Олив не была любительницей пеших прогулок, а маме очень хотелось зайти в церковь, и она ее уговорила. А Билл с отцом решили прогуляться по милой извилистой Vico Road, которую часто сравнивали с Bay of Naples. У многих дорог здесь были итальянские названия, например Vico и Sorrento, а также здания с названиями La Scala, Milano, Ancona. Холмы вдоль побережья напоминали Италию. Они любовались садом, рассматривали дома и искренне восхищались. Если бы Лиззи была здесь, она бы точно возмутилась социальным неравенством. Но Билл, который работал банковским клерком, и его отец, который резал ветчину, взвешивал ее и упаковывал, совершенно спокойно относились к этому явлению.
Светило солнце, море мерцало, и на воде качались яхты. Они присели на бордюр, и отец закурил.
— У тебя все сбылось, о чем ты мечтал, когда был молодой? — спросил Билл.
— Не все, конечно, но многое.
— А что именно?
— Ну, иметь такую хорошую работу и удержаться на ней, несмотря ни на что. Я женился на твоей маме, и она стала великолепной женой, и у нас получилась отличная семья. А потом родились вы с Олив, и это было для нас высшей наградой.
У Билла появилось странное чувство, будто отец жил в нереальном мире. Все это было так обыденно. Дать образование детям. Жена, которая жарит яичницу, а он считает, что она великолепна. А работа…
— Пап, а почему я стал для тебя наградой?
— Ну, ты сейчас набиваешь себе цену, — улыбнулся отец.
— Нет, я имею в виду, почему ты доволен мной?
— А кто бы мог пожелать лучшего сына? Вот сегодня, например, ты устроил нам это маленькое путешествие, и так много трудишься, чтобы заработать деньги, и так добр к сестре.
— Кто ж не любит Олив?
— Да, любят, но ты особенно. Мы с мамой живем, не зная страхов и печалей, потому что уверены, что, когда нас не станет, ты позаботишься о ней.
Билл заговорил и сам не узнал своего голоса:
— А с чего ты взял, что об Олив всегда нужно будет заботиться?
— Я говорю просто так.
Глядя вдаль, на переливающееся море, Билл вдруг осознал, что в свои двадцать три года он совсем не видел жизни. Теперь он знал, что Олив была проблемой не только для его родителей, но и для него. И когда через два года они с Лиззи поженятся, они переедут за границу, у них родятся дети, Олив будет частью их семьи.
Его родители могут прожить еще двадцать лет, а Олив в свои сорок пять так и останется с разумом ребенка. Внутри него пробежал холодок.
— Пойдем, пап, мама сказала, что они будут ждать нас в пабе.
Входя в паб, они увидели сияющее лицо Олив.
— А вот и Билл, менеджер банка, — произнесла она.
И все посетители паба заулыбались.
Билл отправился в Маунтинвью, чтобы записаться на уроки итальянского. Сейчас он понял, как прав был его отец, когда экономил деньги, для того чтобы отправить своего сына учиться в хорошую школу. В глаза сразу бросались обшарпанные стены и сваленные в кучу велосипеды под навесом. Но ведь он пришел сюда за знаниями, и об этом непременно нужно поговорить с Лиззи. Она очень увлеклась мыслью о предстоящих занятиях и всем говорила, что скоро научится разговаривать по-итальянски. В душе Билл надеялся, что она передумает, и тогда он сэкономит деньги. В конце месяца ему предстояло платить по кредиту. Его новый пиджак, конечно, радовал его, но не так сильно.
— Какой красивый пиджак, это натуральная шерсть? — спросила женщина, сидевшая за столом. — По виду ей было уже за пятьдесят, и она приятно улыбалась.
— Да, натуральная, — ответил Билл.
— Он итальянский, да? — Она говорила с легким акцентом, как будто жила за границей. Интересно, она учительница? Биллу говорили, что у них будет преподавать настоящая итальянка.
— Вы учительница? — спросил он.
— Да, я Синьора. Я двадцать шесть лет прожила на Сицилии. Даже приехав сюда, я все равно думаю по-итальянски. Надеюсь, мои ученики поймут меня.
Билл не знал, что сказать, и спросил:
— Вы набрали нужное количество учащихся для класса? — Может быть, еще ничего не получится. Но у Синьоры был оживленный вид, и она заговорила с энтузиазмом:
— Si, si, нам повезло, о нас многие узнали. А вы как услышали о нас, мистер Берк?
— В банке, — ответил он.
— В банке. Представить только, о нас известно даже в банке.
— Как вы думаете, я смогу выучить банковскую терминологию? — Он наклонился через стол, ища уверенности в ее глазах.
— А что именно?
