Ознакомительная версия.
- О, милая Тимея, это ты не шердись на меня, моя крашавича! Я же нечаянно уколола твою прелешную головку! Ах, какая ты каршивая в этом чепчике, прямо фея!
И целовала Тимее плечи.
Майора от ужаса мороз продрал по коже...
Канун именин совпал с предсвадебным днем.
Волнующая ночь!
Жених и невеста уединились в самой дальней комнате: ведь им так много нужно было сказать друг другу. Что именно? Не нашего ума дело.
Язык цветов понятен лишь цветам, язык небесных сфер - лишь звездам, Мемнонского колосса способен понять только его собрат - другой колосс, речи валькирий поймет лишь опочивший, язык любви - только влюбленный. И тот, кому когда-либо доводилось слышать и понимать эти произнесенные шепотом священные слова, сочтет кощунством пересказывать их посторонним и сохранит в душе, как хранят тайну исповеди. Этих слов не найти ни в "Песне Песней" Соломона, ни у Овидия в "Искусстве любви", ни в газелях Хафиза, ни в стихах Гейне, ни в "Жемчужинах любви" Петефи; слова эти - вечная и нерушимая тайна.
А на другой половине дома шумной компанией веселится челядь.
Сегодня всем пришлось потрудиться на славу: на кухне шли приготовления к завтрашнему празднеству, точно к торжественному выступлению в поход.
Роль главнокомандующего взяла на себя госпожа Зофия, которая не дозволила пригласить со стороны ни парадного повара, ни кондитера: ей не занимать кулинарного искусства, такой стряпухи, как она, днем с огнем не сыщешь. Госпожа Зофия горда своим умением, унаследованным ею от матери - великой кулинарки, без которой не обходилась ни одна свадьба, ни один бал в округе.
Все подсобные помещения при кухне, все подвалы и кладовые, как боеприпасами, сплошь заставлены тортами, пирожными, миндальными трубочками, глазированными медовиками, цукатными пряниками, ореховым безе, шоколадными желудями; пончиковые палочки, сложенные горкой на блюдах, зияя жерлами подобно старинным пушкам, выстроились поблизости от изготовившихся к штурму паштетных бастионов. А в просторный ледник отправлены захваченные в плен всевозможные мясные блюда, жаркое из домашней птицы и дичи, нашпигованное салом.
Лихорадочные приготовления затянулись чуть не до полуночи. Когда же все, что должно было испечься, испеклось, а что должно было остудиться на холоде, застыло, госпожа Зофия сочла уместным проявить великодушие. И вот она сзывает в людскую весь свой исправно потрудившийся штат - угостить, чтобы добро не пропало, всякими редкими лакомствами, так или иначе не доведенными до нужной кондиции. Чего не бывает даже с опытной кулинаркой? Пудинг вместо того, чтобы подняться пышной взбитой массой, возьмет да и осядет, или желе так и не хочет застывать ни в какую, а то корка у пирога пригорит и его никак не вынуть из формы целиком. А уж сколько всяких пенок, пригарков, обрезков, остатков: тут и жирок от ветчины, и жестковатые части зайчатины или фазаньих тушек, - на господский стол не подашь, а для челяди - пальчики оближешь. Слуги не гнушаются пройтись языком по промасленной бумаге, на которой отпечатались румяные физиономии сдобных кренделей и рулетов, напротив, им то и по нраву, что допреж господ удалось отведать праздничных яств.
Госпожа Зофия сегодня не только великодушна, но и весьма велеречива. Публика у нее благодарная - в особенности после того, как к столу подадут вино. Правда, оно уже было использовано в деле, при изготовлении одного из видов начинки: завернутая в салфетку, она должна была прокипеть в красном вине; зато ничего вкуснее этого кипяченого вина и вообразить невозможно. Госпожа Зофия не ленится сдобрить вино мускатным орехом, имбирем, корицей и сахаром - получается чисто амброзия. Лакей и привратник суповыми ложками хлебают ванильный соус, кучер кусочком хлеба подбирает с тарелки шоколадный крем. Сегодня канун свадьбы!
А где же Атали? Ее не видно ни тут, ни там.
Воркующие влюбленные думают, что и она вместе с матерью пирует на кухне. А на кухне думают, что она не иначе как пристроилась к любовной парочке - насладиться ролью третьего лишнего. Или о ней и вовсе не думают ни тут, ни там?
Хотя не лишнее бы и тем, и другим хоть на миг прервать беседу и задаться вопросом: "Где Атали?".
Атали в полнейшем одиночестве пребывает в той самой зале, где впервые увидела Тимею. Прежняя обстановка давно сменилась новой, лишь табурет с вышитой обивкой напоминает о прошлом: на нем сидела Атали в ту минуту, когда белолицая девочка, сопровождаемая Тимаром, вошла в залу. Атали позировала тогда господину Качуке, а тот, засмотревшись на Тимею, прочертил на протрете лишнюю линию.
