Кэтлин Уинзор - Любовники

Уже несколько раз Джасинта, срывая голос, умоляла возницу ехать медленнее, но, судя по всему, тот не слышал ее, поскольку с той минуты, как они покинули железнодорожную станцию, карета неслась все стремительнее. Совсем потерялся счет времени, Джасинте казалось, что эта поездка началась много-много лет назад.

Карету беспрерывно подбрасывало на ухабах и рытвинах, и Джасинте, одной рукой вцепившейся в перильца, а другой — в шляпку, было не до наслаждения видом местности, по которой они ехали. А этот пейзаж мог бы ей понравиться. Ибо окружал их самый восхитительный ландшафт, — из тех, что ей когда-либо в жизни пришлось увидеть.

Какое-то время они ехали вдоль широкой, медленно несущей свои воды реки, извивающейся по бескрайним желтовато-зеленым лугам, среди покатых холмов, заросших сосновым лесом, позади которых возвышались величественные горы. Затем они ворвались в сосновый лес со сказочным половодьем изумрудных трав и нежно-голубых цветов, где их окружили тишина и прохлада, словно они неожиданно очутились на дне моря… потом внезапно выехали на пустынное плато и оказались среди серых и белых скал, мелких желтеньких цветов и древних, изуродованных временем сосен. Взору Джасинты предстала широкая терраса, огромными ступенями спускающаяся вниз и омываемая пенистыми волнами, казавшимися то желтыми, то оранжевыми и ржаво-красными. Когда Джасинта вытянула шею, чтобы оглядеть эту пустынную и довольно дикую местность, то обнаружила, что они уже проносились по полям, вдыхая сочный аромат белого и розового клевера. Рядом виднелось подернутое туманной дымкой озерцо, издали казавшееся опаловым.

— Боже! — восхищенно прошептала Джасинта, наслаждаясь этим сказочным зрелищем. Но тут карета внезапно подпрыгнула на ухабе, и Джасинта опять ударилась головой о потолок.

Перед ней простиралось множество малых и больших прудов и озер, над которыми вился туман. Они проехали мимо дерева, в гибких ветвях которого прятался черный медведь, и Джасинта невольно воскликнула от испуга, когда, из любопытства наклонившись вперед, взглянула прямо в маленькие мерцающие глазки животного. Вдруг рядом с ней возник искривленный жесткий белый конус, появившийся словно из чрева самой земли, и что-то злобно забулькало, раздались какое-то дьявольское бормотание, шипение и свист, и в воздух вырвалась мощная струя воды, наверное, футов на тридцать вверх. Джасинта обернулась в надежде увидеть это явление вновь, но возница по-прежнему неистово гнал карету вперед. Джасинта уже слышала о местных возницах и знала, что поездка с одним из них может стоить жизни.

— Мне не надо было ехать сюда, — сказала она себе, наверное, в десятый раз. — Один Бог знает, чем это обернется.

Карета замедлила ход и, резко дернувшись, остановилась. Это произошло настолько внезапно, что Джасинте, чтобы не вывалиться наружу, пришлось уцепиться за сиденье впереди нее. И тут она услышала голос возницы.

— Эй! — проревел он. — Вылезайте!

Джасинта, поправляя шляпку, подалась чуть вперед и вопросительно глянула на него.

— Я не уверена, что мне хотелось бы выйти именно здесь, — нерешительно проговорила она спустя несколько секунд. — Где мы?

— На Ревущей горе, у Лимонадного озера, — кивнув, ответствовал возница.

Джасинта немного передвинулась на сиденье и посмотрела в сторону его кивка: Лимонадное озеро — слишком ничтожное количество воды, чтобы называться озером, — лежало прямо перед ней. Оно имело необычный желтовато-зеленый оттенок; к нему под самыми неожиданными углами кренилось множество сухих полудеревьев-полупней, и весь берег был утыкан кривыми, покореженными, больными соснами.

За озером возвышалась Ревущая гора, и, когда Джасинта взглянула на нее, лицо ее помрачнело, не выражая больше восторженного ожидания. Вид горы не сулил ничего хорошего: он явно говорил об одном — это гнездилище злого рока и дурных предзнаменований. Все вокруг предвещало беду.

— Мне не надо было ехать сюда, — вновь прошептала Джасинта, положив руку на горло, а затем коснувшись губ кончиками пальцев, как ребенок, ободряющий самого себя.

Гора выглядела белесой, в разных местах курилась и дымилась. Она была скалистой, лишенной какой-либо растительности, лишь кое-где у самой вершины виднелись редкие одинокие сосенки. Всюду торчали узловатые, скрюченные корни, напоминающие подагрические пальцы гиганта, в приступе безумной ярости вырвавшего деревья из каменистой почвы.