— Знаете, слова, которые мы употребляем в банке… — Но Билл не смог привести никакого примера.
— Вы можете написать их мне, и я найду их для вас, — объяснила Синьора. — Но, честно говоря, мы не будем подробно изучать банковское дело. Сначала нужно выучить основы языка и почувствовать Италию. Я хочу, чтобы вы полюбили ее и узнали, и когда поедете туда, чувствовали, что едете домой к другу.
— Это здорово, — воскликнул Билл и протянул деньги за себя и Лиззи.
— Martedi, — сказала Синьора.
— Прошу прощения?
— Martedi, вторник. Вот вы уже и знаете одно слово.
— Martedi, — повторил Билл и пошел к автобусной остановке. Сейчас он жалел о выброшенных деньгах.
— Что мне надеть на занятия? — спросила Лиззи в понедельник вечером. Только Лиззи могло прийти такое в голову. Другие люди думали, взять ли словарь и тетрадь для записей.
— Что-нибудь, что не отвлечет остальных от занятий.
Это было совершенно бессмысленное предложение. В гардеробе Лиззи не было подобной одежды. Даже сейчас, в конце лета, она носила короткую юбку, открывающую ее длинные загорелые ноги.
— Но что конкретно?
Чтобы она не приставала, Билл сказал:
— Мне нравится, когда ты в красном.
Ее глаза засветились.
— Я сейчас же примерю что-нибудь, — сказала она и достала красную юбку и красно-белую блузку. Она смотрелась великолепно, как на рекламе шампуня.
— Еще я могу надеть красную резинку на голову, — в ее голосе было сомнение.
Глядя на нее, Билл почувствовал, насколько она нужна ему. Пусть он будет должен банку.
— Сегодня вечером, — сказал он Гранье на следующий день.
— Ты ведь скажешь мне честно свое мнение, да? — Гранья выглядела очень серьезной.
Билл уверил ее, что расскажет чистую правду, хотя даже если бы это был настоящий провал, он не смог бы нанести Гранье такой удар. Скорее всего, он скажет, что все прошло замечательно.
Билл не узнал пыльную школьную пристройку, когда они приехали. Это место преобразилось до неузнаваемости. Огромные постеры украшали стены, фотографии фонтана Треви, Колизея, Моны Лизы и Давида. Помимо них на стенах висели картины с изображением виноградников и блюд итальянской кухни. Стол был накрыт красной, белой и зеленой бумагой, и на нем стояли цветные бумажные тарелки.
Казалось, что на них лежит настоящая еда, маленькие кусочки салями и сыра.
Билл надеялся, что все получится, как было задумано, ради этой странной женщины с рыже-седыми волосами, которую называли просто Синьора, ради доброго и порядочного человека, отца Граньи, ради всех собравшихся здесь людей. Все, как и он, на что-то надеялись, о чем-то мечтали. И наверняка никто из них не собирался делать карьеру в иностранном банке.
Синьора потерла руки и представилась.
— Mi chiamo Signora. Come si chiama?[1] — обратилась она к человеку, который, судя по всему, был отцом Граньи.
— Mi chiamo Aidán[2], — сказал он. И так пошли по цепочке. Лиззи это понравилось.
— Mi chiamo Lizzie, — выкрикнула она и все заулыбались, как будто прибыла известная персона.
— Попробуйте произнести ваше имя на итальянский манер. Скажите: Mi chiamo Elizabetta.
Лиззи понравилось это еще больше, и она с радостью повторила.
Каждый написал свое имя на больших листах бумаги. Затем они выучили, как спросить друг у друга «Как дела?», «Который час?», «Какое сегодня число?», «Какой день недели?» и «Где вы живете?».
Вскоре все знали, как кого зовут по-итальянски, и напряжение в классе явно спало. Синьора раздала листки бумаги, на которых были записаны все фразы, которые они использовали, заученные до единого звука.
Они снова и снова повторяли их, задавали друг другу вопросы и отвечали на них.
— Bene, — сказала Синьора. — У нас еще есть десять минут.
По классу пронесся общий вздох. Два часа почти пролетели.
— Вы сегодня очень хорошо поработали, но сначала мы произнесем слова «салями», «сыр» перед тем как съедим их.
Словно дети, тридцать взрослых набросились на угощение.
— Giovedi, — произнесла Синьора.
— Giovedi, — хором повторил класс. Билл начал аккуратно расставлять стулья в ряд около стены. Синьора смотрела на отца Граньи, и, казалось, в ее взгляде был вопрос, все ли прошло удачно. Он едва заметно кивнул. Через минуту в классе был полный порядок.
Билл с Лиззи направились к автобусной остановке.
