2 часа 35 минут. Вика пересела на колени к Алеше и мешает читать. Куда-то ушли Нина Сокольская и Гриша Круглов. Миша Прошин увлекся девушкой по имени Таня, и они о чем-то оживленно беседуют на кухне. Вадика тоже нет. Со своей знакомой он закрылся в комнате Гриши. Телевизор горит, но нет ни звука, ни изображения. Новогодняя ночь в самом разгаре. Все гости сыты и пьяны…
3 часа 15 минут. Декорации те же, только в комнате Алеши погашен свет. Старый диван ревет и стонет, не выдерживая столь частых качков. Мир полон счастья. Она прекрасна. Короткие серебристые волосы с удивительной легкостью взвиваются вверх и плавно опускаются вниз в матовом лунном свете. Неповторимы очертания ее спины и плеч. Время останавливается и начинает двигаться вспять.
— Эльза! Эльза милая! Как я люблю тебя! — сладостный полуминутный взрыв, и все возвращается на свои места.
Алеша приходит в себя. Рядом с ним не Эльза. Рядом с ним та молодая женщина по имени Вика. Она самая обыкновенная — рыжая, курносая, гладкая. Неведомая сила отталкивает его от нее, и он не в силах противостоять этой силе. Она плачет взахлеб так громко, что, наверное, слышно в соседней комнате.
— Прости меня, Вика, — говорит Алеша, боясь заглянуть в ее заплаканное лицо.
— Оставь меня!
— Прости меня… Я дружил с девушкой по имени Эльза… я очень любил ее…
— Убирайся к своей Эльзе, апостол чертов!
— Я был пьян, Вика. Прости меня.
— Уходи!
Так и не взглянув на нее, Алеша оделся и вышел из комнаты. Он посмотрел на часы. Было 3 часа 36 минут…
Уже десять минут спустя наш герой что есть силы бежал по проспекту. Огромная елка горела на площади. Вокруг нее гуляли и веселились люди.
— Ой мороз, мороз, не морозь меня! — неслось откуда-то из переулка. А мороз и не старался морозить. Зима в том году была теплая, сырая и грязная. Алеша бежал, не замечая ни огней, ни людей, ни сырости под ногами, не осознавая, куда он бежит и зачем, слыша лишь стук своего сердца, готового вырваться из груди.
Он миновал проспект Мира, Сретенку, затем свернул на бульвар, и вот он уже в подъезде старого дома, на четвертом этаже, перед дверью той самой квартиры, в которую так свободно был вхож чуть больше полугода назад.
— Фью-фью, фью-фью, — запел заграничный звонок. Зашаркали шаги за дверью, погасла световая точка в смотровом глазке.
— Вам кого? — спросил суховатый женский голос.
— Эльзу можно позвать?
— Эльзы нет. Она сейчас у матери. А вы кто?
— Позовите Эльзу.
— Ее же нет, молодой человек…
— Откройте, я вам не верю!
— О Господи! Боренька! Здесь какой-то ненормальный нахал требует Эльзу!
Послышались другие шаги. Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, и Алеша увидел высокого, крепкого сложения лысоватого мужчину лет тридцати пяти, в дорогом спортивном костюме.
— Что вам нужно? — грубо спросил лысоватый.
— Я хочу видеть Эльзу.
— Ее здесь нет. Я ее муж.
— Да, да. Журналист-африканист. Помню.
— Что-нибудь передать?
— Я хочу видеть ее!
— Это невозможно. Она ждет ребенка. Она занята и не желает ни с кем встречаться.
— Я хочу ее видеть!
— Молодой человек, я вам повторяю: Эльза ждет ребенка и не хочет никого видеть.
— Это мой ребенок!
— Что?.. Что вы сказали?.. Запомните раз и навсегда! У Эльзы есть муж, а у ребенка будет отец!.. — Журналист разнервничался, и голос его сорвался: — Не говорите глупостей и потрудитесь уйти!.. Пока я не спустил вас с лестницы!..
— Это мой ребенок! — снова закричал Алеша и обеими руками ухватил журналиста за грудки.
— Боренька, что такое? — испуганно закричали из комнаты, и тут же в проеме двери за журналистом появилась голова пожилой женщины с завязанными сзади волосами и усталым лицом.
— Что вам нужно, молодой человек? — воскликнула она, готовая броситься на Алешу в любую секунду.
— Ничего. Извините, — появление женщины несколько отрезвило его.
Он отпустил журналиста, оставив на его свитере оттяжки, напоминающие отвислую грудь старухи.
— Извините… — еще раз повторил Алеша и стал медленно спускаться по лестнице.
