежала на постели, но я сначала даже не узнала ее – так она изменилась. В одночасье она постарела, перестав выглядеть на собственный реальный возраст. Передо мной была худая бледная старуха, неподвижно лежащая под плотной простыней. Было ощущение, что кровать застелили даже не заметив, что на ней лежит человек, – до жути аккуратно, без единой складочки. На какое-то время я застыла, а затем подошла и сорвала край одеяла, нарушив эту возмутительную геометрию линий.
– Даша, что ты делаешь? – удивился Андре, но я только замотала головой и склонилась над постелью.
– Мама, ты слышишь меня? Мама? Мамочка? – прошептала я, глотая слезы. Она лежала, как восковая фигура – неподвижная и безмолвная.
– Ее привезли ночью. Кажется, соседка по пансиону, где размещались актеры, заметила, что в номере вашей мамы горит свет. Она-то и вызвала «Скорую». Только вот обнаружили ее поздно. По всей вероятности, мадам Синица пролежала в таком состоянии какое-то время.
– Сколько она пролежала? – уточнил Андре, поддержав меня за талию. Я на секунду закрыла глаза, чтобы побороть головокружение.
– У вас нет воды? – попросила я, посмотрев на пузыри с жидкостью в маминой капельнице.
– К сожалению, нет, – покачала головой Жанна, пропустив вопрос Андре. – Можете купить в автомате, они стоят в холле на первом этаже. У вашей мамы раньше бывали приступы?
– Нет, никогда, – ответила я, сглатывая, чтобы хоть как-то избавиться от невозможной сухости во рту. Закашлялась и получила еще один полный подозрения взгляд.
– Может, были, но она вам не говорила?
– Почему вы спрашиваете? Лучше объясните, что именно с ней случилось! – Я положила ладонь на мамину руку, та была холоднее моей, но все же теплая. – Почему она впала в кому?
– Трудно сказать, – Жанна отвернулась и уставилась в свои бумаги. – Обычно кома – это последствие резкого значительного падения уровня глюкозы в крови, но что именно послужило причиной падения мы не знаем.
– Но ведь такого никогда раньше не было!
– Это не совсем так, – мягко вмешался Андре. – У твоей мамы в процессе подготовки к операции несколько раз наблюдались резкие скачки уровня глюкозы. К счастью, до комы дело не доходило, но даже в тот день, когда… твой бывший парень… – Андре запнулся и посмотрел на меня так, словно боялся закончить фразу.
– Мама не говорила мне.
– Насколько я знаю, она никому не рассказывала о своей болезни. Однако в тот день твоя мама потеряла сознание. Врачи, конечно, сразу же оказали ей помощь. Хорошо, что и сейчас она под наблюдением…
– Но почему нельзя заранее обезопасить себя от этого? – спросила я, чувствуя полное бессилие.
– Гликемическую кому у больных с серьезным стажем предугадать очень сложно, – вмешалась Жанна. – Организм соответственно реагирует на разные типы инсулина. Реакция также зависит от обстоятельств. Может сказаться даже стресс… Плохо, что ваша мама так долго пролежала без помощи.
– Долго? Как долго? – встрепенулась я. – Полчаса? Час?
– Мы предполагаем, что не менее восьми часов, – Жанна заявила об этом, понизив голос, – серьезно и тихо. Судя по ее лицу, она пыталась донести до меня всю тяжесть положения, в котором оказалась моя мать. Я еще не успела понять, что значат эти слова, но Андре отреагировал мгновенно. Он сжал мои пальцы и сделал шаг вперед.
Ознакомительная версия.
