— Мой отец не один, — сказал он. — С ним будет какая-то женщина.
— Неужели?
— Он еще молодой мужчина. Ему всего лишь сорок семь.
— Я не имею ничего против, а вот ты, похоже, имеешь.
— Он не давал обет безбрачия или чего-то в этом духе.
— Рада это слышать. Мы потеряли бы такого привлекательного мужчину.
— Но обычно он очень спокойно относился к этому.
— Относился спокойно или не распространялся?
— Ну, не распространялся.
— Тогда что тебя беспокоит, милый?
— Действительно, глупость какая-то. Я думал, что мы будем здесь втроем, а это как-то вывело меня из себя.
— Вероятно, это очень милая женщина, раз твой отец пригласил ее. Но ты должен знать об этом больше меня.
— Мы никогда не говорили о его личной жизни. Я хочу сказать, он не делал из этого большого секрета. Просто он никогда не упоминал о ней.
Несмотря на отсутствие каких бы то ни было причин, вопреки логике у Робби появилось дурное предчувствие относительно предстоящих выходных. За неимением лучшего он приписывал это новым отношениям, которые должны были начаться у них с Тедди. В конце концов, в ближайшее время Робби должен был стать женатым мужчиной, и его отец станет чужим, лишним. Всю свою жизнь Робби принимал отца таким, каким он был, но сейчас он понял, что ему очень мало что известно о том мужчине, которого он любит больше всех остальных мужчин. Некоторые вещи приходится принимать на слово, но в отношении Тедди на слово приходилось принимать все. В основе беспокойства лежало опасение, что Тедди и Элейн не поладят друг с другом, обнаружат какие-то недостатки и Робби будет поставлен перед необходимостью выбора. Он со страхом думал о том, как разделить свои привязанности. Подобно некоторым людям, нуждающимся в могучем толчке, который выпихнет их в хищный ревущий мир, Робби нуждался в одобрении, заставлявшем его делать лучшее, на что он способен. Он поделился своей неуверенностью с Элейн.
— Все будет в порядке, Роб. Мы полюбим друг друга.
— Ты очень хорошо читаешь мои мысли.
— Хорошеньким был бы наш роман, если бы это было не так. В конце концов, я ведь собираюсь стать твоей женой, матерью твоих детей, и если я не смогу чувствовать то, что чувствуешь ты, мне будет ужасно трудно понимать тебя правильно.
— Я хочу, чтобы все было на высоте. Мне кажется, в основном меня беспокоит то, что я пытаюсь предугадать его реакцию. Я не имею в виду ерунду вроде: «Великолепно, малыш, ты женишься; позволь мне купить обручальное кольцо». Это не главное.
— Он не сможет любить меня, как ты.
— Но он полюбит тебя.
— Это имеет значение?
— Для меня. Я пришел к выводу, что не знаю его.
— А почему это должно быть так?
— Так хочет мое «я».
Робби, заведя двигатель, свернул на укатанную гравийную дорожку.
— Вот это домик!
— Ясное дело. А ты что ожидала, деревянную хижину?
— Господи, да мы по сравнению с вами — просто крестьяне. Я на седьмом небе.
Робби поцеловал ее в кончик носа.
— Возблагодарим Бога за крестьян.
Особняк располагался в глубине, ярдах в пятидесяти от дороги. Его колоннада колониального стиля была увита цепким плющом и жимолостью, подобно змеям с греческих барельефов. Монолитное здание эпохи колониального владычества было построено так, чтобы противостоять смене моды и суровым зимам. Оно гордо раскрывало свои объятия, подобно медведю гризли, неменяющееся и властное, словно замок барона или английского сквайра, который носит свое богатство так же гордо, как женщина — норку.
— Дом, милый дом, — весело произнесла она.
— Для спокойного отдыха в конце недели и медитаций, — ответил Робби, вновь обретая уверенность. Он начал снимать с багажника на крыше два чемодана, но замер, увидев спешившего от дома высокого негра, незнакомого ему.
— Я отнесу их.
— Привет, я — Робби Франклин. А это — мисс Уэстин.
— Я — Джордж. Мы говорили с вами по телефону.
— Давно вы здесь, Джордж?
— Ваш отец нанял мою жену и меня в прошлом месяце.
— Вы будете жить за городом весь год?
— Да, я никогда в жизни не чувствовал себя таким здоровым.
По дороге к дому Робби сказал:
— Где мой отец?
— Он отправился гулять с мисс Хикман.
Робби покачал головой, силясь скрыть раздражение.
— Он не получил моего сообщения?
