- Имение? Маменька, ежели говорить откровенно, имение мое - всего лишь деревенька, в которой полтора десятка душ.
- Ты не права, Соня, двадцать два человека у тебя душ. Да пруд. Да луг заливной. Да пашня. Ежели твой будущий муж с умом распорядится...
- Ну вот, начали за здравие, кончили за упокой. Не прочите же вы мне в мужья столь любимого вами Дмитрия Алексеевича? Вот мои крестьяне пусть и далее живут спокойно, а не под жадной рукой графа Воронцова.
- Да с чего ты взяла-то, что Дмитрий Алексеевич жаден?
- Подозреваю. Он, как и все бедные люди, хочет всеми средствами иметь то, что ему нынче недоступно.
- Соня, ты всегда в моем понимании была справедливой девушкой. Отчего же теперь ты бездоказательно обвиняешь в низменных чувствах человека, который не сделал тебе ничего плохого? Граф имеет авторитет в свете, подлинные аристократические корни...
- Весьма подгнившие.
- Софья, с тобой невозможно разговаривать! Граф вовсе не беден. Конечно, он не так богат, как Бестужев или Панин, но до нищеты ему далеко... Господи, нам ли говорить о том, беден человек или нет.., княгиня прервала себя на полуслове, чувствуя, как в ней опять закипает гнев. - Делай, как я сказала! Иди и переоденься к столу. И не заставляй меня повторять это ещё раз. Ежели тебе претит светская жизнь, пожалуйста, иди в монастырь!
Соня обиженно поджала губы.
- Теперь, маменька, вы намерены сделать из меня святошу? Считаете, требник2 мне пойдет больше, нежели роман Вольтера?
- Считаю, что в твоем неженском вольнодумстве моя вина. Каюсь, не углядела. Вместо того, чтобы тебя лишний раз за вышивание усадить, гувернантке доверилась. Чтобы она с тобой по парку гуляла, ботанике обучала. Потом только сообразила, что у Луизы самой ветер в голове. Что ожидать от девицы-француженки? Языку своему она может, и обучит, но нравам... Русским девушкам совсем другое воспитание требуется.
Соня нарочито тяжело вздохнула.
- Иду, маменька, иду переодеваться, раз вы и до Луизы добрались. Вот уж не думала, что обнищавший граф вам дороже собственной дочери. Вон как вы за него вступились... Агафья! - крикнула она в приоткрытую дверь людской. Поди, помоги мне переодеться!
- Ее зовут не Агафья, а Агриппина! - возмущенно крикнула вслед дочери Мария Владиславна.
Софья прекрасно это помнила. Имя Агафья оскорбляло аристократический слух матери, вот она и переименовала горничную в Агриппину. В нынешних стесненных обстоятельствах мать и дочь Астаховы могли позволить себе иметь только одну горничную на двоих. Впрочем, легкая на ногу Агафья-Агриппина успешно справлялась со своими нелегкими обязанностями.
- Тебе нравится твое новое имя? - сварливо спросила у горничной Соня; не то, чтобы она по природе своей была брюзгой, но словесные перепалки с матерью вызывали у неё раздражение, которое и хотелось излить на кого-нибудь.
- Нравится, - с придыханием ответила Агриппина. Она шла позади Сони, но та спиной чувствовала, что на лице горничной сияет довольная улыбка. Оно такое авантажное3!
- Нахваталась мудреных словечек! - фыркнула Соня. - Где ты его слышала?
- Вы же сами вчера про графа Потемкина говорили, что он авантажный. Я и запомнила.
Осознание своего исключительного положения в семье поднимало горничную в собственных глазах, потому порой она позволяла себе если не высокомерие, то некоторую важность, подчас в смеси с дерзостью. Конечно, только в отношении Сони, от которой не ждала ничего плохого по причине молодости княжны и её легкого отходчивого характера.
Отчего-то раздраженность никак не хотела оставлять Соню, а тут ещё это самодовольство на лице горничной...
- Надо будет сказать маменьке, чтобы отправила тебя в Киреево, - вроде в задумчивости проговорила она, - а взамен прислала кого-нибудь из тамошних девок. Думаю, тебе в нашем доме тяжело приходится. Устала, небось?
- За что, Софья Николаевна? - побледнела та. - Что мне делать в этом Кирееве? Там же три двора всего. Глушь да и только!
- А тебе, значит, больше в столице нравится жить?
- Понятное дело, как и всем.
- А ежели нравится, чего же ты этим не дорожишь?
Губы Агафьи предательски задрожали.
- Простите, княжна, миленькая, Христа ради! Сама не знаю, что это нынче со мной. Будто черт за язык тянет.
Да уж, ещё как тянет! Иначе, думала бы, прежде чем вступать с Софьей в пререкания, как давеча, когда Мария Владиславна отправилась из дому с визитами, а Соня, воспользовавшись отсутствием матери, решила претворить в жизнь свое желание - изобразить генеалогическое древо князей Астаховых.
