Стеф и Джеремайя подняли братьев Морган на ноги.
Нэш наклонился и положил руку мне на плечо.
— Ты не плохой парень, Люси. Ты просто идиот.
— Спасибо, — сухо сказал я и смотрел, как братья вместе ковыляли обратно к бару. Джеремайя последовал за ними, подмигнув Стефу.
Стеф протянул мне руку, и я принял её.
— Знаешь, последние несколько недель я сам обдумывал всё по второму, третьему и четвёртому разу, — сказал он.
— Ты про что? — мой левый глаз заплыл, и мне было трудно видеть Стефа.
— Про всё. Переезд сюда. Официальное начало серьёзных отношений с Джеремайей. Обязательства.
— Нет ничего плохого в том, чтобы опасаться обязательств, — отметил я, ощупывая ноющую челюсть.
— Есть осторожность, а есть трусость.
— Выкуси, — пробормотал я.
— Послушай, я последний парень, который мог бы давать советы по отношениям, — признался Стеф. — Но, судя по тому, как ты на неё смотришь, это было не просто приятное времяпрепровождение.
— Все в этом грёбаном городе думают, что для всех наступит чёртово «долго и счастливо». Ты ничего не знаешь о нашей ситуации, — напомнил я ему.
— Нет, но ты заставляешь меня задуматься, не лучше ли хотя бы попробовать и рискнуть. Может, лучше вырвать и растоптать своё сердце, чем бояться даже попробовать.
— Любовь делает мужчин глупцами, — съязвил я.
— Да, это так. Но разве отрицание любви не делает нас ещё глупее?
Глава 35. Ты любишь меня, идиот
Слоан
— Что лучше сочетается с периодическими приступами плача? Салаты с курицей-гриль или чизстейки? — спросила мама, показывая два меню на вынос.
(Чизстейк — это бутерброд, сделанный из тонко нарезанных кусочков бифштекса и расплавленного сыра в длинном рулете, — прим.)
Был понедельник, и мы с мамой взяли выходной, чтобы разобрать кое-какие папины вещи. Мы сидели в спальне моих родителей, разбирали его коллекцию книг, решая, что оставить, что подарить, а что продать.
— Слёзы сделают чизстейки слишком сырыми. А как насчёт бутербродов с сыром на гриле?
— Отлично! Прямо за углом есть закусочная, подающая гурманские бутерброды с сыром. Я закажу, — отозвалась мама.
Честно говоря, я не была голодна. Мне редко доводилось делать такое заявление, поскольку обычно оно означало лишь то, что я поймала ротавирус. Но это не ротавирус. Мне было стыдно. После моей стычки с Люсьеном (и его членом) в Хонки-Тонк в пятницу вечером я злилась на себя и испытывала немалое чувство вины.
Я была на свидании с другим мужчиной — в теории идеальным мужчиной — но всё равно не смогла держать руки при себе. Я добровольно участвовала в коридорной засаде, которая чуть не вышла за рамки поцелуев. Затем я вынудила друзей Люсьена приструнить его, хотя сама была виновата не меньше. И судя по их разбитым и окровавленным лицам, когда Нокс и Нэш вернулись в бар, приструнивания там было немало.
Я была смущена и разочарована в себе.
Мама вернулась и грациозно опустилась на пол.
— Это отстой, — сказала я, когда слёзы потекли из моих горящих глаз. — Я скучаю по папе.
— Я знаю, что ты скучаешь, милая. Я тоже. Очень сильно.
— Чёрт возьми! — проныла я. — Я думала, что уже закончила плакать.
— Ах, какая ты глупая и наивная, — поддразнила мама, обхватив моё влажное лицо ладонями. — Давай-ка разберёмся ещё с несколькими стопками, пока не принесли еду.
Мы обе взяли паузу, чтобы высморкаться и успокоиться.
— Что насчёт этого? — спросила я, держа в руках толстый том по налоговому законодательству Вирджинии.
— Пожертвовать. О! Ты помнишь это? — она подняла потрёпанную книгу по юриспруденции. — Твой отец часто расспрашивал Мэйв о юридических прецедентах в семейном праве, когда в десять лет она сказала ему, что хочет стать юристом.
Воспоминания окутали меня, как мягкое одеяло. Папа и Мэйв уютно устроились в уголке для завтрака с блокнотами и книгами по юриспруденции, пока мама помогала мне с домашним заданием на кухонном островке.