— Вот видишь, Боря! Я тебя предупреждала. Эти твои вечные командировки до хорошего не доведут, — услышал он, прежде чем наверху захлопнулась дверь.
Эльза родила мальчика в конце февраля. Малыш появился на свет здоровым. У самой роженицы было тоже все хорошо, за исключением некоторых незначительных осложнений, из-за чего ее все-таки до конца марта задержали с выпиской.
Весь этот месяц Алеша почти каждый день приходил к окнам родильного дома. Эльза появлялась редко, только когда приходил ее лысоватый муж-журналист или кто-нибудь из родственников. И тогда он видел ее, красивую и веселую, то одну, то с маленьким белым свертком в руках. Его она, конечно же, не замечала. Она даже не вспомнила о нем весь этот месяц. Все ее мысли поглощал ее маленький человечек. Алеша на время исчез из памяти. Теперь она была вполне счастлива без него.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
УНЫНИЕ ПРОКЛЯТО БОГОМ
Уже третий час Алеша бродил вокруг родильного дома на Новом Арбате. Электронные часы показывали двенадцать. Несколько взволнованных мужей, родителей и прочих родственников так же мучились в томительном ожидании. Иногда двери распахивались, оттуда появлялись счастливые матери с белыми свертками в руках, и тогда волнение ожидающих сменялось бурным восторгом и радостью. Ярко светило солнце. Было уже тепло — весна в том году очень рано вступила в свои права. По сухому асфальту бесконечным потоком шли пешеходы. По проспекту двигался пестрый поток машин.
Наконец откуда-то из переулка вынырнула белая «Вольво». Машина остановилась прямо возле Алеши. Он узнал лысоватого мужа Эльзы. Кроме него из машины вышли две женщины, одна — лет сорока пяти, стройная, с седыми волосами, с еще не утратившим привлекательности лицом, другая — лет шестидесяти, с редкими крашеными волосами, одетая явно не по погоде: в норковом полушубке и зимних высоких сапожках, отвратительно сидящих на толстых, коротких ногах.
— Скоро должна выйти, — взглянув на часы, сказал журналист.
— Ох, деточка моя, — вздохнула привлекательная женщина.
— Дождались наконец-то, — добавила та, что в шубе.
Эльза появилась ровно в половине первого. Трое встречающих бросились ей навстречу. Лысоватый, затем привлекательная женщина по очереди пытались взять у нее белый цилиндрический сверток с голубой ленточкой, но она не позволяла, еще крепче прижимая к груди венец своей наконец-то сбывшейся мечты.
Они очень медленно, торжественной процессией шли к машине. Потом журналист, точно адъютант перед генералом, открыл перед Эльзой дверцу, и она долго примерялась, не зная, как лучше усесться с ребенком на руках.
— Эльза! — наконец выдавил из себя Алеша.
Все четверо подняли глаза и увидели его. Он хотел крикнуть еще что-нибудь, но от волнения не смог найти слов. С полминуты длилась немая сцена, которую прервал едва слышный в шуме проспекта крик малыша.
— Элечка, кто это? — спросила полная женщина в полушубке.
— Эльза, садись, поехали, — сказал муж.
Она повиновалась. Привлекательная женщина села рядом с ней, толстая обошла сзади машину и стала нервно возиться с замком противоположной двери, несколько раз бросив злобный, презрительный взгляд на Алешу. Наконец замок поддался, дверца открылась и женщина в полушубке плюхнулась на заднее сиденье. «Вольво» завелась, заглушив крик так и не успокоившегося ребенка. Эльза обернулась. Алеша увидел ее бледное, заметно похудевшее лицо, широко открытые глаза, но что было во взгляде этих бесконечно дорогих ему глаз, из-за своей близорукости он уже видеть не мог.
Машина вывернула на проспект, слилась с потоком, и через несколько секунд Алексей уже потерял ее из виду.
Он спустился в подземный переход, машинально достал из кармана мелочь и разделил монеты между двумя сидящими на бетонном полу нищими. Потом вышел на противоположную сторону и медленно побрел по бульвару.
Ноги вынесли его к Пушкинской площади. У редакции газеты «Московские новости» толпились люди. В это время праздные граждане Москвы частенько собирались здесь, чтобы поспорить о политике. Уже знакомый нам полный человек в черной рубашке что-то громко разъяснял нескольким окружившим его прохожим. Алеша подошел ближе.
— Только мы и можем спасти Россию, — говорил человек в черном. — Сионисты и демократы заморочили вам голову. Они хотят окончательно добить нашу страну! Они развалили Советский Союз…
— Кому нужен такой союз — союз голодных и рабов?! — перебил оратора мужчина с огненно-рыжими волосами и бородой.
— Это евреи и коммунисты сделали русский народ рабами.
