- Будут в восторге, - перебил Рамон. - Они тоже обожают детей и всегда мечтали о внуках. - Он коснулся ее лица, ласково, нежно. - Пусть пройдет время. Я лишь прошу тебя подумать об этом.
- Обязательно, - пообещала она.
- А сейчас, - пробормотал он, оглядываясь по сторонам, - нам не помешает еще немножко пройтись и перестать мешать движению.
Она тихо засмеялась и взяла его под руку.
- Хорошо.
Они не спеша дошли до угла, немного передохнули и продолжили путь. От ходьбы Норин раскраснелась и слегка запыхалась, что было вполне естественно. Инстинктивно он пощупал пульс на ее запястье - ровный, сильный, точно такой, какой и должен быть на этой стадии выздоровления. Рамон улыбнулся.
- Потом станет проще, - обнадежил он.
И оказался прав. Они гуляли каждый вечер, если у Рамона не было срочных вызовов. Текли дни, за днями недели, за неделями месяцы. Грудь у Норин перестала болеть, силы полностью вернулись, а с ними и бодрость духа. Но Рамон по-прежнему держал с ней дистанцию, и Норин уже начала задумываться, не сожалеет ли он о своей импульсивности, о том внезапном предложении, которое сделал во время первой прогулки, о желании жениться на ней. Один неудачный брак у него уже позади. Видимо, он не хочет рисковать еще раз.
Время шло, и Норин уже разрешили не только водить машину, но и приступить к работе. Однако Рамон пришел в бешенство, едва только она намекнула ему об этом.
- Не думай, что я не благодарна тебе за то, что ты сделал для меня, пыталась успокоить его Норин, - но ты не можешь вечно быть моим опекуном. Я хочу работать сама. У меня есть квартира, которую сохранили за мной с момента операции...
- Тебе не нужно жить одной, - кричал он, - еще слишком рано!
- Я провела здесь три месяца! - возмутилась она. - Все говорят, что мне уже можно приступить к работе. Мое сердце работает как часы, я гуляю каждый день, ем за двоих... Почему ты все усложняешь?
Он взмахнул руками и воскликнул по-испански что-то про необходимость спорить со стенами.
- Я не стена! - возразила Норин резко.
- Ну, в таком случае ты не можешь забрать Мушку! А она будет скучать.
- Глупости, - возразила девушка. Она знала, что время, которое они провели вместе, не давало Рамону возможности реально оценить свои чувства к ней. Им необходимо побыть подальше друг от друга.
- Ты не будешь счастлива одна, - продолжал он злиться. - Ты что, решила, что наша близость мешает мне реально оценить свои чувства?
Девушка кивнула. Он глубоко вздохнул.
- Понятно.
- Я безгранично благодарна за то, что ты так чудесно обо мне заботился, - повторила она, - но мы же оба знаем, что ты относился бы так к кому угодно. Ты не смог бы иначе.
- Ты мне льстишь. И себя недооцениваешь, - добавил он. - Может, я сам вынудил тебя не ждать от жизни многого. Я сделал тебя ожесточенной.
Он выглядел таким расстроенным, что Норин почувствовала себя виноватой.
- Я больше не ожесточенная, - произнесла она шепотом. - Тетя Мэри и дядя Хол были так добры ко мне. Мне нравится проводить с ними время.
- Только не позволяй им увезти тебя из страны, - потребовал он, - еще слишком рано.
- Как же с тобой будет трудно, когда дети решат покинуть дом, заметила она сухо.
- Да откуда у меня возьмутся дети? Ты оставляешь меня!
Сердце ее выпрыгивало из груди, но она держалась непреклонно.
- Всему свое время, - произнесла Норин спокойно, - все будет хорошо.
- Хорошо! - в его голосе звучала издевка. - С кем я смогу поговорить? Кто успокоит и поддержит меня в трудную минуту?
Ей нелегко было спорить с ним, но решение принято.
- Только протяни руку к телефону, - пообещала она. - Можешь звонить, когда захочешь. - И добавила, отведя взгляд: - Ты ведь мой друг, а друзья всегда разговаривают.
Минута прошла в тишине. Его пальцы ласково коснулись ее лица, и, казалось, он не дышал, когда наклонился поцеловать ее.
- Хочешь быть моим другом? Тогда пристрели меня, - прошептал Рамон. Это будет милосерднее.
- Не говори глупостей. Я никогда не причиню тебе боль.
- А как ты называешь свой уход из моей жизни? - возмутился он.
- Самосохранением, - раздался еле слышный шепот.
В ту же секунду он обнял ее и притянул к себе - близко-близко, насколько это было возможно в ее состоянии. Рамон никогда не забывал об ее едва зажившем шраме. И она поддалась его чарам, хотя точно знала, что должна уехать из этой квартиры.
Его губы коснулись ее в легком поцелуе, постепенно превратившемся в более настойчивый. А через мгновение его язык сквозь все преграды прорвался в глубину ее рта, и Рамон поднял Норин на руки.
