— Вы все сказали, сударь?
— Нет, — снова заговорил Фуке. — Я сам улажу это дело. Вам не придется приносить никаких извинений виконту. Ведь это вы разоблачили мошенника. Так что ваша честь вне всяких подозрений. Впрочем, вообще непонятно, за что он требует у вас сатисфакции… Я поговорю с ним. В последнее время за ним числится еще несколько весьма темных делишек. И я намерен дать ему понять, что в следующий раз это уже не сойдет ему с рук, напротив, он заплатит за все сполна. И даю вам слово, он непременно одумается…
— Ну, а теперь вы кончили, сударь? — снова справился Жак. — Дело в том, что и я тоже хочу вам кое-что сказать…
— Я весь внимание…
Дюпарке указал рукой на своего брата.
— Позвольте еще раз представить вам, господин Фуке, моего брата, Пьера Диэля де Водрок. Он много моложе меня, но обещает стать достойным дворянином. Он корит себя за случившееся, ибо в этом есть и его вина. Если со мной что-нибудь случится, поверьте, никогда нога его не ступит более в этот игорный дом. Это я вам обещаю. Но у Пьера есть свои амбиции: он хочет, чтобы ему доверили пост на Американских островах.
Президент нетерпеливо махнул рукой.
— В данный момент, Дюпарке, речь идет о вас. Сейчас компании нужны именно вы… Потом, позже, наступит и черед Водрока, если он докажет, что обладает теми же качествами, какие мы так ценим в вас…
— Что ж, весьма сожалею, сударь, — решительно ответил Жак, — но, боюсь, в таком случае, компании придется набраться терпения. Совсем скоро мне предстоит скрестить шпаги с Тюрло. И ничто не в силах помешать этому поединку. Если со мной случится несчастье, то прошу вас не слишком убиваться…
— Ну и упрямец! Что ж, в таком случае, вы заслужили этот урок!
— Вот и вы уже видите меня покойником! О, не стоит отрицать, это так и есть! Мне ведь уже пришлось нынче вечером прочесть смертный приговор в глазах всех усердных завсегдатаев салона мадам Бриго! И вы тоже с ними заодно. Иначе вы бы не пришли сюда в столь неурочный час, не так ли? Но коль уж вы все равно считаете меня мертвецом, то не соблаговолите ли исполнить мою последнюю просьбу?
— Что за просьба? — без обиняков осведомился Фуке.
— Порекомендуйте компании моего брата на какой-нибудь важный пост на островах. Вы можете довериться ему так же, как и мне…
— Погодите, господин президент, — вмешался тут Водрок, — на сей раз уже мой брат слишком торопит события: у нас еще будет достаточно времени, чтобы спокойно обсудить все эти вопросы. Для вас смерть моего брата дело уже решенное… Так вот, знайте: если ему суждено погибнуть, я подниму его шпагу и отомщу за него… Слишком уж непозволительная роскошь для вора безнаказанно убивать порядочных людей… Так что отложим этот разговор до лучших времен…
Фуке взял в руки свою шляпу. Крепко сжал зубы, лоб перерезала глубокая складка, лицо омрачило искреннее огорчение.
— Я не прощаюсь с вами, — проговорил он, — а желаю вам удачи… Знайте, сударь, что, несмотря ни на что, вы можете всегда рассчитывать на мое дружеское расположение и что…
Он запнулся, поочередно глядя то на Жака, то на Пьера.
— Так что же? — с настойчивостью осведомился Дюпарке. — Что же еще вы хотели добавить, господин президент?
— И что, поступи вы иначе, вы навсегда потеряли бы мое уважение… До встречи, Дюпарке!..
Париж еще спал, когда Водрок и Дюпарке покинули Арбрисельскую улицу и направились в сторону Пре-о-Клер.
Оба решительно зашагали к развалинам, служившим местом сведения счетов всех парижских задир и бретеров. Высокие полуразвалившиеся стены из выщербленных камней, где то там, то здесь еще можно было различить остатки древних статуй, ниши, где некогда обитали святые, и даже обломки их изображений надежно скрывали дуэлянтов от любопытных взоров.
Еще не дойдя до места, оба не без удовлетворения отметили, что виконт не прибыл. Жак не простил бы себе, если бы обидчику пришлось его ждать; однако, пройдя чуть дальше вдоль заросших плющом и лишайником древних стен, они увидели, как от них отделилась фигура человека, направившаяся им навстречу.
Это был кавалер д’Ажийяр, с которым братья были знакомы с давних времен. Он остановился в нескольких шагах и отвесил им поклон, взмахнув шляпой, чьи поля коснулись земли. Оба брата ответили ему с не меньшей куртуазностью.
