Листая записную книжку, Жофруа подумал: невозможно, чтобы кто-нибудь из этих людей не поддерживал связь с Идой или хотя бы не получал от нее каких-то известий. Возможно, кто-то знал, где она теперь. Завтра же он обзвонит одного за другим всех ее старых знакомых. Каким бы утомительным ни было это занятие, он не имеет права пренебречь им.
Американский вице-консул не звонил, и это означало, что объявления, опубликованные в крупнейших газетах США, ничего не дали. Многочисленные статьи о несчастном случае, появившиеся одновременно в итальянской и французской прессе, а затем подхваченные почти всеми европейскими периодическими изданиями, до Иды, похоже, не дошли.
Уходя из квартиры, Жофруа захватил с собой записную книжку.
По возвращении он получил от консьержки кипу телеграмм соболезнования. Это означало, что сообщение в светской хронике было прочитано его знакомыми. Однако ни в одной телеграмме не было имени Иды.
Дома горничная вручила Жофруа длинный список друзей и знакомых, передававших свои соболезнования по телефону.
— Кто-нибудь из них упоминал имя мадам Килинг? — спросил Жофруа.
— Никто, месье. При этом все задавали один и тот же вопрос: когда и где состоялась ваша свадьба с мадемуазель Эдит Килинг?
— И это все, что их интересует? Впредь отвечайте, что ничего об этом не знаете.
— Именно это я и отвечаю.
— Всем посетителям отказывайте в приеме. За исключением тех, кто будет утверждать, что имеет свежую информацию об Иде Килинг.
— Хорошо, месье.
На следующее утро Жофруа приступил к однообразной и утомительной разведке по телефону.
За исключением двух-трех не отвечавших номеров, ему удалось связаться со всеми абонентами, знакомыми ему через Иду либо с ее слов. Каждый раз, выслушав сбивчивый поток соболезнований, он задавал главный вопрос:
— Нет ли у вас информации об Иде? Я не знаю, куда сообщить ей о смерти дочери.
В ответ непременно раздавался изумленный возглас: «Это просто невероятно! Видимо, она где-то путешествует… Нет, мы абсолютно ничего о ней не знаем после ее отъезда из Парижа. Нас волновала ее судьба, но мы не осмеливались позвонить вам по этому поводу».
К трем часам он обзвонил практически всех. Оставалось лишь несколько адресов с ничего не говорящими ему фамилиями: видимо, это были какие-то давние и незначительные знакомые, связь с которыми Ида уже давно не поддерживала.
Поколебавшись, Жофруа набрал номер доктора Вернье — личного врача Иды. По ее совету, заболев серьезно гриппом, Жофруа сам однажды прибегал к его услугам.
На его звонок горничная ответила:
— Доктор в больнице. Вернется в половине четвертого.
В назначенное время доктор сам поднял трубку. Хорошо помня Жофруа и, видимо, прочитав газеты, он сказал несколько смущенно, оттого, вероятно, что знал характер отношений молодого человека с Идой:
— Прошу принять, месье, мои самые искренние соболезнования и передать их также мадам Килинг.
— Вы ее не встречали в последнее время?
— Я видел ее более года назад. Она была в прекрасной форме. Потом мадам Килинг, должно быть, уехала за границу.
— Да, да, вы правы. Мадам Килинг говорила вам когда-нибудь, что у нее есть дочь?
— Только однажды, мимоходом. Конечно, безвременная смерть единственного ребенка при таких трагических обстоятельствах будет для нее страшным ударом.
— Трудно пока сказать что-либо определенное, доктор…
— Как это?
— Последнюю весточку от мадам Килинг ее дочь получила за несколько месяцев до нашей свадьбы. В то время мадам находилась во Флориде. С тех пор я о ней ничего не слышал. Боюсь, что ей ничего не известно как о моем браке с ее дочерью, так и о моем быстро наступившем вдовстве. Поэтому я решился позвонить вам в надежде, что вы, как лечащий врач, возможно, знаете, где ее теперь искать.
— У меня гораздо больше оснований не знать этого, месье.
— Даже если я вам расскажу о странных событиях, происшедших в Белладжио во время нашего свадебного путешествия?
И он кратко поведал историю о двух телеграммах, сообщавших о «тяжелом состоянии» Иды, а также о своей поездке в Биарриц. Внимательно выслушав молодого человека, доктор сказал:
— Слушая ваш рассказ, я просмотрел медицинскую карточку мадам Килинг. Последний раз она обращалась ко мне десятого января прошлого года, полтора года тому назад. Запись в карточке подтверждает мои слова о прекрасном состоянии ее здоровья. Никогда раньше она не выглядела такой цветущей.