Девушка была не в силах сопротивляться - обхватила его за шею и подарила ему ответный поцелуй, разожженный его страстью.
Почувствовав, как дрожь пронзила его тело, она замерла и набрала в легкие воздуха. Рамон тяжело дышал, и темные бездонные глаза, что так пристально смотрели на нее всего в нескольких дюймах, казались жадными и голодными.
- Если бы я не был столь добропорядочен, - произнес он хрипло, - я бы отнес тебя в постель и любил тебя, пока ты не стала бы умолять о том, чтобы остаться со мной. Но ты ведь все еще девственница, так?
- Да, - ответила она еле слышно.
- И все это из-за меня, да? - прошептал он. Норин закусила губу.
- Ну и самомнение.
- Я горю желанием быть любимым, быть желанным, быть нужным... Ты показала мне рай, а потом изгнала в ад, и все ради работы!
- Да нет, совсем нет, - быстро возразила она, касаясь его губ, его щек, его носа. - Не ради работы. Я люблю тебя!
Какие сладкие слова! Он и не надеялся услышать их после вс.ех обид и страданий, что причинил ей.
Норин оторвала свои губы от его.
- Ты должен отпустить меня, - прошептала она жалобно.
- Почему?
Она с ума сходила по этому глубокому нежному голосу, звучавшему совсем рядом с ее ухом!
- Чтобы ты мог понять, что чувствуешь. Пауза, тишина, молчание. Он смотрел в ее огромные грустные глаза.
- Что я чувствую? - переспросил он. Норин кивнула, и Рамон тихо вздохнул.
- Разве ты не знаешь? - удивился он. - А Изадора знала. И всегда упрекала меня за это. Я ведь тебе говорил.
- Ты говорил, она считала, будто тебя тянет ко мне, - согласилась девушка, - физически.
Он мягко рассмеялся.
- Физически? - Его взгляд скользнул по ее лицу. - Есть такая песня, Норин, - произнес затем Рамон нежно. - Она даже получила "Грэмми". Я не умею петь, но в ней говорится, что мужчина, если он действительно любит, видит в глазах любимой женщины своих нерожденных детей.
- Да, - пролепетала она в ответ, дрожа всем телом не столько от этих слов, сколько от того, как он их произнес.
- К стыду своему, я видел своих сыновей в твоих глазах с того самого дня, как встретил тебя на кухне в доме Кенсингтонов, - он перешел на шепот, заставивший ее покраснеть, - а я был женат. Какая же это пытка, так грешить и не уметь покаяться. - Он закрыл глаза. - Я расплачивался за этот грех и заставил расплачиваться тебя. Да и сейчас на нас висит это проклятие.
Норин смотрела на него широко раскрытыми глазами.
- Ты хотел жениться на мне, потому что любишь? - спросила она хрипло чуть позже.
- Да, - ответил он, и его прямой взгляд подтверждал эти слова. - Я всегда будут любить тебя. Буду любить всем сердцем, всей душой, буду любить всю свою жизнь.
И она почувствовала, как слезы подступили к глазам, как они покатились по щекам. Одна, другая, третья, жгучий и бесшумный поток...
- Не надо, - шептал он, вытирая ее слезы поцелуями. - Ну что ты... Не плачь. Хочешь уйти, так я не буду тебя останавливать. Но мы хотя бы должны видеться... - Рамон вздохнул. - Я же люблю тебя и отдаю отчет в каждом сказанном слове. Я хочу провести вместе с тобой всю оставшуюся жизнь. Я хочу, чтобы у нас были дети.
- Я тоже хочу детей, - призналась Норин.
- Думаю, нам стоит сыграть свадьбу как можно скорее.
- Правда? Рамон кивнул.
- У тебя есть такая странная склонность - убегать, - пояснил он, улыбаясь. - Может, став моей женой, ты согласишься остаться дома.
Ее пальцы теребили густые волосы у него на висках.
- Я могла бы немного подрабатывать. Рамон пристально прсмотрел на нее.
- Пока не появятся дети?
- Да, и потом, когда пойдут в школу. Я люблю свою работу. .
- Ну, конечно, только все это не так уж просто, тебе придется меня задобрить.
- Так? - прошептала она, наградив его поцелуем.
Он с готовностью отозвался на него и оторвался от нее лишь тогда, когда их тела будто пронзило молнией.
- Дорогая, такие поцелуи очень опасны, - проворчал Рамон. - Нас обвенчают в церкви. На тебе будут белое платье и фата. А потом наступит наша ночь.
Румянец покрыл щеки девушки.
- Многие считают, что она уже была, я слышала от Брэда.
Рамон вопросительно поднял брови:
- Он снова заходил?
- На несколько минут. - Она улыбнулась. - И прежде чем ты сделаешь необоснованные выводы, запомни, он по уши влюблен в одну женщину из больницы, не в меня. - Норин говорила быстро, без пауз, не давая Рамону даже вставить слово. - Мы просто друзья. Так всегда и было.