Папа был так горд и взволнован тем, что его старшая дочь захотела пойти по его стопам. Мэйв-подросток была свирепой и настроилась быть лучшей.
— Определённо сохранить. Положи это в коробку для Мэйв.
— Итак, я должна спросить тебя кое о чём, что, вероятно, тебя расстроит, — объявила мама, опуская книгу в коробку.
— Так вот каково это — быть родителем? — пошутила я.
— Люсьен, — сказала она.
Я замерла.
— А что он? — она не могла знать о нашей короткой, опрометчивой интрижке. Или могла? Она бы что-нибудь сказала. Если только она не скажет что-нибудь сейчас.
Мама ногой отбросила высокую пачку журналов для выпускников в мусорную корзину.
— Я знаю, что вы двое на самом деле не общаетесь, но мне было интересно, слышала ли ты что-нибудь от него в последнее время. Он отменяет наш ужин две недели подряд и с тех же пор не отвечает на мои звонки. Это совсем на него не похоже, и я беспокоюсь.
Похоже, Люсьен бросил двух из трёх женщин Уолтон.
— Вы, кажется, проводите много времени вместе, — осмелилась произнести я.
— Не будь такой заносчивой по этому поводу. Мы с твоим отцом обожаем Люсьена. Он стал частью нашей жизни с тех пор, как впервые прокрался в твою комнату. Для нас было самым большим разочарованием, что вы двое не полюбили друг друга и не подарили нам кучу прекрасных внуков.
Моя мать шутила, но, учитывая мои нынешние жизненные цели и недавнюю оккупацию моей вагины Люсьеном, это прозвучало как личная нападка.
— Ты скорее получишь в зятья Майкла Б. Джордана, чем Люсьена Роллинса, — сухо сказала я.
— Милый и талантливый. Я бы не расстроилась, если бы каждый День Благодарения смотрела на это великолепное личико, — поддразнила мама. — Так ты ничего не слышала? Я волнуюсь. Игнорить меня не в его духе, как говорят молодые люди. Он много сделал для твоего отца и для меня, особенно с тех пор, как мы переехали сюда, и я скучаю по нему.
Я хотела расспросить её о том, как этот эмоционально отсталый жеребец поддерживал моих родителей, но услышала печаль в её тоне и почувствовала себя полной засранкой. Виноватой засранкой. Если мой разрыв с Люсьеном стоил моей матери её отношений с ним, это означало, что теперь она потеряла двух мужчин, вместо того чтобы получать всю поддержку, которую заслуживала. И я собиралась при первой же возможности дать Люсьену понять, что это неприемлемо.
— Я уверена, что он просто занят, — солгала я. — Держу пари, он пригласит тебя на обед на следующей неделе, — я обрушу на него адский огонь, чтобы обеспечить это.
— Надеюсь, — сказала мама. Она вывалила оставшиеся книги по юриспруденции на ковер и обрызгала книжную полку толстым слоем лимонного чистящего средства. — Хватит обо мне. Как продвигается поиск мужа?
— Ну… продвигается. В пятницу вечером у меня было первое свидание с Куртом Майклзом, — я не стала добавлять, что во время этого свидания чуть не подрочила Люсьену в коридоре. Моей матери не нужно было знать, что она вырастила потаскушку.
Мама перестала вытирать пыль.
— И? — подтолкнула она.
— И он славный. Умный. Милый. Естественно, он отлично ладит с детьми. Хочет остепениться. И, в отличие от всех остальных, с кем я встречалась, он не женат, не лжёт и не скрывается от закона.
Она по-матерински приподняла бровь.
— Но?
— Откуда ты знаешь, что есть «но»? — спросила я.
— Материнская интуиция. Точно так же, как я знала, что ты планируешь тайком сходить на шестнадцатый день рождения Шерри Саламы, хотя тебя посадили под домашний арест.
Я вздохнула.
— В теории он идеален. Чёрт возьми, в жизни он идеален. Но нет…
Всепоглощающего пламени желания? Одержимой потребности сорвать с него штаны? Необычной химической реакции?
— Искры? — подсказала мама.
«Искра» казалась слишком кротким описанием в сравнении с тем, что я испытывала с Люсьеном.
Я пожала плечами.
— Может, я просто хочу слишком многого. Может, я не могу получить всего этого в партнере. Ну то есть, у кого может быть муж, который меняет подгузники, уважает твою работу и ведёт себя в постели как герой любовного романа?
