Анна Климова - Люби меня нежно

— Было дело. После школы поступил в училище. Потом гарнизоны, переезды… То север, то юг. Даже год в Сирии пробыл. Лет десять назад жена сказала: «Хватит», забрала дочку и уехала к родителям. Теперь вот кручусь, чтобы немного их поддержать. Дочка-то у меня красавица. Модница такая, что только держись!

В его глазах светились радость и гордость, так хорошо ей знакомые.

— Что же ты не на службе?

— Да вот, пришлось отпроситься. По семейным… Не бросать же тебя, такую больную.

— Что ты, я вполне хорошо себя чувствую! Хоть сейчас домой.

— Лежи и не выдумывай, — с нарочитой строгостью сказал он.

Она с благодарностью взглянула на него. Ей было очень приятно чувствовать на себе чью-то заботу. Столько лет Света заботилась только о сыне, забывая себя. Детские ласки сына все компенсировали: и одиночество, и несбыточные желания, и безумную тоску по сильным и нежным мужским рукам… Потом сын вырос, невольно перенеся свои интересы на друзей и знакомых, и она осталась один на один с пустотой, на которую нельзя было опереться. Света острее почувствовала, как ей не хватает родной спины, к которой можно прижаться щекой, вздохнуть и счастливо улыбнуться. Спины, за которой она бы чувствовала себя спокойнее, увереннее, свободнее от необходимости решать кучу мелких дел.

И вот перед ней сидел тот самый Жека, с которым они впервые целовались в десятом классе и ужасно веселились, с трудом входя в роль взрослых. Это было так забавно — прикасаться губами, как в кино, ощущая при этом тепло и священный трепет в груди.

Она помнила катания на карусели в парке, яркое августовское солнце, истомившееся от собственного усердия, шелест уставших за лето листьев, готовых по первому зову осени пожелтеть и упасть на землю. Помнила мороженое, которое свалилось ей на коленки, и суету Жеки по поводу этого несчастья. Он опускал свой платок в фонтан и долго вытирал потекшее мороженое с ее ног, при этом глядя на нее так, как не смотрел никто потом. Она помнила этот взгляд и искала его потом в глазах Саши. Но так и не нашла…

Не нашла и смирилась.

Да, их пути разошлись после смерти ее отца. Света тогда очень переживала. Было уже не до прогулок по парку, не до поцелуев, не до походов в кино. Все как-то так повернулось, что после того августа они больше не встречались. Жека уехал. Она осталась.

«Ты помнишь?» — читалось в его добрых глазах.

«Помню», — отвечали ее глаза.

— Я рад, что встретил тебя, — сказал он.

— Жаль, что при таких обстоятельствах…

— Нет, — покачал он головой, — при других обстоятельствах мы бы просто вежливо поинтересовались друг у друга: «Как жизнь?», выпили бы в кафе по чашке кофе и разошлись. Вот и все. А теперь ты волей-неволей будешь вынуждена видеть меня. Ты же такая слабенькая, — смешно наморщил он нос, — не сможешь сопротивляться.

— Да, от тебя всегда было трудно отделаться, — засмеялась она. — Я помню, как ты прикатил на мотоцикле, который у кого-то одолжил, к моему дому и начал газовать. Мама меня тогда сама на улицу выгнала, говорит: «Иди, успокой своего хахаля, иначе я сейчас дубиной по башке его дурной огрею и вдобавок тарахтелку его испорчу!».

— А я подумал, почему у тебя был такой испуганный вид!

— Конечно, стоило мне только представить маму с дубиной в руке!

Как никогда, Света чувствовала себя легко и спокойно. Это было удивительное состояние, которого не хотелось лишаться.

Его лицо… Да, Жека изменился. Стал мужественнее, наполнился силой и уверенностью в себе. От него исходила ровная теплота, искренность и доброжелательность.

— Так ты позволишь мне навестить тебя? — спросил он.

— Разве ты примешь мои возражения?

— А ты хотела бы возразить?

— Нет! — призналась она.

Они помолчали. Но в их молчании не было неловкости. Они жадно изучали друг друга. Он держал ее руку в своей руке, словно никогда не собирался отпускать.

Они знали друг о друге все, и одновременно не знали ничего. Они встретились, как старые знакомые, но и как новые люди, пожившие вдали друг от друга, однако подспудно помнившие друг о друге все это время.

Света не думала, что им принесет эта встреча. Не хотела думать, загадывать наперед. Не хотела обольщать себя надеждами… Но все же так хотелось обольщаться! Просто потому, что это было приятно, как приятны эти старые воспоминания молодости, отгремевшие грозами, отплакавшие дождями и заметенные сугробами где-то в глубине души.

