— Вы сегодня ужинаете с нами, — со вздохом отозвалась та. — Мой муж уехал, и на столе будет лишний прибор. И именно под Рождество, когда должны случаться чудеса! Мсье бегает за Тошаном, но ему никогда не поймать зятя…
Кормилица кивнула и вежливо поблагодарила за приглашение. Она казалась спокойной, но сердце быстро билось у нее в груди. Слова Лоры встревожили ее. Едва оставшись с Эрмин наедине, возле сияющей огнями елки, она посмотрела на нее вопросительно.
— Мадлен, дорогая, ты была права насчет Кионы, — тихо сказала молодая женщина. — Это и вправду дочка Талы. Однако ты имеешь право узнать всю правду: ее отец — мой собственный отец, Жослин… Но ни слова Лоре. Обещай!
По смуглым щекам Мадлен потекли слезы. Она кивнула.
— Что вы там замышляете? — громко спросила у них Лора. — Сегодня вечером я и так расстроена и сердита, возвращайтесь за стол! Поговорим о «Фаусте». Прекрасное произведение! Демон, Мефистофель, такой страшный! Но голос его меня очаровал. Это баритон, не так ли?
— Нет, Мефистофель — бас, мама, — поправила ее Эрмин. — Баритон — это Валентин, брат Маргариты.
— И эта сцена, где ты поешь, сидя за прялкой. Это так трогательно! — продолжала Лора. — Но в ней ты целуешь исполнителя роли Фауста, это смущает…
— Не больше, чем в фильме, — возразила Бадетта. — Я обожаю оперу, и мне этот спектакль показался исключительным.
Далее разговор коснулся великих опер французского и итальянских композиторов — «Богемы» Пуччини, «Кармен» Бизе и «Травиаты» Верди.
Молодой женщине с трудом удавалось делать вид, что все хорошо. Она думала только о Кионе.
«Завтра я узнаю, как она, завтра я, быть может, поеду к ней, к моей маленькой сестричке! Господи, спаси ее, потому что, если она умрет, я никогда не прошу отца. Никогда!»
* * *
Эрмин спала плохо, преследуемая мыслями о невероятных новостях. Ночь показалась ей одновременно и слишком длинной, и слишком короткой. Известие было настолько ошеломительным, что в него с трудом верилось. У них с Тошаном одна сестра на двоих, причем она приходится сестрой и маленькому Луи тоже!
Несколько месяцев назад она бы по-другому судила о поведении Талы и своего отца. Но недели, проведенные в театральных кругах, весьма своеобразных в смысле норм поведения и морали, ее многому научили. В этом мире царили интриги, фамильярность и снисходительное отношение к внебрачным связям. Да и она сама оказалась неравнодушна к «французскому» шарму Дюплесси. Эрмин не хотела обманываться: когда импресарио поцеловал ее, тело женщины ответило, дрожа от желания.
«Тала долго жила одна. И когда мой отец приехал к ней, кстати, не знаю зачем, она в него влюбилась… Или же свекровь просто нуждалась в мужской ласке, как я вчера вечером в объятиях Октава. Плоть слаба, это всем известно…»
Но как она себя ни уговаривала, вся эта история безумно ее огорчала. Жослин солгал им, ей и матери, без всяких зазрений совести. По крайней мере, она видела события именно под таким углом.
«И мы с Тошаном столько страдали из-за этих секретов! Да и мама переживет ужасную боль, а ведь она так гордилась, что им с папой снова удалось стать парой!» — подумала она на рассвете.
Мадлен проскользнула к ней в спальню на цыпочках. Кормилица была сама не своя от волнения.
— Эрмин, я молилась всю ночь и слышала, как ты ворочаешься в кровати. Мне так жаль вас всех!
— Ты тут ни при чем, — сказала молодая женщина. — Это жизнь! Тала и моя мать могли и не зачать. Или не полюбить одного и того же мужчину. Если бы я знала, что происходит, я бы сумела помочь Тошану, заставить его все мне рассказать! В нашей семье слишком много секретов и недомолвок. Мне очень хочется во всем признаться матери. Она все равно узнает, не сейчас, так позже. Зачем откладывать?
С этими словами Эрмин встала. Проходя мимо кормилицы, она погладила ее по черным волосам, таким похожим на волосы Тошана.
— Не грусти! Я много думала о Кионе. Сейчас семь утра, я позвоню в больницу, а потом решу, что делать дальше. Пока у меня одно желание: сесть на первый же поезд. Я умираю от нетерпения, Мадлен. Киона не может умереть! Я видела ее совсем крошкой и чувствую, что мы с ней связаны. С прошлого лета я сильно переменилась. И я так скучала по Мукки, что поняла очень важную вещь: дети — это святое! Их драгоценная жизнь, их счастье — вот что взрослые должны беречь прежде всего. Дети приходят в мир невинными, и они не должны расплачиваться за ошибки взрослых. Мне нужно было понять это намного раньше. Когда мне было три года, с неба спустился ангел, окруживший меня любовью и нежностью — красивая монахиня, сестра Мария Магдалина.
