— Ей очень понравилось, — сказала Мэрилин. — Это заставило ее забыть о простуде. Дэйв победил в один присест.
Джулия буквально рассвирепела и тут же выместила это на Мэрилин.
— Ты не годишься, чтобы смотреть за ребенком, — бушевала она. — Ты легкомысленное, самовлюбленное и беззаботное существо!
Но Мэрилин отплатила ей тем же. Она выпрямилась, став сразу еще больше похожей на Мэтти, и заорала ей в ответ:
— Я-то больше гожусь, чем ты! А ты, между прочим, ее мать. Ты когда-нибудь бываешь дома, а? У тебя на первом месте твой магазин и личная жизнь, разве не так? Не думай, что выставишь меня только потому, что я взяла ее посмотреть матч. Ты бы сама взяла ее кое-куда, только боишься, что она будет тебе помехой.
Они уставились друг на друга в наступившей тишине.
«Она права, — подумала Джулия. — Наполовину она права».
Столь знакомое осознание вины, самоосуждение и острое чувство любви болезненно сжало сердце. Но ведь дело не в том, что она не хочет, чтобы Лили была с ней. Истина заключалась в том, что она старалась держать ее подальше от Томаса Три. Томас был ее любовником, но Джулия считала, что пустующее место отца для Лили могло быть занято только Александром. Она не хотела, чтобы Томас делал даже попытки захватить его, даже если бы Лили и позволила ему это. Сама она была предана и Лили, и Томасу, но по отдельности, что вызывало необходимость затрачивать дополнительные усилия и выполнять двойные обязанности. Даже когда Томас жил с ними уже в доме, выходящем на канал, она ухитрялась сохранять расстояние между ними. И Джулия знала, что это было одной из причин, по которой Томас выехал из дома почти два года тому назад.
— Мы просто поссорились, — говорила она своим друзьям и всем, кто спрашивал, даже Мэтти. — Мы разошлись во мнениях. Просто, наверное, пришла пора переменить место, понимаешь?
Итак, с самого начала Джулия приняла критику Мэрилин. Больше они об этом не вспоминали, но такое не забывается. Со своей стороны Мэрилин изо всех сил старалась следовать традиционным представлениям Джулии о воспитании ребенка.
Все это они выплеснули перед Лили, которая молча наблюдала за ними. Уже тогда она, казалось, обладала врожденной способностью наблюдать, сравнивать и судить. У Лили было всегда собственное мнение, и Джулия иногда пугалась горячности высказываемых ею суждений, но чаще спокойное упрямство девочки приводило ее в ярость. И в этом она была также похожа на Александра.
— О чем ты задумалась, мама? — Лили вытянула ноги. Она уже сейчас была не по возрасту высокой: у нее были длинные ноги и стройная фигурка. Ворсянку и маленького толстого пони, которых держали для нее в Леди-Хилле, чтобы она могла кататься верхом, уже давно заменили на небольшую верховую лошадку, которую Лили обожала. У них была фотография, изображавшая скачущую легким галопом Лили в шляпе с жесткими полями и жакетке для верховой езды с серебряной обшивкой. Джулия подшучивала над этим костюмом и называла его фамильным бархатом, но все-таки она гордилась этой фотографией.
— О чем я думаю? Так, ни о чем. Время идет. Я старею, и это грустно.
Лили критически оглядела ее.
— Ты не старая. Особенно по сравнению с другими мамами. Ты все еще идешь в ногу с модой.
— Спасибо, дорогая.
Лили вскочила и закружилась по комнате, собирая и вновь разбрасывая вещи.
— Что мы будем делать сегодня?
Джулия вздохнула. Такие воскресенья, как это, следовало бы посвящать покою и полной свободе от всяких обязанностей. Но Лили необходимо было чем-то занять. Джулия знала, откуда у дочери такая непоседливость.
— Мы можем позвонить кому-нибудь; пригласить друзей на ланч. Как ты на это смотришь?
У них было множество друзей. Джулия была совершенно уверена, что в их гостеприимный дом люди приходят с удовольствием. Хотя, несмотря на прожитый в достатке ряд лет, немногие из них принадлежали к добропорядочным, прочным семействам. Даже София и Тоби разошлись. Почти сразу же после того, как сыновья Софии окончили пансион, она познакомилась с художником и переехала к нему. Лили никогда не чувствовала себя ущемленно от того, что ее отец и мать живут каждый своей жизнью. Но она никогда не оставалась с Джулией в пустом доме. У Джулии сохранились слишком яркие воспоминания о том, как одиноко было на Фэрмайл-роуд и как Бетти поддерживала безукоризненный порядок в маленьких комнатках, прибранных для праздника, который так и не наступил.
— А мне можно будет что-нибудь приготовить? — спросила Лили.