Джасинта покачала головой и уселась поудобнее.

— Отвезите меня куда-нибудь в другое место, — сказала она.

— Вылезайте! — крикнул возница. — Вас ждут!

— Меня ждут? — склонив голову набок, переспросила Джасинта. — Как это возможно? Все происходящее достойно удивления! Ну, что ж… — По-видимому, ей действительно надо выйти. Она не привыкла, чтобы ей кто-то приказывал, тем более какой-то извозчик, но поняла, что он станет настаивать и в конце концов придется ему повиноваться. Когда Джасинта собралась выйти из кареты, он не предложил ей руку, чтобы помочь, и она выбралась самостоятельно с присущей ей неповторимой грацией и изяществом, особенно если учесть, что на ней было множество нижних юбок и длинное платье. Она остановилась рядом с каретой и раскрыла зонтик от солнца. Возница смотрел на нее, ухмыляясь, и лицо его с косым плотоядным взглядом вызывало отвращение.

Джасинта мужественно терпела эту наглость, размышляя, что же произошло и почему ей приходится подвергаться таким оскорблениям. Затем надменно вскинула подбородок.

— Я очень сожалею, но мне нечего дать вам, — проговорила она.

Он по-прежнему ухмылялся, и ей страстно захотелось огреть его зонтиком по голове.

— Неважно, — произнес он в ответ. — В жизни есть кое-какие вещи, которые достаются бесплатно. — Сказав это, возница гомерически расхохотался.

Джасинта сделала вид, что не обратила на его выходку никакого внимания.

— Мой багаж, — сказала она. — Вы забыли о нем.

— Не волнуйтесь, все на месте. Вообще-то вам следовало бы перестать о чем-либо волноваться. — Взмахнув кнутом, он стеганул лошадь, и ярко-красная карета с желтыми колесами понеслась прочь. Джасинта смотрела ей вслед, пока та не исчезла, кстати, почти мгновенно, затем обратила свой взор на гору.

— О! — прошептала она, и мурашки пробежали по всему ее телу. Она вздрогнула, скорбно покачав головой. — Мерзко… мерзко… — шептали ее губы.

Джасинта была, безусловно, красива, довольно высокого роста, с изящной и к тому же чувственной фигурой. Платье — из модных новинок, хотя оно и не предназначалось для поездок по такого рода местности. Неожиданная спешка, с которой она пустилась в эту поездку, дала о себе знать кое-какими неудобствами. Турнюры вышли из моды совсем недавно, и платье Джасинты было сшито по последней моде, туго обтягивало грудь, талию и бедра, а юбку, собранную сзади внизу, украшали ленты, петельки и бахрома. В качестве ткани использована плотная тафта цвета электрик с темно-фиолетовыми оборками вокруг юбки, с такого же цвета бахромой. Платье обильно расшито бисером. Когда Джасинта, все еще нахмурившись, медленно продвигалась к горе, плиссированные оборки юбки игриво подпрыгивали от ударов остроносых туфелек.

К шляпке, подвязанной внизу подбородка фиолетовой атласной лентой, был приколот муляж крохотной птички. Лицо Джасинты было породистым, нежным, с очень белой кожей; почти черные волосы причесаны по последней моде: изящно убранные наверх, они открывали шею, однако оставляли при этом несколько кокетливых завитков, которые, извиваясь, спускались вниз, равно как и масса буйных кудряшек, падающих на лоб. Она выглядела истинной леди, без всякой косметики на лице, если не считать нескольких следов от щеточки с пудрой. Выражение больших темно-коричневых глаз казалось мягким и призывным, и, если пристально вглядеться в них, могло показаться, что они и ищут любви, и отдают ее; из-за этого-то взгляда мужчины и обожали Джасинту. В выражении лица молодой женщины всегда читалось ожидание с легким налетом кокетства. Каждое ее движение, каждый жест были плавными, изящными, как бы неуловимыми. Словно сама природа одарила ее тонким искусством притягивать к себе мужское внимание и вызывать чувство восхищения.

— Как странно, что я оказалась в таком месте именно в эти минуты моей жизни, — тихо проговорила она.

Джасинте было двадцать пять лет.

Она всегда отличалась любопытством, пытливостью, как маленький ребенок, которого неудержимо влечет ко всему неведомому, и до сих пор сохранила способность искренне и наивно удивляться. Она с готовностью шла навстречу трудным жизненным обстоятельствам и никогда, никогда не была трусихой. Наверное, эта черта характера больше всего восхищала ее в себе самой.