Атали и сейчас сидит на этом табурете.
Портрет давно перекочевал в кладовую, где хранится всякий хлам, но Атали по-прежнему явственно видит перед собою молодого лейтенанта: с заискивающей улыбкой он упрашивает ее не быть такой надменной и смотреть чуть приветливее.
В зале темно, свечей никто не зажигал; лишь месяц светит в окно, но скоро и он скроется за строгими башнями храма святого Андроша.
Здесь, в темноте, Атали наяву видит кошмарный сон, именуемый жизнью.
В доме царят роскошь, счастье, гордыня. Прекрасную деву льстецы как бы в насмешку называют королевной и всем своим обхождением внушают ей, будто они без ума от нее.
И тут к дому прибивается сирота: нищая девчонка, тощая и нелепая, безжизненный призрак, холодная лягушка! Только и проку от нее, что есть над кем посмеяться и поиздеваться, есть кем помыкать.
А спустя два года эта бледная моль, эта лягушка станет полновластной хозяйкой в доме и расположит к себе все сердца. Пустит в ход свои чары и верного служащего превратит в заклятого врага всего семейства, а влюбленного жениха - в нарушителя клятвы.
Сколь ужасен был тот свадебный день! Очнувшись после обморока, невеста увидела, что лежит на полу, всеми покинутая. Подле нее не было ни одной живой души.
Когда пришел конец роскоши, восторженному обожанию, она пыталась сберечь хотя бы любовь: украдкой, втайне от всех, но быть любимой. Ей и в этом было отказано. Страшно вспомнить тот путь по мрачным, темным улицам, какой она дважды прошла той ночью: к дому своего бывшего жениха и обратно!
Как ждала она его на другой день, как считала удары часов под грохот аукционного молотка! И ждала тщетно - он так и не пришел!
И потянулись долгие годы мучительного притворства, затаенной обиды.
Лишь один человек на свете понимал ее. Уж он-то знал, что для нее единственная услада сердца видеть свою соперницу страдающей и чахнущей от тоски. И надо же было этому человеку, сумевшему распознать ее натуру до самых черных глубин, этому изначальному виновнику всех бед, так глупо погибнуть, провалившись под лед! Единственное препятствие устранено, теперь счастье войдет в этот дом, счастье улыбнется всем, кроме нее.
Долгими бессонными ночами наполнялась эта горькая чаша. Не доставало лишь последней капли, чтобы горечь хлынула через край.
Такой последней каплей было сегодняшнее оскорбление: "Ах, какая ты неловкая!" - полученное Атали в тот миг, когда она непослушными пальцами пришпиливала невесте чепец.
Выбранить ее как прислугу, унизить перед майором!
Атали дрожит, словно в лихорадке.
Все в доме поглощены приготовлениями к завтрашней свадьбе. В будуаре шепчутся влюбленные, из кухни даже сюда, на далекое расстояние, доносятся крикливые голоса подгулявшей челяди.
Но Атали нет дела до шумного веселья; она слышит лишь тихий шепот нежной пары...
А на сегодняшнюю ночь у нее особые планы...
Зала не освещена, однако и при свете луны можно прочесть названия ядов из заветной шкатулки.
Средства одно другого лучше - надежные изобретения восточного алхимика. Атали перебирает пакетики и усмехается. Вот будет веселья завтра на свадебном пиру, если гостям пригубить за здоровье новобрачных такого зелья! Лица пирующий позеленеют, гости, взывая о помощи, повскакивают с мест, и начнется такая свистопляска, что сам сатана лопнет со смеху. Вот уж когда лицо прекрасной невесты станет воистину мраморным, а гордое лицо жениха исказится предсмертной гримасой!
Дзинь! У фортепьяно лопнула струна.
Атали испуганно вздрогнула и уронила порошки на пол; руки у нее судорожно тряслись.
Это всего лишь лопнувшая струна, чего же ты так испугалась? Или сердце твое не достаточно твердо?
Атали засунула пакетики обратно в шкатулку, оставив лишь один: нет, не смертельный яд, всего лишь сонный порошок. Но такой победою ее душе не насытиться. Разве это достаточная месть за оскорбительные слова: "Ах, какая ты неловкая!"? Тигра не польстится на трупы, ему подавай живую кровь.
Если уж кого и отравить, то прежде всего себя самое. Правда, такой оравы не купишь ни у одного алхимика. Смертоносный яд припасен для нее в тайнике, за "глазком" в мозаичной картине.
Атали бесшумно прокрадывается к тайнику, откуда видна спальня Тимеи.
Ознакомительная версия.
