Хари Апте - Тайна раджи

Вриндамала не заподозрила обмана, ее утешила перемена в госпоже, и хотя она мало надеялась на успех затеи с письмом, но страстно желала блага своей госпоже и употребила все силы, чтобы доставить письмо махарадже. Вриндамала не назвала во дворце своего имени, как и имени своей госпожи. Сказавшись прислужницей госпожи, она, к собственному удивлению, вполне преуспела в своем предприятии. Воистину, как мы бываем поражены, когда происходит то, чего никак не ожидаем!

Но решение раджи показалось удивительным и неожиданным не только Мурадеви и ее служанке. Новость взбудоражила всю женскую половину царского дворца. Изумление, злоба, ревность вспыхнули мгновенно с небывалой силой. У раджи, кроме Сумальи, было еще восемь сыновей от разных жен, и сейчас жены эти пришли в бешенство, узнав, что раджа не только посетил Мурадеви, но и собирается поселиться у той, чье имя было до сих пор под запретом. Не иначе, гадали они, колдовскими чарами завлекла она раджу и теперь тем же способом изведет их всех, обратит против них сердце их повелителя, заставит его забыть соперниц и одна станет властвовать в его душе. Этими тревожными мыслями жил весь женский мирок. Об одном этом только и шли разговоры и пересуды.

Кроме Мурадеви, гнев жен обратился на тех, кто, как они считали, способствовал ее козням, — на дворцового управителя, стражников, служанку из царских покоев. Все эти слуги заверяли, что они приняли злополучное послание за письмо от старшей царицы, но разве это могло кого-нибудь утешить? Напротив, проникнув в замысел Мурадеви и поняв, какой хитростью она добилась своей цели, ее соперницы вознегодовали еще больше. Вриндамала совсем растерялась. Она не знала, то ли ей радоваться, что для ее госпожи настали счастливые дни, то ли опасаться злобы и мести тех, кто возненавидел ее за это. И все же она не могла не порадоваться, увидев свою госпожу веселой и довольной, и думала, что теперь недалек тот день, когда прежнее горе забудется и Мурадеви займет равное место среди других жен.

Саму же Мурадеви мало задевали нападки соперниц. Есть люди, которых чем больше оскорбляют, тем сильнее зреет в них протест, чем больше препятствий возникает на их пути, тем непреодолимее в них стремление достичь своей цели. Мурадеви принадлежала к людям такого рода, а шестнадцать лет страданий лишь закалили ее характер. Она необычайно возрадовалась успеху первой попытки завладеть сердцем супруга и повелителя и торжествовала при мысли, что вызвала этим ревность и ненависть своих соперниц. Однако удача не ослепила ее, голова ее оставалась ясной и трезвой. Она хорошо знала: как легко и нежданно пришла к ней радость, так же легко и нежданно она может ее покинуть. Рано успокаиваться после первого удачного шага, нужно упрочить ту мимолетную власть над сердцем раджи, которую она обрела сегодня.

Мурадеви умело вела игру. Она ловила каждое слово раджи, предупреждала малейшее его желание. Мягкостью и послушанием, уступчивостью и лаской очень скоро она окончательно покорила его сердце и добилась полного доверия. Осторожно и тонко она устраивала так, чтобы Дханананд узнавал о кознях других жен против нее, об их злобе и мстительности. Сама она при этом и слова дурного ни разу о них не сказала.

Вот и теперь, в который раз, она подстроила маленькую хитрость. Дханананд возлежал на ложе, откинувшись на подушки и прикрыв глаза, точно дремал. Мурадеви растирала ему ноги. Она прекрасно видела, что раджа не заснул, тем не менее, когда в покои поспешно вошла Суматика и тревожно окликнула госпожу, Мурадеви нахмурилась, подозвала к себе служанку и сказала ей тихо, но грозно:

— Что это такое, негодная? Ты не видишь, что махараджа задремал? Что шумишь? Что там у тебя такое? Опять сплетни какие-нибудь? Все ты жалуешься, что жены сделали то да то, служанки говорили то да это. Уйди, не хочу слушать твои наговоры. Конечно, им обидно, что раджа ушел от них к опозоренной и отверженной женщине. Уж я-то хорошо знаю, что такое немилость супруга и повелителя, и никому этого не пожелаю. Я всегда скажу: я не смогу быть счастлива, если из-за меня несчастье падет на других. Скоро я сама попрошу господина, чтобы он не обделял своей лаской моих соперниц. Ступай! И ничего не говори мне. Безрассудная! Ты думала, их ревность помутит мой разум и лишит покоя мою душу?

— Госпожа! — тихо отвечала прислужница. — Я не хотела рассердить вас. Выслушайте меня. Госпожа, вы гоните меня, но ведь может случиться ужасное. Я только что узнала такое, что должна сообщить без промедления. Махараджа, к счастью, спит, и я могу сказать.

