Они помнили и музыкантов: пианиста Неда и трубача Чарли. Они говорили о «Herb Sainte», как догадался Джонас, алкогольном напитке, в чем-то сходным с абсентом и ныне запрещенным чуть ли не по всему миру. Они смеялись, рассказывая друг другу какие он навлек на них неприятности.
Внезапно Чандлер оторвался от воспоминаний и посмотрел на Джонаса.
— Вам нужен секретарь? Женщина опытная и заслуживающая доверия? Как насчет честной, опытной, заслуживающей доверия, да еще желающей лечь под вас?
— Сейчас таких не бывает, — покачал головой Джонас.
— Доверьтесь мне. Завтра утром я пришлю к вам возможную кандидатку.
Он прислал. Она прибыла в половине десятого и удивила его в еще большей степени, чем Моррис Чандлер.
— Мистер Корд? Я миссис Уайэтт. Меня прислал мистер Чандлер. Вам нужен опытный секретарь, и он полагает, что я вам подойду.
Такие красивые женщины встречались редко, и Джонас решил, что при первой возможности уложит ее в постель. Золотистые волосы, обрамляющие безупречное лицо, разве что брови у нее были чуть темнее волос. Желтовато-серый пуловер, темно-серая до колен юбка, белые туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки, обтягивающие длинные, стройные ноги. Не девочка. Тридцать два, может, тридцать три года. Много повидавшая, и, судя по всему, не только хорошее.
— Заходите, миссис Уайэтт, садитесь. Я только что позавтракал, но, если хотите, могу попросить прислать кофе.
— Можете не просить.
— Я все-таки попрошу. И сам с удовольствием выпью чашку-другую.
Она грациозно села, скрестив ноги ниже колен, как учили девушек в школе. Юбка чуть поднялась, не приоткрыв ничего лишнего.
Джонас снял телефонную трубку и заказал кофе, зная, что обязательно принесут и пирожные.
— Не сочтите мой вопрос за грубость, миссис Уайэтт, но почему мистер Моррис Чандлер рекомендовал вам обратиться ко мне?
— Он сообщил мне о ваших требованиях, полагая, что я им соответствую. Я с ним согласилась.
— Расскажите, где вы работали ранее?
— Я поступила секретарем в корпорацию «Бойз-Каскейд». Четыре года работала личным секретарем. Потом вышла замуж, развелась…
— Дети у вас есть?
— Нет, сэр. Вновь пошла работать личным секретарем к аудитору штата Калифорния. Секретарем я работала одиннадцать лет, шесть из них — личным.
— А что вы делаете в Лас-Вегасе?
— Меня отсюда не выпускают.
— Как так?
— Я приехала сюда с другом. Он хотел поиграть. Я тоже. Я подписала счет на несколько фишек. Он пообещал оплатить мой счет, когда будет расплачиваться при отъезде, однако проигрался в пух и прах, запаниковал и удрал, оставив меня с неоплаченным счетом. Теперь я работаю официанткой, чтобы отдать долг.
— Сколько?
— Пятьсот долларов. Шестьдесят пять я уже вернула.
Джонас покачал головой и вновь взялся за трубку. Набрал номер Чандлера.
— Моррис, это Джонас. Перепишите долг миссис Уайэтт на мой счет.
— Так вы ее наняли?
— Об этом поговорим позже.
Он положил трубку и посмотрел на женщину. Она хмурилась.
— Так, значит, вы работаете. Быстро принимаете решения. В результате я должна четыреста тридцать пять долларов вам. По-другому я не могу.
Джонас улыбнулся:
— Тогда мне придется взять вас на работу. Иначе вы не сможете расплатиться со мной.
— Ну… вы не лас-вегасское казино. Вы не держите людей под замком, пока они не оплатят свои долги. Или я не права? Надеюсь, вы и не ломаете ноги.
— Вы думаете, Чандлер способен на такое?
Она пожала плечами:
— Он — ваш друг.
— Вы знаете, почему я здесь?
Она кивнула:
— Я также знаю, что никому не должна говорить об этом. В противном случае сломанными ногами дело не ограничится.
— Я так не работаю, миссис Уайэтт, — холодно заметил Джонас.
— Вы, наверное, нет. А вот Чандлер — да. Иначе с чего бы он доверился мне, сказав, кто живет у него на верхнем этаже?
— Может, я ни в чем не виновен.
— Может, и так. Вы бывали в Лас-Вегасе, когда Багси Сигел управлял «Фламинго»?
— Честно признаюсь, нет.