— Ты мне не расскажешь, что происходит с вами? — спросил он тихо, а потом быстро-быстро продолжил, опережая ее ответ: — Знаю, знаю, возможно, это не мое дело. Но я спрашиваю не из праздного любопытства. Я чувствую, что у вас что-то не так. Ведь верно?

— Жека, я… Я правда не хочу тебя в это впутывать. Это будет с моей стороны черной неблагодарностью. Да и не стоит это того. Мой бывший муж решил немножко попугать нас. Видно, ему заняться больше нечем. Господи, мне страшно подумать, что с нами было бы, если бы я осталась с ним!

— Это тот здоровяк с бородкой, которого мы встретили в коридоре?

— Вы его видели?

— Прошли мимо. И Вадим его… сын? — осторожно поинтересовался Евгений Иванович.

— Да. Но он не верит. У нас действительно не было полтора года детей. Я вначале думала, что сама во всем виновата… Плакала, убивалась. Но перед самым разводом поняла, что беременна. Ему, конечно, ни слова не сказала. Взяла и уехала.

— Он тебя обижал?

— Оставим это. Все давно в прошлом, Жека. Все давно в прошлом…

— Ты скажешь сыну?

— О чем? Что его папаша — законченный садист и негодяй?

— Если все настолько серьезно, могу вмешаться. Ведь он что-то хотел от тебя?

— В ране моей старой покопаться он захотел. Уколоть побольнее. Вот и все. А так ничего он не сделает. Но все же присмотри за Вадиком. Ты единственный, к кому я могу обратиться.

— Хорошо, Светик. Не беспокойся. Сделаю, что будет в моих силах. Ну, пока. Поправляйся. Я пойду, да?

Он склонился к ней и поцеловал в губы.

Она закрыла глаза и вновь ощутила то самое, что было между ними много лет назад, — Жекины губы! Жаркие, манящие, упоительно родные! И она словно перенеслась в тот августовский парк, пронзенный солнечными лучами, ощутила ветер, запутавшийся в волосах, услышала те звуки и те запахи, которые силилась вспомнить, но никак не могла до этого самого момента…

Когда Света открыла глаза, то увидела наконец тот самый взгляд, который тщетно искала, которого так жаждала.

— Света, я хочу уйти, но… не могу, — сказал он, а она заметила, как повлажнели его глаза; он то улыбался, то вдруг лоб его морщился, как будто он думал о чем-то важном и серьезном. — Не могу… Я… я не думал, что встречу тебя когда-нибудь… Я совершал много ошибок в своей жизни, но, мне кажется, самой большой ошибкой было то, что я упустил тебя… отдалился, погнался за чем-то, что всегда было рядом… Все получилось так… нелепо, так чертовски глупо! Поэтому мне кажется, что если я сейчас уйду, то все повторится. Мы снова пойдем каждый своей дорогой, потому что так от нас потребуют обстоятельства… Я не хочу, Светик.

— Ты говорил «мой Светик», помнишь? — сквозь слезы улыбнулась она.

— Ты и сейчас мой Светик…

Он крепко прижал ее к себе, зарывшись носом в ее волосы.

Вадим, заглянувший в палату, замер на пороге.

Мать и незнакомец, застигнутые врасплох, поспешно отстранились.

— Так, интересное кино… — произнес он зловеще. — Очень мило. Мама, ты не скажешь мне, что все это значит?

Светлана Владимировна виновато улыбнулась.

— Это мой одноклассник. Мы столько лет не виделись…

— Что сразу бросились целоваться взасос!

— Света, мне кажется, ты не должна оправдываться, — сказал Евгений Иванович. — А тебя, парень, это не касается.

— Послушайте, — подступил к нему угрожающе Вадим, — я не знаю, откуда вы свалились, но было бы лучше, если бы вы свалили обратно.

— Не хочу спорить с тобой, мой юный друг, — со стальными нотками в голосе проговорил Евгений Иванович. — Но я буду делать то, что считаю нужным.

— Вадим! Женя! Вы что, хотите меня в гроб загнать? — воскликнула Светлана Владимировна дрожащим голосом.

Окончательно проснувшаяся старушка с живым интересом следила за этой сценой и уже с упоением представляла интерес слушателей в фойе отделения, где собирались посплетничать такие же досужие перечницы, как она сама.

— Простите его, Женя, — вмешалась Юля, оттесняя Вадима к двери. — Если сказать, что он плохо воспитан, то невольно можно оскорбить Светлану Владимировну… А ты, — она повернулась к Вадиму, — прекрати немедленно свои наскоки! Что за мальчишество!

— Я что, по-твоему, должен спокойно смотреть, как он лапает мою мать?

— Боже мой, Вадим, что ты говоришь? — ужаснулась Светлана Владимировна.