— Ну хорошо! — нетерпеливо сказала Мурадеви. — Что такое ты узнала? Говори скорее. Махараджа не должен этого слышать?

— О, упаси бог! — с тихим ужасом воскликнула служанка. — Госпожа, мне страшно даже произнести. Другие супруги раджи так ненавидят вас, что готовы на все — они способны посягнуть на жизнь самого махараджи. Да верно ли, что и сейчас он просто задремал, а вдруг это такой сон, от которого уже…

— Нет, нет, — вздрогнула Мурадеви, — махараджа просто уснул. С ним ничего не случится. Пока я жива и он под моей защитой, я и волосу не дам упасть с его головы. Здесь, в моих покоях, он в полной безопасности. Но что же такое ты узнала? Говори наконец, говори скорее. Я вся дрожу от страха. Что нам угрожает?

Служанка ответила не сразу. Она подошла совсем близко к своей госпоже и, словно не в состоянии говорить громко, шепотом промолвила ей на ухо несколько слов. С Мурадеви случилось что-то небывалое. Лицо ее исказила судорога ужаса, и, точно забыв вдруг, что раджа спит, она громко вскрикнула:

— Молчи, несчастная! Да как твой язык выговаривает такие слова? Чтобы ревность завела так далеко? Уходи, ступай прочь отсюда! И на миг не смей оставаться здесь! Безумная! Слышится тебе бог весть что, а ты и приносишь мне. Боже! Неужели такое возможно? Нет, нет! И все-таки теперь я не дам махарадже прикоснуться к еде, пока сама не отведаю каждого блюда. Всякий кусок он будет получать лишь из моих рук. Господи! Кто бы подумал, что ревность может довести до безумия? Как же быть теперь?

Словно вдруг во всей реальности представив ужасные опасности, грозящие радже, Мурадеви вздрогнула всем телом, глубоко вздохнула и замерла, будто охваченная мыслью, как отвести от раджи несчастье.

А Дханананд вовсе не спал и от слова до слова слышал разговор Мурадеви со служанкой. Он хотел было сначала, когда пришла Суматика, показать, что не спит, но решил послушать, что она скажет, и еще убедительнее прикинулся спящим. Все это не ускользнуло от наблюдательного взора Мурадеви, и она торжествовала, что план ее удался и обстоятельства складываются в ее пользу.

Раджа слышал весь разговор, не уловил лишь тех слов, которые Суматика прошептала на ухо своей госпоже, и в нем проснулось любопытство. Когда же эти слова вызвали такую вспышку ужаса и гнева у Мурадеви, Дханананду захотелось непременно узнать, что такое рассказала его жене служанка. Когда Суматика покинула покои, раджа неожиданно пошевелился и сел. Он обнял Мурадеви, застывшую в задумчивости, и сказал:

— Милая, я слышал все, о чем ты говорила с Суматикой. Но что такое она шепнула тебе? Откройся! Не таись от меня.

Притворщица того и ждала. Она вздрогнула и побледнела, будто потрясенная тем, что раджа услышал слова, которые не должен был слышать. Запинаясь и трепеща, она ответила с мольбой:

— Сын арьев, не спрашивайте меня! Я не могу сказать.

— Но отчего? Ведь это касается меня, не правда ли? Что плохого случится, если я узнаю?

— Я боюсь! Если бы вы спокойно восприняли это известие… Я страшусь большого несчастья. Если правда то, что я узнала, пусть правда эта не мной будет сказана. А если это ложь, разве вы не станете винить меня? Скажите!

— Конечно, нет. За что винить тебя? Ведь это не твоя выдумка.

— Все равно мне страшно.

— Не бойся. Скажи, в чем дело.

— Вы приказываете мне?

— Да, да! Приказываю. Говори же!

— Будь что будет! Слушайте…

И она шепнула Дханананду нечто такое, от чего глаза раджи налились кровью и ярость едва не задушила его.

Чанакья очень сблизился с Васубхути и проводил у него много времени. Монах, по всему было видно, проникся к брахману большим уважением. Передалось это уважение и Вриндамале, которая часто приходила к своему наставнику за советом или с новостями о своей госпоже. И Чанакья никогда не упускал случая присутствовать при беседе монаха с его ученицей.

Васубхути предлагал брахману свою помощь, чтобы через содействие знатных и влиятельных людей получить место в царском совете. Но Чанакья уклонялся от этого, объясняя, что пока не спешит. Брахман по-прежнему боялся быть узнанным и разоблаченным. Он все еще предпочитал держаться в тени и решил появиться при дворе только тогда, когда в этом будет действительный смысл и польза. А смысл и пользу для себя он, как вы знаете, видел не в том, чтобы показать свою ученость и приобрести покровительство раджи.