— Вы, вы живете один? Или у вас есть родственники?
Его лицо явно оживилось, что отразилось и в его голосе, когда он ответил:
— Если вы спрашиваете, женат ли я, тогда ответ будет: нет. — Он внезапно замолчал, а его губы продолжали шевелиться, тогда как она покраснела. — Вы, вероятно, придерживаетесь того мнения, что я бы не признался, если бы и был женат. Я не знаю, признался бы я или нет, — сказал он ей со всей прямотой и задумчиво добавил: — Я думаю, это зависело бы от того, с какой женщиной была бы связана моя жизнь. Но поскольку я не женат, вопрос отпадает сам собой. — Со стороны Эллин не последовало комментариев; для нее было достаточно того, что он угадал смысл ее вопроса. — Имело бы для вас значение, если бы я был женат?
Тогда она повернула к нему голову, не совсем понимая его вопрос.
— Я не знаю, что вы имеете в виду. Почему для меня должно иметь значение, женаты вы или нет?
— Мы ведь станем друзьями, не так ли? — мягкий убедительный тон, почти высокомерная уверенность. Он действительно был уверен в себе, этот грек с прекрасной внешностью.
«Что получится из этой, как он ее назвал, дружбы?» Эллин была не настолько глупой, чтобы мечтать о стремительном романе со свадьбой в конце. Симон Дьюрис не относился к такому типу мужчин — наоборот, он мог быть очень опасен. У Эллин не было иллюзий на этот счет… Но разве опасность часто не бывает восхитительной? Ее жизнь до сих пор была так скучна, что любое приключение восхищало и соблазняло ее.
Дружба?! Он подразумевал… Но Эллин предвидела опасность, но искушение было велико, будущее вызывало дрожь ввиду непредсказуемости. Все может закончиться прощанием, и их пути никогда больше не пересекутся… Но это прощание будет только через шесть дней. И эти дни Эллин хотела прожить полнокровно, конечно, не ввязываясь ни в какие рискованные ситуации. Она не Эстелла, хотя мысленно обращалась к ней, когда приходило много счетов или возникали какие-либо непредвиденные расходы. Но даже несмотря на то что тетя не раз говорила ей, что она должна завести любовника, Эллин ни на одно мгновение не воспринимала ее слова серьезно.
— Я спросил тебя, будем ли мы друзьями? — густой, чистый голос Симона прервал ее мысли, она улыбнулась и кивнула.
— Да, мы будем друзьями, — ответила Эллин, надеясь, что это не звучит ни чересчур легкомысленно, ни чересчур дешево.
Эллин открыла глаза, и в ее пробуждающемся сознании возник образ Симона. Они танцевали до двух часов утра, а после этого еще около получаса стояли на палубе. Заботливый голос Симона удерживал ее, как и его улыбка. Голос был кроток, а отношение уважительное. Неужели первая оценка его характера была ошибочной? Пробыв в его объятиях довольно долго в романтическом полумраке ночного клуба, она ожидала, что последует предложение определенного сорта; но вместо этого он просто обнял ее за талию, когда они вышли на палубу. Даже не поцеловал на прощание. Но был один восхитительный момент, когда он, заглянув ей в глаза, сказал, что она прекрасна. Он проводил ее до каюты, поцеловал на прощание руку и пообещал быть на следующее утро в бассейне в половине восьмого. Затем он повернулся и ушел, а след от его губ все еще согревал ей руку.
Семь тридцать… Солнце струилось в каюту, и, очнувшись от приятных грез, Эллин потянулась к наручным часам, лежавшим на тумбочке рядом с кроватью. Четверть восьмого… Она вскочила, решив не терять ни одного прекрасного мгновения. Улыбнулась своему отражению в зеркале. Неужели эта девушка со сверкающими глазами и есть уставшая продавщица, проводившая всю жизнь за прилавком магазина, посвящая свое время прихотям покупателей?
— «Я танцевать могу всю ночь…» — Эллин напевала эту мелодию, крутясь на небольшом пространстве между шкафчиком и умывальником. — Вот это жизнь!
Симон лежал на воде. Она остановилась, глядя на него, на его благородную голову, широкие плечи, гибкое коричневое тело с массой черных волос на груди и ногах. Он увидел ее, и в его глазах засветилась радость, погасла, затем последовало молчание, будто он знал о диком, бесконтрольном биении ее сердца.
— Заходи, — подбодрил он ее. — Вода теплая.
В ответ на его приглашение она натянула резиновую шапочку и нырнула. Симон поплыл к ней, и его губы коснулись ее в тот момент, когда она вынырнула.
— О! — воскликнула она, дрожа от волнения. — Кто-нибудь увидит.