Вот уже два года Соня скрупулезно собирала документы, и кое-что из этого можно было, что называется, собрать в кучу. Запечатлеть. Потом уже отдать живописцу - пусть нарисует как следует.
Делала Соня эту работу с огромным удовольствием. Жаль все-таки, что нет обычая заниматься историей женщинам. Она могла бы производить свои исследования не хуже мужчин, потому что и терпения у неё хватает и образованности. Вон о своем роде собрала сведения чуть ли не с язычества. Уж она бы не стала утверждать, что Астаховы произошли от Рюриковичей.
Сейчас кого ни возьми, все мнят себя потомками этого воинственного рода. Но установлено почти точно, что Астаховы ведут свой род от Трувора, родного брата Рюрика, который в истории российской себя не шибко проявил, и вообще, в отличие от брата, оказался неудачником.
Правда, словно в награду за такое к нему отношение, судьба отметила некоторых потомков Трувора особым даром, другим людям не свойственным.
Нет, пожалуй, сказать так, погрешить против истины. Вряд ли именно род Астаховых так уж возлюбил Всевышний. Во всякой ветви древа человеческого наверняка были люди незаурядные, особым талантом отмеченные, но никто, кроме Астаховых, так скрупулезно этот дар не отмечал, не вел его учет, не передавал науку овладения им из поколения в поколение...
К сожалению, Софья никакими такими способностями не отличалась. То есть, не обладала ясновидением, не могла остановить человека взглядом или читать его мысли, не говоря уже о том, чтобы уметь левитировать4. Зато в избытке обладала настойчивостью. Уж если она ставила перед собой цель, то шла к ней неуклонно, и сбить её с дороги до сей поры никому не удавалось.
Мария Владиславна жаловалась своему любимцу - графу Воронцову - на дочкину idee fixe5: начертить генеалогическое древо рода Астаховых.
- В натуральную величину? - смеясь, интересовался он.
Однажды, придя по обычаю в гости к княгине, граф не застал её дома и, по недосмотру Агриппины, чувствовавшей себя без пригляда хозяйки весьма вольготно, прошел в комнаты Сони. Впоследствии он клялся и божился, будто стучал, но ответа не услышал.
Как бы то ни было, княжну он застал в неприглядной позе: та ползала по ковру и раскладывала на кучки документы, как понял Воронцов, по "ветвям" все того же древа.
- Кажется, я догадываюсь, почему Мария Владиславна не одобряет это ваше увлечение, - сказал он тогда.
- И почему же?
- Она боится, что ваша царственная осанка потеряет свою прямоту из-за такого вот "рабочего" наклона.
Соня смутилась, покраснела и хотела в самых резких словах высказать свое неодобрение человеку, который не воспитан, как надо, ежели позволяет себе заставать женщину врасплох. Кстати, в её собственной комнате.
Но Воронцов успел изобразить такое раскаяние, состроил такую жалостную мину, что Соня, не выдержав, расхохоталась, и конфликт забыли. Хотя в последний момент ей показалось, что в глазах графа мелькнуло довольное выражение. Довольное чем - тем, что он смутил княжну или... Что там он себе напридумывал, этот ерник?
Словом, неприятное чувство у девушки осталось, как она ни уверяла себя, что это всего лишь досадная случайность. После сего ли случая, а, может, само по себе, её чувство к Дмитрию Алексеевичу приобрело, по выражению самой княжны, серый оттенок. Вроде, не было в ней откровенной неприязни, антипатии, но лишний раз лицезреть графа ей не хотелось.
К сожалению, маменька не собиралась разбираться в Сониной неприязни и упорно приглашала Воронцова в гости то на чай, то к обеду. Сегодня вот тоже... Хотя именно сегодня Соне как никогда хотелось побыть одной. Она-то и читала Вольтера в гостиной, чтобы быть у матери на глазах, иначе та начнет ей пенять на затворничество. Мария Владиславна пошла бы к себе, отдохнуть после обеда, а Соня смогла бы спокойно рассмотреть свою находку.
Именно она занимала сейчас Сонины мысли, потому что найдена была княжной так неожиданно, так странно...
Итак, едва только княгиня оделась и отправилась с визитами, Соня решила опять заняться своим проектом родословной. Для этого ей понадобился большой лист бумаги вместо черновика, на котором она стала бы вычерчивать свое древо.
Она решила послать Агафью в кладовку, где у Астаховых хранились куски обоев, которыми недавно оклеивали стены в гостиной. Вообще, петербуржцы предпочитали пользоваться штофными - тканевыми - обоями. Их привозили из Китая, и уже несколько лет княгиня пользовалась ими, уверяя других, что это очень модно. На самом деле, они обходились намного дешевле, а выглядели вовсе не хуже штофных.