— Почему же в таком случае мадам Килинг все-таки пришла вам на прием?
— Причина ее прихода также отражена в карточке. Поскольку вы стали теперь ее ближайшим родственником и к тому же знали ее хорошо раньше, думаю, что не нарушу профессиональной тайны, сообщив вам об этом. При всей своей моложавости мадам Килинг начинала ощущать, как и всякая женщина ее возраста, приближение климакса. При этом повторю еще раз: мне редко приходилось осматривать женщину, находящуюся в такой прекрасной форме. Это все, что я могу вам рассказать, месье.
— Благодарю, доктор. Извините еще раз за беспокойство.
Жофруа повесил трубку.
Минут через двадцать доктор Вернье уже сам позвонил ему.
— Извините меня, месье Дюкесн, но я хотел бы дополнить мой ответ на только что заданный вами вопрос. Дело в том, что мне вспомнился один факт, который, возможно, и не представит для вас никакого интереса. Как я сказал, ее последний визит ко мне состоялся 10 января прошлого года. Это действительно так. Однако я только что вспомнил, что где-то через два месяца после этого посещения мадам Килинг рано утром позвонила мне и попросила высказать мнение по поводу одного факта. Меня тогда очень удивила взволнованная интонация ее голоса: мадам Ида всегда казалась мне очень уравновешенной женщиной. Этот разговор состоялся в марте прошлого года — значит, мадам Килинг в то время еще была в Париже.
— Что лишний раз подтверждает уже известный факт: она покинула Францию 7 марта прошлого года… Это был вторник.
— Вы знаете даже день недели?
— Да, — коротко ответил Жофруа, которому вовсе не хотелось объяснять доктору, какой прием устроила ему на следующий день Лиз в квартире на авеню Монтень. Он никогда не забудет эту среду.
— В таком случае извините меня еще раз, месье, за беспокойство.
— Что вы, доктор! Напротив! Малейшие детали при поисках мадам Килинг могут оказаться весьма важными. Не будет ли нескромным с моей стороны поинтересоваться, о чем шла речь во время этого телефонного разговора. Поймите меня правильно: ведь она позвонила вам всего за несколько часов до отъезда в США.
— Здесь нет никакой тайны. Мадам Килинг спросила, знаю ли я одного иностранного коллегу, и если да, то каково мое мнение об этом враче. Можете представить, насколько сложно ответить на подобный вопрос: мы не должны выносить суждения о своих собратьях по профессии. Однако в данном случае мне не составило больших трудностей дать ответ, поскольку мы с ним незнакомы. Я ответил, что читал статью о выступлении этого врача в Академии медицинских наук и что содержание его доклада меня заинтересовало. По-моему, мадам Килинг была удовлетворена этим ответом.
— Все это очень странно. Ида… вернее, мадам Килинг, никогда не упоминала о встрече с медиками. Не могли бы вы назвать фамилию этого иностранца?
— К сожалению, не помню. Надо отыскать журнал с его публикацией. Фамилия была явно славянского происхождения.
— Может быть, русская?
— Нет, скорее что-то центральноевропейское, если мне не изменяет память. Во всяком случае, если это вас так интересует, я непременно позвоню, как только вспомню его фамилию.
— Благодарю вас, доктор. Обещаю также поставить вас в известность, получив какие-либо сведения о мадам Килинг.
Несколько фраз, произнесенных доктором, натолкнули его на воспоминания: когда-то он вместе с Идой присутствовал на многолюдном ужине у друзей, где среди приглашенных был какой-то доктор. Жофруа живо представил себе сидевших тогда за столом. Ида находилась справа от хозяина дома, а с другой стороны от нее восседал лысый мужчина средних лет, густые брови которого придавали его лицу достаточно специфическое выражение. Это и был доктор. Он казался угрюмым и напоминал медведя.
Жофруа сидел за столом в окружении хозяйки дома и симпатичной брюнетки. Брюнетка с удивлением отметила, что обычно разговорчивая Ида на этот раз была молчаливой и, казалось, с большим интересом слушала мужчину с густыми бровями.
Жофруа вспомнил, как спросил у Иды в машине уже по пути домой:
— Ты, кажется, была просто восхищена рассказами этого человека? Весь вечер не оставляла его. Невежливо по отношению к другим и не очень любезно по отношению к хозяйке дома.
— А тебя не заинтересовала сидевшая рядом брюнетка? Впрочем, у нее глуповатый вид. Но мой кавалер — просто чудо!