— Твои слова полны мудрости, Эрмин, — отозвалась молодая индианка. — Я молилась и за Киону, надеюсь, Господь ее спасет. Твой ангел-хранитель заботится о ней, и о нас тоже!
Эрмин сдержала вздох. Она подумала, что было бы лучше, если бы небеса вовремя вмешивались в действия людей, весьма склонных поступать вопреки здравому смыслу. Через пять минут она уже пыталась связаться с больницей Сен-Мишель в Робервале. Но это оказалось невозможным, потому что снег оборвал провода. Ей посоветовали попытаться еще раз, в полдень.
В лиловом домашнем халате и с бигуди на голове, Лора подошла, чтобы ее поцеловать.
— И кого ты намеревалась разбудить телефонным звонком в такую рань? — спросила она. — Наши мужья так и не появились. Ты не знаешь, где они, я полагаю?
Вопрос прозвучал странно, как если бы Лора знала правду.
— Вчера вечером, когда мы возвращались из театра, я не хотела портить тебе радость, мама, — начала Эрмин. — Но я кое-что узнала благодаря Бадетте, которую отправила на вокзал. Тошан привез нам Мукки, потому что Тала больше не могла оставить его у себя: маленькая девочка, о которой я тебе рассказывала, Киона, очень больна. Она сейчас в больнице, в Робервале. И я пыталась узнать, как она, вот и все.
— Вот как? Тогда я понимаю, почему Тошан так быстро уехал, но Жослин? Он здесь ни при чем.
— Что ты, мама! Он счел нужным поехать с зятем, чтобы поддержать его.
Мирей, нахмурившись, слушала их разговор из кухни. Она чувствовала, что начинаются неприятности. Шарлотта, которая тоже была уже на ногах, навострила ушки, потягивая свое теплое молоко.
— Одного я не могу понять, — сказала Лора. — Киона — приемный ребенок, правда? Я понимаю, почему она дорога Тале. Но из-за нее жизнь целой семьи перевернулась вверх дном — это кажется мне оскорбительным! Даже Тошан никак не связан с этой девочкой!
Мадлен вошла в столовую с маленьким Луи на руках. Кормилица сочла нужным признаться:
— Киона из нашей семьи, мадам. Она моя двоюродная сестра.
— Вы все двоюродные сестры и братья! — вздохнула Лора. — Я совсем запуталась в вашей генеалогии!
Эрмин почувствовала в голосе матери раздражение, а может, и неясную тревогу. Она поняла, что оказалась в очень трудном положении.
— Мама, ты опять-таки не поймешь, но я тоже поеду в эту больницу, в Роберваль! Второй спектакль состоится в начале января. Я должна поддержать Талу, этот ребенок много для нее значит. Ведь это ее дочка… Ну вот, главное ты знаешь.
— А как же Рождество? — воскликнула Лора, которая, казалось, не услышала последних слов дочери. — Жослин уехал, и ты тоже уезжаешь? Нет, так не пойдет! Если все бегут на поезд, то я тоже в Квебеке не останусь! Праздники мы отметим в Валь-Жальбере. Мирей, готовь мой чемодан, вы, Мадлен, займитесь вещами детей. Не надо брать слишком много, у нас там полно одежды. Шарлотта, быстрее беги на почту и отправь телеграмму Маруа. Пусть Арман протопит дом и срубит нам рождественскую елку. Выедем поздно вечером и дома окажемся через сутки. Я приглашу Бадетту составить нам компанию! Она мечтала увидеть Валь-Жальбер, вот случай и представился!
— Мама, это невозможно! — воскликнула Эрмин, понимая, что ситуация усложняется. — Идет сильный снег, может оказаться, что некоторые участки пути непроходимы. Наши малыши могут заболеть!
— Помилуй Бог, дорогая, мы же не собираемся выращивать наших детей в теплице! — с иронией отозвалась ее мать. — Переселенцы в былые времена приезжали сюда со всем своим потомством, и им приходилось куда хуже, чем нам! Я не изменю решения! Твой отец проведет Рождество со мной рядом, в нашем доме в Валь-Жальбере!
Молодая женщина отказалась от мысли противоречить матери, которая, мало того что обладала волевым характером, со временем становилась все более авторитарной. Она снова попыталась дозвониться до больницы. После долгого ожидания ответила медсестра.
Вокруг Эрмин моментально повисла тишина. Она задавала вопросы, несколько раз произнесла «да» и «спасибо». Наконец повесила бакелитовую трубку.
— Ну что? — спросила Мадлен.
— Как она? — подхватила Лора. — Как Киона?
— У нее бронхопневмония, — ответила Эрмин. — И состояние очень тяжелое. Делай что хочешь, мама, но я уезжаю прямо сейчас!