— Послушайте, Дюпарке, — обратился к ним кавалер, — безмерно сожалею, что довелось встретиться с вами при столь печальных обстоятельствах. Но час назад Тюрло попросил меня быть его секундантом. Не думаю, чтобы он слишком долго заставил себя ждать.
— Что ж, подождем, — только и ответил Жак.
Все трое направились к монументальной арке, под которой можно было укрыться от утренней прохлады.
Уже занимался день, и восходящее солнце мало-помалу окрашивало монотонные сероватые тона предрассветных пейзажей, все четче становились контуры полуразвалившихся древних строений, однако по-прежнему было прохладно, и кавалер вместе с обоими братьями, несмотря на теплые плащи, дрожали от холода.
Пытаясь хоть как-то согреться, они принялись ходить взад-вперед, не испытывая при этом ни малейшего желания перемолвиться хоть словом.
На душе у Дюпарке было немного тревожно, но он не испытывал ни страха, ни дурных предчувствий. Что его волновало, так это возможные последствия дуэли. Ришелье категорически запретил подобные поединки, слишком уж редел от них цвет французского дворянства. Юные аристократы из самых родовитых семейств порой по самым ничтожным поводам то и дело обменивались ударами шпаг, которые нередко оказывались смертельными. Вот и приходилось теперь ретивым дуэлянтам прятаться от ночного дозора, полицейских ищеек и солдат, конных и пеших. Но не так-то просто было подолгу скрывать от людских глаз раненного — а тем более убитого — на дуэли. И тут в дело вмешивалась королевская полиция, а победителю — как, впрочем, и раненому — приходилось спешно удирать за границу, дабы избежать королевского гнева и правосудия.
Думая о близком поединке с Тюрло, Жак не питал ни малейших иллюзий, он знал, что они будут драться насмерть. Если Дюпарке убьет виконта, ему придется немедленно бежать. В противном же случае его брату, как, впрочем, и д’Ажийяру, грозят серьезные неприятности за то, что они согласились стать секундантами и в известном смысле оказались сообщниками убийства.
Кавалеру было явно не по себе. Хоть он и считался близким другом виконта, это не мешало ему питать уважение к семейству Диэлей, так что он ничуть не погрешил против истины, высказав сожаление, что оказался на стороне противника. К тому же он понятия не имел о причинах поединка, да так и не решился обратиться с этим вопросом к Жаку.
Уже совсем рассвело, когда вдали, у ограды, появился всадник — это был Тюрло, он направлялся в их сторону.
Оба брата нарочито отвернулись, выказывая ему свое презрение.
Резко дернув поводья, виконт остановил коня, ловко спрыгнул на землю и крикнул кавалеру:
— Привет, д’Ажийяр, и спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Сожалею, что пришлось поднять вас нынче ночью с постели. Постараюсь уладить дело так, чтобы вы не потеряли слишком много времени.
— Я не спешу… — ответил кавалер. — Думаю, и Дюпарке тоже…
Жак резко обернулся.
— А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, — возразил он. — У меня сегодня много встреч. И чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше…
Тюрло расстегнул плащ, положил его на камень; на лице, как всегда, играла скверная фатовская ухмылочка. Потом насмешливо бросил через плечо:
— Вам не стоило назначать встреч, на которые, возможно, вы уже не сможете прийти…
Не удостоив его ответом, Жак лишь пожал плечами.
Потом отошел немного в сторону и обнажил шпагу. Она засверкала на солнце. Он несколько раз согнул ее рукой, проверяя гибкость клинка, тот упруго распрямлялся, слегка вибрируя и издавая едва слышный дрожащий звук. Тюрло то и дело бросал взгляд в его сторону, по-прежнему не расставаясь со своей пренебрежительной ухмылкой. Он разминался, заботясь об упругости своих мышц. Спустил на икры высокие сапоги и, расстегнув камзол, скинул его и протянул д’Ажийяру. Теперь он остался в одной шелковой рубашке, украшенной искусной вышивкой и отделанной тончайшими кружевами. Воротник ее был широко распахнут, и Жак мог видеть, как под обильной темной порослью играют мощные мускулы.
Виконт слегка поежился. Потом расхохотался и заметил:
— Вы правы, Дюпарке, нам лучше поторопиться… Но вовсе не вам в угоду, просто я что-то начинаю замерзать… — Потом с издевкой добавил: — А уж вы-то, Дюпарке, не пройдет и часа, и вовсе застынете!
Он тоже вынул из ножен свою шпагу. Как и Жак, проверил гибкость клинка, упершись им в носок своего сапога.
Жак по-прежнему хранил молчание. Он был готов к поединку и лишь ждал сигнала, чтобы скрестить шпаги.