— Было бы неплохо. Я не смогу сделать все сама. Ну, так кого же мы позовем?
Но прежде чем они решили вопрос, зазвонил телефон.
— Джулия? Это Мэтт. — Наступило напряженное молчание, прежде чем последовали слова.
— Мэтти? Это невероятно, ты откуда?
— Из Нью-Йорка, разумеется.
— Это, наверное, телепатия. Мы как раз говорили о тебе. Рассматривали твою фотографию на обложке иллюстрированного журнала.
— Этой недели? То самое фото, на котором я похожа на расфуфыренную цыганку?
— Кажется, да.
— Отвратительно. Как раз когда я пытаюсь выглядеть так, чтобы мне можно было предложить какую-нибудь роль из Шекспира или еще что-нибудь приличное. — Мэтти говорила слишком быстро и без конца смеялась. Похоже, что она была навеселе или в ударе. Джулия взглянула на кухонные часы. Солнечный луч падал на циферблат.
— Мэтти, который у вас час?
— Мм… Десять минут седьмого. Утра, милочка.
— Ты так рано поднялась?
Мэтти засмеялась громче.
— Интересно, сколько долларов в минуту будет стоить эта трепотня о моих постельных делах? Я не ложилась сегодня, честное слово. Только что вернулась с вечеринки и чувствую, что не смогу уснуть в этом дурацком отеле. Поэтому смотрела старый фильм по телевизору — у них здесь всю ночь напролет показывают старые фильмы, здорово, правда? — а затем решила позвонить старым друзьям. — Внезапно прорезался настоящий голос Мэтти. — Мне нужно было с кем-то поговорить. По правде говоря, мне немного одиноко. И вот пришлось выбирать между этим звонком и еще одной порцией шотландского виски. Какая погода сегодня утром в Лондоне?
Улыбаясь, Джулия ответила ей. Она рассказала новости об общих знакомых и обрывки сплетен, которые Мэтти так любила. А также о роли Лили в школьном спектакле.
— Умница моя! Она еще заткнет всех за пояс, — ликовала Мэтти. Она никогда не боялась показать свою гордость, как это делала Джулия. Мэтти была уверена, что Лили не будет делать ошибок, и постоянно повторяла это.
— Расскажи что-нибудь еще, — попросила Мэтти. — Что новенького еще?
И Джулия поведала ей о последних приобретениях для магазина, о доме, который Феликс оформляет для Билла Вимана, и о многом другом, что, по ее мнению, могло помочь Мэтти почувствовать себя ближе к дому. Все эти годы процветания, вынуждавшие их чаще быть в разлуке, нежели вместе, они поддерживали связь с помощью телефона. Даже когда Мэтти была неотделима от Крис Фредерикс и Джулия чувствовала себя неловко с ними обеими, они разговаривали по телефону так, как не могли это делать с глазу на глаз.
Под конец Мэтти вздохнула.
— Ну вот, мне уже лучше. Уже не буду сходить с ума. Да, я кое-что тебе не сказала. Я возвращаюсь домой, в мой добрый старый Блумсбери. Я больше не могу выносить этот город.
И сквозь гул трансатлантической связи, так, как будто эта мысль давно сформировалась, а не только что пришла ей в голову среди тревожных воспоминаний весны и очарования солнечного света, Джулия сказала:
— Ну что ж, очень жаль. Потому что я собираюсь в Штаты. — Она увидела, как в другом конце комнаты, сквозь легкую завесу накопившейся за зиму пыли, трепетавшей в ярких лучах солнца, Лили резким движением подняла голову. В какую-то долю секунды по ее детскому личику пробежала тень возмущения и беспокойства.
— Ведь я никогда не была там раньше, — сказала Джулия в трубку. — Я бы хотела поискать что-нибудь новенькое, каких-то идей, завязать кое-какие контакты. Намечаю на следующую декаду, как это следует делать владелице небольшого магазина.
— И повидать своего летчика.
Лили опять склонила голову над книгой. Джулия с облегчением перевела дух, ибо почувствовала, как горячая волна краски залила ее щеки. Веду себя как глупый подросток, со злостью подумала она. Глядя на темную, причесанную головку дочери, она решила, что странное выражение, промелькнувшее на ее лице, должно быть, всего лишь игра света.
— Говорю тебе честно, я даже не думала об этом. Это давно забытая история, Мэтт.
На другом конце провода послышалось хихиканье Мэтти.
— Знаешь ли ты, как часто все еще говоришь о нем? И сидишь там все эти годы, подобно этой проклятой статуе Терпения, в ожидании его возвращения. Так-то ты обрела свободу, а?
— Это дела твоего ведомства, а не моего, — резко оборвала ее Джулия, но Мэтти лишь рассмеялась в ответ.