— Пускай! Ты — моя девушка, следовательно, у меня есть все права целовать тебя.
«Ты моя девушка». Полные глубокого смысла, вызывающие трепет слова. Ее сердце забилось сильнее. Его голос звучал искренне, но все же она строго приказала себе думать о более реальных вещах и помнить о том, что менее чем через неделю они скажут друг другу «прощай» навсегда. И все же, повернувшись, она не могла не заметить нежность в его улыбке. У нее вырвался легкий вздох. Ей хотелось быть более опытной в отношениях с мужчинами, чтобы уметь отличить искренность от беззаботного флирта.
— Ты краснеешь более очаровательно, чем любая женщина из тех, которых я знаю. — Эти слова Симон прошептал ей прямо в ухо, касаясь его губами, плывя рядом в бассейне. С безоблачного Эгейского неба струилось солнце. Палуба в его лучах сверкала всеми цветами радуги, лучи освещали яркие стулья, голубой бассейн и веселые наряды людей, гуляющих по палубе или стоящих у перил.
— Ты знал много женщин?
Нарочитое безразличие ее голоса не обмануло Симона, в глазах которого вспыхнул проницательный огонек.
— Какой мужчина не знает женщин?
Эллин не ответила, она была задета за живое. Она уловила презрение в его голосе, когда он добавил:
— Не говори мне, что у тебя не было множества поклонников, потому что я все равно не поверю.
Она отвернулась от него, так как сомнение закралось в ее сердце. Должна ли она рассказать ему о своей жизни?! Что она не знала мужчин просто потому, что у нее не было времени встречаться с ними? Должна ли она рассказать ему о своем несчастливом опыте? Рассказать ему, как Кит посмеялся над ней?
Еле удерживаясь от желания раскрыть Симону правду о том, что она солгала, назвавшись манекенщицей, она перевернулась в воде, но напряженное, непроницаемое выражение его лица удержало ее от признания. Ему не будут интересны детали ее личной жизни, такой скучной и однообразной. Для него она девушка другого плана — приятный компаньон, с которым можно вместе плавать, танцевать, прогуливаться по палубе, проводить время в легкой беседе. Приняв его настроение, она легкомысленно ответила:
— Конечно, я знала много мужчин. А какая женщина не знает их?
Крутнувшись в воде, как угорь, она хотела отплыть от него, но он схватил ее за руку. Почти грубо она была притянута обратно к его боку. Он, казалось, был в ярости, но Эллин скорее почувствовала, чем увидела это.
— Ты хвастаешься своими победами? — спросил он резко, и страх, как удар тока, охватил ее. Она изумленно уставилась на него. Если б их знакомство не было таким коротким, она могла бы быть уверенной, что его гнев вызван ревностью.
— Нет, не хвастаюсь.
Он сжимал ее руку, словно тисками.
— Ты делаешь мне больно, Симон, — жалобно сказала она, и он ослабил хватку, но не отпустил ее руку.
— Я не хотел причинить тебе боль.
Его гнев прошел, и лицо снова стало нежным. И снова у нее появилось странное убеждение, что он не хотел враждовать с ней.
— Давай выходить, мы здесь уже довольно долго. В любом случае пора идти на завтрак.
Быстрая перемена настроения Симона к лучшему подняла ее настроение, и она тихо напевала, принимая душ в своей каюте и надевая ярко-синие шорты и блузку-топ. Эллин расчесывала волосы до тех пор, пока они не заблестели. Ее глаза сверкали, как звезды. И когда она вышла из каюты и направилась к ресторану, казалось, она летит по воздуху.
Симон ждал ее у входа, и они вместе вошли в ресторан. Симон повел ее к маленькому столику в нише у окна. Завтрак не был официальной частью распорядка, поэтому пассажиры приходили в разное время и не были обязаны садиться за столики, предназначенные им.
— Мы должны придумать что-то, чтобы всегда есть вместе, — сказал Симон твердо, когда им принесли завтрак. — Я поговорю с главным стюардом.
Полное согласие и даже удовольствие от этого предложения отразилось в быстрой улыбке Эллин и в ее сияющих глазах, но она была вынуждена возразить.
— Я сижу за столом с тремя людьми. Я вместе с ними с тех пор, как поднялась на борт корабля.
— Прекрасно, оставшиеся пять дней ты будешь со мной, и лучше, если ты им об этом сразу же скажешь. Какой номер твоего столика?
Она назвала его. И хотя ее самым большим желанием было проводить каждую минуту с Симоном, она снова открыла рот, чтобы сказать, что нехорошо отделяться от остальных. Действительно, просьба о смене столика могла выглядеть как проявление неуважения. Однако ее протест так и не был высказан вслух, потому что Симон помешал ей это сделать.
