— И? — голос Сюзанны не выражал никаких эмоций.
— Позвольте дать совет старого и опытного человека: линаары, а тем более линаары на свободе, слишком опасны.
— Достаточно, — оборвала она. — Это мое личное дело.
— Простите, но нет. Все, что касается вас, касается и Лидора.
— Я сказала: достаточно. Совет окончен. Прошу оставить меня, я устала.
Макс сумрачно усмехнулся и направился прочь: что бы ни приготовила ему судьба, сегодня его ждал тихий уютный трактир на окраине торгового квартала, встреча с Жеони и Джейме и, если повезет, кусочек пирога, переданный Лилли Питс.
***
Спускаться в подвалы, некогда бывшие его ежедневной реальностью, было странно. Свет лампы ложился на стены неровными оранжевыми отблесками, матовая деревянная дверь камеры казалась на фоне танцующих бликов угольно-черной. Крохотное смотровое отверстие оказалось закрыто на тяжелый засов, однако Макс не сомневался, что ему нужна именно эта дверь. Стража в королевской форме, вытянувшаяся в струнку при его приближении, указывала на слишком высокую важность пленника.
— Откройте.
Влажный камень отразил равнодушный приказ негромким эхом, один из стражников потянулся к поясу с ключами, но замер в нерешительности.
— Приказ королевы, — холодно пояснил линаар.
Мужчина в форме кивнул. Звякнули ключи, тяжело и глухо стукнул механизм замка. Чтобы войти в камеру Максу пришлось наклониться. В нос сразу ударил тяжелый запах прелой соломы, гнили и немытого человеческого тела. Слабый луч света вырвал из темноты фигуру, скорчившуюся на соломянном тюфяке, брошенном прямо на пол. Штрогге поднял лампу повыше, чтобы рассмотреть пленника.
Карл сидел, поджав ноги, сцепив пальцы поверх коленей, глядя в одну точку перед собой. На запястьях и щиколотках висели кандалы, цепь от которых тянулась к вбитому в стену огромному кольцу. Пленнику не потрудились принести другой одежды, перепачканный сюртук был просто наброшен поверх грязной рубашки, на штанах появились прорехи. Грязные волосы слиплись прядями и обвисли, лицо осунулось, на щеках торчала черная щетина, кожа приобрела нездоровый белый оттенок, только на скулах алели отчетливо заметные пятна.
Лихорадка, механически отметил Макс, однако руки не дрожат, на лбу нет капель пота — хорошо, значит, не очень сильная, возиться с бесчувственным телом не придется.
— Его кормили?
— Дважды в день.
— Водой с водой? — в голосе Штрогге проскользнули нотки раздражения. — Он хотя бы может держаться на ногах самостоятельно?
— Особых указаний не было, мэтр, — сконфуженно кашлянул в кулак страж. — Как и всех прочих.
— Ясно.
Макс опустил фонарь, подошел к Карлу и коснулся его плеча:
— Вставай, идем.
Бывший возлюбленный Сюзанны медленно поднял голову. На лице застыло потерянное выражение, глаза, прежде горевшие живым интересом и эмоциями, погасли:
— Куда?
— У тебя есть особые предпочтения? — приподнял бровь Штрогге.
Пленник криво улыбнулся:
— Как будто уже нет.
— Чудно. Снимите с ног кандалы, — бросил он через плечо.
За спиной раздался еще одно смущенное покашливание. Макс обернулся:
— Ну что еще?
— Простите, мэтр. Вы же знаете протокол: у меня нет приказа выпускать арестанта, ожидающего суда.
— Я и есть приказ, — немного устало вздохнул Штрогге и потер переносицу, будто спасаясь от головной боли. — И никакого суда не будет: вина этого человека признана, засвидетельствована и документально подтверждена её величеством. Приговор оглашен и подписан, осталось только привести его в исполнение. Соответствующие документы переданы коменданту крепости.
Стражник вытянулся в струнку и кивнул, Карл же внезапно тихонько рассмеялся, откинувшись к стене:
— Даже допроса, как вы это умеете, уважаемый мэтр, мне не положено? Какая, однако, щедрость со стороны её прекраснейшего величества.
— Доболтаешься — будет, — холодно пообещал Макс.
Смех оборвался, перейдя в смесь кашля и судорожного вдоха. Стражник тем временем расстегнул металлические скобы на ногах. Карл немного помедлил, потом тряхнул головой, неловко оперся об пол руками и все-таки встал. Пошатываясь и придерживаясь за стену сделал несколько шагов.
