— Если бы я т-только получила мой паспорт… Я бы доказала, кто я на самом деле, — она покачала головой, понимая, что слуга все еще ждет ее, и безнадежно подумала: «Если бы Симон отменил приказ». Она опустила одну руку, а другую прижала к сердцу, пытаясь сдержать глухие рыдания. — Я живу вместе с моей… с моей тетей, и она больна. Шок может… — Эллин взглянула на Симона. Его лицо расплылось из-за слез в ее глазах. — Я Эллин, н-но я не могу д-доказать это вам. — Он с заинтересованным видом разглядывал ее, сузив глаза. Через мгновение он взглянул на руку, которую она прижала к сердцу.
— Оставьте нас, — коротко скомандовал он, и слуга, слегка поклонившись, удалился, мягко закрыв за собой дверь. Эллин уставилась на дверь, не веря своим глазам. Неужели она каким-то чудом смогла пробить брешь в железной решимости Симона своими отчаянными жалобами?
— Вы верите мне! — Она провела рукой по глазам и щекам, вытирая слезы. Он ничего не сказал, но продолжал смотреть на нее. Она вспомнила, как он был удивлен тогда, на корабле. Теперь она понимала причину этого недоумения: она поступала не так, как Эстелла. Он не ожидал, что она покраснеет, и не ожидал, что она будет робкой и скованной после сказанных им нежных слов и комплиментов. Наблюдая за ним сейчас, Эллин думала, помнит ли он свое недоумение там, на корабле. Если да, то его сомнения помогут Эллин доказать, что он ошибается. Нарочито медленным и вялым движением он открыл письменный стол и достал оттуда увеличенную фотографию.
— Это вы? — спросил он, и она покачала головой. — Вы не посмотрели на нее, — резко сказал он, — это платье, — он указал пальцем на фотографию, — вы надевали в тот день, когда мы были в Микенах.
— Это платье моей сестры, — сообщила она ему, и слезы опять навернулись на ее глаза.
— Она дала вам билет, паспорт и одежду? — сказал он скептическим тоном, и Эллин сникла еще больше. Тогда Симон медленно заговорил, и его акцент слышался резче, чем обычно:
— Вы и ваша — как ее — сестра, — вы близнецы, не так ли?
— Да, — сказала она быстро и живо, — это верно.
Он посмотрел на нее своими полузакрытыми глазами.
— И родинки у вас тоже одинаковые?
Ее сердце учащенно забилось, и ей стало легче, как будто камень свалился с души.
— Нет, у меня нет родинки! Ах, почему я не подумала об этом раньше. — Но ее бросило в жар, как только она полностью поняла вопрос. Он знал о родинке, значит, он видел и фотографии, или Сулас рассказал ему об этом? Что ж, это было неважно. Важно было то, что ей удалось убедить Симона, что она Эллин, а не Эстелла. Но действительно ли это ей удалось? Почему он так смотрит?
— У меня нет родинки, — повторила она и остановилась, ее глаза расширились. — Вы не верите мне? — спросила она пересохшими губами.
Он наклонил голову, как он обычно это делал на корабле. Это была привычка, которая всегда волновала ее.
— Вы действительно думаете, что я поверю вашему слову? — Он медленно поднял бровь, одновременно покачав головой. В нем исчезла резкость, уступив место легкому юмору. Но, в любом случае, она еще не чувствовала себя в безопасности. Он хотел получить настоящее доказательство, что у нее нет родинки.
— Я не могу показать вам ее, — запинаясь, сказала она.
— Показать? Я думал, что у вас ее нет.
Она замотала головой.
— Вы знаете, что я имею в виду.
На короткое время воцарилась тишина, потом Симон сказал:
— Что ж, Эстелла, или Эллин, или как вас там, вы предъявите доказательство, или я снова должен позвонить?
Она подняла голову, ее щеки горели.
— Я говорю правду, — начала она, но потом могла лишь покачать головой.
— Доказательство, — твердо и коротко сказал он.
— Я… я… — она чувствовала себя крайне смущенной, хотя в глубине души хорошо понимала, что ни один аргумент не будет доказательством ее искренности. — Я не могу!
— Не будьте такой глупой, черт вас побери. Вы не первая женщина с обнаженным плечом, которую я увижу. — Его глаза блеснули, казалось, он не заметил, как она еще сильнее покраснела от его слов. — Все эти увертки убеждают меня в том, что вы Эстелла Марсленд, но я должен быть в этом абсолютно уверен! — И прежде, чем она поняла, что он хочет сделать, Симон крепко схватил ее, послышался треск разрываемой ткани, и он распахнул ее блузку.