— Да, я его передал ему.
* * *
В тех отношениях, в которых присутствует неполная откровенность и также происходит борьба за лидерство, довольно просто умалчивать о собственных тайнах, которые могут заставить тебя отступить на второй план. Гораздо сложнее, однако, сдерживать натиск на своего соперника, особенно когда имеющиеся о нем сведения надежны и ты уверен, что получишь ощутимое преимущество и приобретешь неуязвимое господство. В этом заключалась проблема Тедди, дважды он ловил себя на том, что вот-вот поскользнется, и дважды Барбара останавливала его замечаниями в нужный момент. Его силой было ее неведение; трудно было рассматривать это как чисто оборонительное оружие, в то время как оно могло выиграть войну. Тедди приходилось ступать осторожно.
Несмотря на то обстоятельство, что он был счастлив, завоевав Барбару, Тедди непрерывно глодала тревога по поводу тех средств, которыми пришлось воспользоваться. Каждый день он пролистывал газеты с отчаянием ищущего работу, но в них не было никаких новых сообщений о Гранте, ограблении и докторе Поле Фрере. Тедди наметил себе два плана: первый — анонимно назначить содержание дочери Гранта в качестве компенсации; другой обладал некоторой степенью риска и мог подставить Тедди под нескончаемые вымогательства Лопеса и его дружков. Чем больше он думал о Гранте — Грант уже начал приобретать призрачные очертания семейного скелета-тайны, в любую минуту готового вывалиться из шкафа, — тем больше он убеждался в необходимости встретиться с Лопесом и убедиться, насколько хорошо заметены следы.
Тедди гулял по берегу с Барбарой уже более часа, наслаждаясь каждой секундой. За все время она сказала лишь несколько слов; ни Тедди, ни молодая женщина не были склонны разговаривать. Неспокойная гладь воды была цвета голубого мергеля и казалась опасной и неприветливой. На Тедди были надеты толстый рыбацкий свитер с глухим воротом и вельветовая куртка, однако холод уже начал пробираться к телу. Но он отказывался признать это, так как Барбара не жаловалась, а на ней были надеты легкие брюки и тонкая замшевая курточка. Тедди предложил ей свою куртку, но она отказалась, и теперь Тедди был рад этому.
— Мне нужно постоянно жить у воды, — сказала Барбара. — Я чувствую себя здесь в полной безопасности.
— Мы сможем жить там, где ты захочешь.
— Но мы не сможем жить здесь круглый год?
— Это будет для меня не очень удобно. Но мы можем выбираться из города каждые выходные.
— Мой знак Зодиака связан с водой. Я — Скорпион.
— А моя квартира? Мне показалось, она тебе понравилась.
— Она чудесная, но спальня напоминает витрину фирмы «IBM».
— Я имел дело со многими электронными компаниями, и все эти штуковины уже много лет интересуют меня, — извиняясь, начал объяснять Тедди.
— О человеке просто судить по его игрушкам.
— И что ты можешь сказать по моим?
— Ты похож на мальчишку-изобретателя. Я ясно представляю себе, как ты возишься с химическим набором «Гильберт», пытаясь изготовить симпатические чернила.
— Я играл в «Монополию». Взрослому человеку в этом стыдно признаться, но я ни разу не проиграл, а играл сотни раз. Я спец по «Монополии».
Тедди задумался, следует ли ему сообщить Барбаре, что она скоро должна будет стать богатой по праву, сама. Он очень умело пустил в оборот ее капитал.
— Я купил для тебя несколько крупных пакетов акций.
— Подарок на день рождения?
— Нет, я же твой поверенный.
— И сколько у меня?
— Сейчас около пятнадцати тысяч, и если все будет развиваться так, как я надеюсь, скоро у тебя будет что-то около одного пятидесяти.
— Что такое «один пятьдесят»?
— Сто пятьдесят тысяч долларов.
— Ну-у. Что мне с ними делать? Хотя, знаю — это пять тысяч часов приемов у Фрера.
— Это даст тебе такую независимость, какую способны дать только деньги.
— И я смогу послать тебя куда подальше — если захочу?
— Ты делала это, не имея денег, так что я не думаю, что будет большая разница. — Тедди замолчал, заметно обеспокоенный. — Если ты надумала именно это…
— Я что, нажала на включатель паники?
— Тебе же это чертовски хорошо известно.
— Прости, я думала о своей двадцать шестой годовщине в ноябре и совсем расстроилась.
Пронесшись над их головами, чайки сделали поворот на девяносто градусов и направились к судну, шедшему вдоль побережья.
