— Ну, вы вполне отдохнете к полудню. И потом, нам же предстоит лишь небольшая прогулка в экипаже. Кстати, а что это за раут?
— Раут у миссис Арбутнотт.
— Что ж, не смею задерживать. — Сдерживая злость, Джеймс отдал вежливый поклон. — Будем надеяться, раут будет приятным. До свидания, мисс Фишер.
— До свидания, мистер Иглтон. — Летти Фишер вернулась к ним, ее темные глаза смотрели оценивающе и не без дружеского участия.
— До свидания, — сдержанно сказала Селина. — Надеюсь, вы приятно проведете…
— Остаток этого дня? — подсказал Джеймс, уже отрабатывая следующий шаг своего плана.
— Вот именно, остаток этого дня. — Селина пошла прочь, почти потащив за собой терпеливую мисс Фишер.
Спустя несколько секунд Джеймс обернулся к Лиам, одним прыжком преодолел пространство между ними и, схватив ее за руку, потащил за собой.
— Ты совершила сегодня очень серьезную ошибку, Лиам.
— Каким образом? — Она задыхалась, вынужденная почти бежать, чтобы поспевать за Джеймсом.
— Ты шпионила. Вынюхивала там, где тебе не положено быть. Это никогда больше не повторится. Понятно?
— Ох! — Неожиданный резкий выкрик китаянки привлек внимание нескольких прохожих, и Джеймс выпустил ее руку.
— Ты испытываешь мое терпение, — сказал он ей наигранно угрожающим тоном.
Тут рядом возник Вон Тель.
— Я не мог помешать ей приблизиться к вам. Поэтому счел благоразумным надеяться, что она не причинит слишком больших неприятностей.
— Неприятностей? Она их устроила. Еще спасибо, мисс Годвин не видела ее.
— Вы сказали — мисс Годвин? — Лиам вздернула свой овальный подбородок, опустила глаза, как если бы перебирала в уме имена. — Мисс Селина Годвин с Керзон-стрит. Это в ее дом, несомненно, носил розы Вон Тель.
Если бы все не было так серьезно, Джеймс расхохотался бы над ее дерзостью.
— Едем домой, и чтобы ничего подобного не повторилось никогда. Вон Тель, карету.
— По-моему, именно таких, как она, называют «гадина»…
Джеймс вздрогнул:
— Гадина?
— Да. Мисс Годвин одна из так называемых невежественных красавиц этого пресного народа. Мелкотравчатый демон высших слоев. Хорошо хоть, она поняла, что недостойна вашего благосклонного внимания и перестала навязываться.
Джеймс велел Вон Телю подавать карету и сказал Лиам, закрывая дискуссию:
— Селина — жемчужина. Она мне не навязывалась. А ты, Лиам, отныне раз и навсегда перестанешь вмешиваться в мои дела.
— Да, конечно, — сказала Лиам. Она отошла к краю тротуара, где Вон Тель дожидался их с каретой. — Эта невежественная гадина настолько тщеславна, что позволяет себе красоваться перед вами, а потом отвергает предложение, ради которого любая женщина была бы готова умереть. Вы не должны больше думать о ней.
Вон Тель подсадил Лиам в карету, за ней последовал Джеймс. Последним разместился Вон Тель и закрыл дверцу.
— Да, — сказала Лиам, стараясь сохранять равновесие на ухабах. — Я довольна, что мисс Селина Годвин не будет больше огорчать вас. И смогу теперь сосредоточиться на домашних делах.
Джеймс с беспокойством заключил, что в словах Лиам не было правды. Он закинул ногу на ногу и забарабанил пальцами по глянцевой черной коже голенища сапога. Вне всяких сомнений, ему придется строго присматривать за ней, пока они остаются в Англии.
Он протянул руку, постучал кучеру. Задвижка глазка открылась, и он приказал:
— Гровнор-сквер.
Дариус Годвин прижался к стене дома у окна личных покоев своей жены. Конечно, супругу туда и ходу не было. Но запрет не распространялся на краснеющего белокурого помощника конюха. Дариус подглядывал, как тот стоял теперь, дрожащий, обнаженный, перед алчными глазами Мери. Дариус вдохнул полной грудью ночной предгрозовой воздух.
Дражайшая Мери думала, что он занят чем-то другим. Свежие воспоминания вызвали у него улыбку. Он и вправду занимался другим — этакой восхитительной штучкой, которую прислал ему на вечер Бертрам Летчуиз. Но теперь его мысли были заняты более серьезными делами, и нынешние шалости жены явились непредвиденной помехой.
Любопытство взяло верх, и Дариус устроился так, чтобы снова можно было заглядывать сквозь щель между тяжелыми шторами в слабо освещенную комнату.