— Отпустите меня! — крикнула она, но ее борьба была напрасной, и ей пришлось смириться с неизбежным. — Я ненавижу вас, — шептала она даже после того, как Симон начал бормотать извинения. Он был озадачен после того, как выяснилось, что он действительно ошибся. — Я хочу убить вас!.. Я почти жалею, что не принадлежу к критской семье, тогда бы мы стали самыми заклятыми врагами.
— Извините, — повторил он, в то время как она прикрывалась разорванной одеждой. — Поверьте, я очень сожалею. Мне не следовало этого делать. Я должен был поверить вам.
Слезы опять навернулись ей на глаза и потекли по щекам.
— Если мне когда-нибудь представится возможность отплатить вам, я это с радостью сделаю! — это были глупые слова, сказанные от гнева, унижения… и глубокой обиды. Из-за того, что она сейчас чувствовала к нему, ее любовь вмиг превратилась в ненависть. — Маловероятно, что мне представится такая возможность, но кто знает, — почему-то перед ней встал образ Кита. Он тоже унизил ее, обещав на ней жениться лишь для того, чтобы, завоевав ее доверие, подкинуть ей своего ребенка. Тогда она поклялась отомстить какому-нибудь мужчине — любому мужчине. Но теперь она хотела отомстить одному мужчине за две обиды, и этим мужчиной был Симон Дьюрис.
Он стоял и смотрел на нее, явно смущенный тем, что произошло. Потом она увидела, как быстро изменилось его лицо, отбросив маску. На нем появилось сначала раскаяние, потом гнев, и Эллин ожесточилась под этим взглядом.
— Вы сказали мне, что вы — манекенщица. Это, конечно, неправда?
— Да.
Он сжал губы.
— Вы сказали также, что у вас было много мужчин. Это тоже ложь?
— Да, я солгала.
Наступила ужасная тишина, и, не в силах вынести это бесконечное молчание, Эллин осмелилась поднять голову. Он смотрел на нее с упреком, но в его глазах уже не было той беспощадной неумолимости, которую она видела несколько минут назад.
— Я не знаю, почему я это сказала о мужчинах, — запнулась она, нервно сцепив руки, — я думаю, что сделала это лишь для того, чтобы понравиться вам.
Его черные глаза сузились, но она выдержала их пронзительный взгляд. Перед этим Симоном она испытывала лишь трепет, но не страх. Она боялась другого Симона, холодного и бесстрастного, который вселял в нее ужас, охватывавший все ее тело.
— Мне хочется задушить вас, — наконец сказал он мягко, — вы умышленно затеяли этот обман, взяли на себя эту дурацкую роль.
— Это не было дурацкой ролью, — прервала она. — Надеюсь, вы не упрекаете меня за то, что ваша идея с наказанием провалилась.
— Осторожнее, — мягко предупредил он, — вы еще не избежали опасности, — но в его угрозе был только гнев, и она почувствовала, что он тоже внутренне страдает из-за того, что допустил такую ужасную ошибку. Он указал на стул.
— Садитесь и расскажите мне все, — скомандовал он своим зловещим, но мягким голосом. — Почему произошла эта подмена? Почему Эстелла не поехала в круиз?
Эллин все объяснила, заметив, что он нахмурился, когда она рассказала о паспорте.
— Вы знаете, что это противозаконно?
Она кивнула.
— Да, я знаю, но мне не хотелось напрасно тратить деньги, чтобы ехать по своему паспорту. Видите ли, я вряд ли еще когда-нибудь поеду за границу.
— Вы, несомненно, рисковали, не так ли? — его сердитый взгляд подчеркивал его слова и, будучи уязвленной, Эллин огрызнулась.
— Я не сильно рисковала из-за паспорта, а что касается другого — того зла, которое вы хотели совершить, — то откуда я могла знать, что дядя Суласа будет на борту судна.
— Должен признать, вы правы, — он уступил ей, неожиданно смягчившись. — Ваша сестра рассказала все о том, как она поступила с Суласом? Вы имеете представление о том, как подло она с ним обошлась?
Эллин не хотела говорить об Эстелле сейчас, когда все выяснилось, но, взглянув в лицо Симона, она поняла, что было бы неблагоразумно увиливать. Он немного успокоился, она должна помочь ему остаться в таком состоянии.
— Она рассказала мне все и… и показала подарки Суласа.
На его лице отразился вернувшийся к нему гнев, и желваки заиграли под его кожей цвета красного дерева. Ей показалось, что все ее попытки провалились, и последствия пережитого ею ужаса были так сильны, что она опять залилась слезами. Он видел это, но еще долго стоял с потемневшим нечеловеческим взглядом, как скалы вдали, которые она видела из окна. Появившиеся солнечные лучи осветили ее слезы, и его лицо мгновенно изменилось. Эллин вытерла руками глаза.