Она кивнула:
— А вот я бывала. Мне всегда нравилось приезжать сюда. Впервые я приехала сюда с мужем. Благодаря ему и пристрастилась к азартным играм. Багси был страшный человек. Он убивал людей. Город изменился с тех пор, как его хозяева избавились от Багси. Им пришлось застрелить его. Он создавал их бизнесу плохую рекламу. Но смертный приговор ему вынесли не за то, что он избивал или даже убивал людей. Дело в том, что он делал это у всех на глазах. По существу нынче ничего не изменилось. Но разборки проходят в более тихих местах.
Джонас покачал головой:
— Я не думаю, что Моррис Чандлер…
Он недоговорил. А хотел сказать, что не верит, будто человек, которому доверяет Невада Смит, способен на такое.
— Не все решения принимаются только им. Он партнер, а не единственный владелец. — Она вздохнула. — Глупо я себя веду. Вам нужен секретарь, который умеет держать язык за зубами, а я болтаю и болтаю.
— Вы же не секретарь Чандлера.
— Не буду вас обманывать. Я бы хотела стать вашим секретарем. Но… Чандлер говорил о… специфических требованиях.
Джонас улыбнулся:
— Скажем так, упомянутое им условие не обязательное. Но желательное.
Она долго смотрела на него. Рот приоткрылся, меж губ появился и исчез кончик языка.
— Вы хотите, чтобы я жила здесь?
— У меня две спальни.
Она усмехнулась:
— Да, ваша репутация известна, мистер Корд.
— Вы приняты на работу, — подвел черту Джонас. — Я был бы вам очень признателен, если при посторонних вы будете называть меня мистер Корд. А наедине… Джонас.
— Меня зовут Энджи, — ответила она.
В тот же день Энджи перебралась на верхний этаж. Первую ночь она спала во второй спальне. Следующую — в одной кровати с Джонасом.
Четверо молодых сотрудников, прибывших в Лас-Вегас в течение недели, отнюдь не удивились, что новая секретарь мистера Корда на редкость интересная женщина, которая к тому же и живет в его номере. Как и говорила Энджи, Джонас славился успехами на женском фронте.
Еще какое-то время ушло на утряску последних деталей, но к концу второй недели заточения в Лас-Вегасе Джонас полностью контролировал деятельность своих компаний. Он звонил по телефонам со скрамблерами. Кто-то из четырех его помощников, если возникала необходимость, улетал на «дехавиленде» в Мехико, а оттуда — в любую часть света, куда направлял его Джонас.
Его не разыскивало ФБР. Он всего лишь не желал давать показания сенатской комиссии. Слушания эти считали важными разве что члены комиссии да несколько газет. Последние расценили его побег как насмешку над сенатом. Заголовок на пятой странице одной из них гласил:
«КОРД УСКОЛЬЗАЕТ ОТ СЕНАТСКИХ ИЩЕЕК». Вторая подошла к вопросу более творчески, обратившись к первоисточникам: «НОЙ В КОВЧЕГЕ, ДЖОНАС[9] В КИТЕ?»
Его даже не могли обвинить в оскорблении конгресса, поскольку повестки он не получал.
Энджи первой увидела газетное сообщение о том, что Моника подала на развод.
Они с Джонасом завтракали. Джонас, как всегда, плотно, Энджи ограничилась апельсиновым соком, кофе и крекерами. Ночного халатика или пеньюара у нее не было, спали они голыми. Поэтому она вышла к столу в белых нейлоновых трусиках, а он — в боксерских трусах. Джонас читал «Нью-Йорк таймс», Энджи — «Лос-Анджелес таймс».
— О, Джонас!
— Что?
Она протянула ему газету, указывая на заметку:
«КОРДЫ РАЗВОДЯТСЯ
Миссис Джонас Корд подает на развод. Миссис Джонас Корд, урожденная Моника Уинтроп, подала иск в Верховный суд Лос-Анджелеса с требованием развести ее с Джонасом Кордом. Последний обвинен в супружеской неверности, жестоком обращении и оставлении жены. Миссис Корд просит вынести решение о разводе, оставить ребенка под ее опекой, присудить ей часть калифорнийской собственности Кордов, а также уплату алиментов.
Местонахождение мистера Корда неизвестно. Он покинул свой дом в Бел-Эйр за несколько часов до прибытия судебного исполнителя, который намеревался повесткой вызвать его на слушания о деятельности авиакомпаний, проводимые сенатской комиссией, и с тех пор его ни разу не видели. По некоторым сведениям он поселился неподалеку от Мехико. Джерри Джеслер, адвокат миссис Корд, полагает, что отсутствие мистера Корда не помешает началу судебного процесса, поскольку по законам штата Калифорния газетная публикация является извещением для ответчика о вызове его в суд».
Джонас пожал плечами и вернул газету Энджи.
— Супружеская неверность, жестокое обращение, оставление жены, — повторил он. — Она ничего не сможет доказать.