Дариусу пришло на память имя юноши — Колин. Он служил в Найтхеде всего несколько недель, но достаточно долго для того, чтобы Мери приметила прекрасное тело мужчины, находившегося на промежуточной стадии между угловатостью подростка и первым расцветом зрелого мужского начала.
Юноша стоял перед нею в непосредственной близости, прикрыв руками пах. На глазах у Дариуса, запакованная в пеньюар из нескольких рядов белой прозрачной ткани женщина опустилась на колени и сдернула с себя одежду, обнажив груди. Поддерживая их ладонями, она одарила юношу улыбкой, облизнула губы. Дариус видел ее в профиль. Он заметил, как она что-то произнесла. Колин покорно развел руки… В этом смысл ее жизни — совращать нетронутых юнцов. Дариус сжал губы. Что ж, он все высмотрит, а потом пригрозит разоблачить ее извращенность. Тем самым будет обеспечено содействие Мери в предстоящем вскорости дельце.
Годвин осклабился, вглядываясь в лицо юноши, которое оказалось обращенным к окну. О чем он сейчас думает, спрашивал себя Дариус. Что видели внутренним взором эти затуманившиеся голубые глаза? Чьи жгучие образы облегчили юноше копание в грязи, которым он занимался? Да, он был уверен: сластолюбивый конюх видел перед собой не толстую, стареющую женщину, а молодую полногрудую девушку — вроде Селины…
Спектакль наскучил Дариусу. Он отвернулся от окна и пошел вокруг дома, чтобы войти через кухню. Он заглянул в кладовку, оторвал ножку жареного цыпленка. Затем прогулочным шагом двинулся по вымощенным камнем коридорам, поднялся по лестнице на второй этаж. То, что предстояло обсудить, не терпело больше отлагательств.
Он дошел до конца коридора, который вел в гостиную Мери, и переждал, укрывшись в тени, пока из двери не вышел, как и следовало ожидать, юный Колин. Мери быстро надоедали любые забавы, и она постаралась побыстрее отделаться от оказавшего ей нужную услугу парня. Колин был бледен. Он оглянулся по сторонам, не замечая Дариуса, и быстро помчался по коридору в противоположном направлении.
В предвкушении предстоящих событий Дариус поспешил к гостиной и распахнул дверь, не постучав.
— Кто тут?.. — Мери стояла в распахнутом халате у камина, держа в руке большой бокал красного вина. — Ты осмелился вломиться сюда без моего вызова.
Дариус закрыл за собой дверь, утрированно-широким шагом двинулся через всю комнату и остановился перед своей дражайшей супругой.
— Мне показалось, что ты можешь возжелать зрелой, проверенной в деле мужской силы, моя сладчайшая.
Он оторвал зубами кусок темного куриного мяса и продолжал, чавкая:
— Несомненно, у женщин с твоими аппетитами потребности большие, чем способен удовлетворить простой мальчишка.
Она густо покраснела:
— На что ты намекаешь?
— Я намекаю: ты могла бы проделать со мной то же, чем только что порадовала моего слугу.
Она вздернула свой срезанный подбородок:
— Где ты был? Откуда тебе известно, что здесь происходило?
— Мне все известно, — заявил он. — Я не обязан ничего объяснять. А ты прикройся, и я скажу, что обязана сделать ты.
Она было захныкала, однако запахнула халат и съежилась на сиденье.
— Вот так-то лучше. — Широко расставив обутые в сапоги ноги, он стоял спиной к огню. — Есть дело, которым следует заняться. Бертрам хочет, чтобы мы помогли ему устроить свадьбу как можно скорее.
— Но Селина…
— …в Лондоне. Да, она там, и на это уходит чертовски много денег. Но ничего не поделаешь — Бертрам настаивает на Лондоне. Сливки общества должны узреть ее красоту, а потом она обручится с ним, и свет признает, какой он молодец, поскольку вскружил голову Селине.
— Но Селина…
— Он не вскружил ей голову, но это не имеет значения. Важно, как это выглядит в его глазах. Чем скорее он получит свое и сможет жениться на нашей малютке, тем скорее мы получим деньжата, которые нам необходимо иметь. Мы просто обязаны их иметь, жена, если хотим сохранить наш образ жизни и этот дом. Мы должны удержать все это, пока не найдем сокровища. И тогда будем свободны и уедем отсюда. Лондон будет наш.
— Двадцать лет это слышу, — пробурчала Мери.
Он свирепо взглянул на нее.
— Да, двадцать лет ушло на поиск. Но мы найдем сокровища Сейнсбери. Ради этих сокровищ мы обдурили Френсиса Сент-Джайлса и старого дурака — его отца. Мы многим рисковали, и наш выигрыш должен быть и будет огромным.
— Я бы хотела, чтобы это не зависело от Селины. Что если Бертрам пойдет на попятный?