— Я готов.
Штрогге развернулся и, прихватив лампу, вышел прочь. Ему не было нужды оглядываться, он знал, что даже если пленник споткнется и потеряет равновесие, его тут же подхватят руки стражников. А может, и нет. Тогда Карла поднимут на ноги два-три хороших тычка под ребра: в тюремном замке не терпели проволочек.
Внутренний двор встретил их предрассветной свежестью, по брусчатке стучали редкие капли дождя. День выдался ненастным, но почти безветренным. Макс принял поданный слугой кожаный плащ, затем — тяжелый полуторный меч в отделанных серебром ножнах, и свистнул, подзывая повозку. Обернулся. Карл стоял, болезненно щурясь на свету, словно вытащенный на дневной свет нетопырь, однако вдыхал ароматы дождя, земли и листвы с нескрываемым удовольствием.
— Мы что, на этом поедем? — поинтересовался он, удивленно глядя на закрытую черную повозку с наглухо зашторенными окнами. — А как же кляча, телега и клетка, в которую так удобно кидаться гнильем?
— Обойдешься. Хотя…
Макс жестом подозвал мальчишку лет двенадцати, по-видимому, чьего-то подмастерья или прислужника, шепнул ему на ухо пару фраз. Тот внимательно выслушал, кивнул, а через минуту вернулся с полным ведром воды. Штрогге молча перехватил ведро и, обернувшись, вывернул его прямо на голову Карлу.
Стражи шарахнулись в стороны, давясь хохотом.
— Так-то лучше, — Макс перекинул опустевшую посудину обалдевшему от удивления парнишке, а потом распахнул дверцу повозки: — Воняло от тебя, как от свиньи.
Карл, мокрый до нитки, но, кажется, слегка пришедший в себя, демонстративно сбросил на землю сюртук, отжал руками мокрые волосы, смахнул капли с лица и криво улыбнулся:
— А ведь верно.
И без лишних слов влез в повозку. Макс хмыкнул и забрался следом:
— Джейме, трогай.
Колеса исправно катились по дороге, мягко покачивались, проседая, рессоры, копыта лошадей выбивали на брусчатке звонкую дробь. Монотонность этих звуков навевала дремоту, казалось, мира за пределами тесного темного пространства не существовало вовсе. Сперва пленник молчал, погрузившись в собственные мысли, потом и вовсе то ли задремал, то ли впал в полузабытье из-за лихорадки. Штрогге не стал его будить. Прошло несколько часов, прежде чем Карл вскинул голову и недоуменно свел брови:
— Долго едем на бранную площадь, — заметил он. — Если, конечно, мы туда. Или в этот раз будет что-то особое?
— Особое.
Карл потянулся к шторе, чтобы выглянуть на улицу.
— Не советую, если не хочешь остаться без руки.
— Твою мать! — вспылил пленник. — Я планирую остаться без головы еще до заката, можно мне хотя бы увидеть, где это произойдет?
— Не всё ли равно?
— Кому как. Я присутствую на собственной казни в первый и последний раз в жизни. Уверен, это простительное любопытство.
Макс смерял сидящего напротив человека задумчивым взглядом, потом сам отодвинул шторку. В небольшом окошке мелькнули скальные выступы, пологие склоны, укрытые редким низким кустарником, а за ними — долина, спускающаяся к морю.
— Ого, — Карл удивился вполне искренне. — Красиво.
— Не то слово.
— Где мы?
— На полпути между столицей и заливом Согне.
— Не слышал о таком.
— Тебе и не надо было, им пользуются только контрабандисты и преступники: слишком мелко для порта, кругом сплошные обрывы и камни. Ни жилья, ни людей, а если кого случайно и занесет, то точно не из болтливых.
Наконец, повозка накренилась, спускаясь по закрученной лихими петлями дороге, и замерла, очевидно достигнув нужного места.
Прибой тяжело ворочался в прибрежных камнях, у самой воды тянулась полоса зеленых водорослей, выброшенных на берег волнами. Закатное солнце отыскало в плотных дождевых облаках прореху и пустило по воде россыпь ярких бликов. Над острыми скалами, прикрывающими вход в узкую бухту, с криками носились белые чайки, а около самого берега в тени скального обломка лежала пустая рыбацкая лодка. Макс вытащил из-под сиденья туго затянутый тканевый мешок, спрыгнул на мелкую прибрежную гальку, скинул на землю плащ, сверху положил меч и обернулся к своему спутнику:
