Аврора припомнила разговор, который у нее был однажды с матерью, — а было это после какого-то концерта в Бостоне. Аврора тогда собиралась выйти за этого своего красавчика Редьярда. Они шли домой через площадь Общины. Шел снег. Что исполняли в тот вечер, она не помнила, кажется, Брамса. Мама призналась, что питала слабость к Брамсу. Вечерний снег был прекрасен, он падал на булыжник мостовой, зимний воздух был так чист! Ее мама, Амалия, видимо, была сильно растрогана музыкой и ни с того ни с сего вдруг сделала удивительнейшее заявление.
— Я должна сказать тебе, что твой отец ушел из моей постели, — сказала она. — Правда, покинул он ее еще одиннадцать лет тому назад.
Аврора даже не сразу поняла, о чем идет речь.
— Почему? — спросила она. — Разве у вас неудобная постель?
Мама, которая редко казалась довольной и еще реже — грустной, потому что ее принципом было никогда не выглядеть грустной, на минуту сжала губы и посмотрела на дочь взглядом, который безошибочно можно было назвать печальным.
— Не кровать он считает неудобной, — сказала она, — а женщину в этой кровати. Я ему не нравлюсь.
Аврора не помнила, чем закончился тот разговор, хотя теперь ей хотелось бы вспомнить. Когда ее работа по увековечиванию воспоминаний, казалось, перестала давать результаты, она решила пройтись по своим прежним дневникам и книгам, куда записывала предстоящие свидания и встречи, и по коллекции концертных и театральных программ, и попытаться найти ту самую программу. Если бы ей удалось вспомнить тот концерт, возможно, она смогла бы восстановить и конец разговора. Две вещи она помнила совершенно отчетливо: то, что мама употребила слово «покинул», и то, что она упомянула об одиннадцати годах.
— Отец не спал с ней одиннадцать лет, если не больше. После того как она рассказала мне об этом, она прожила всего шесть лет, так что всего он не спал с ней лет семнадцать. Что скажешь на это, генерал?
— Если ты думаешь, что это какой-нибудь рекорд, забудь об этом, — сказал генерал. — Я прожил с Эвелин больше двадцати лет и не спал с ней.
— Она что, не нравилась тебе? — спросила Аврора.
— Да нет, я бы не сказал, — ответил генерал. — Мы просто как-то утратили такую привычку. Пришло время, и мне кажется, ни мне, ни ей и в голову бы не пришло, что между нами могло быть что-нибудь вроде секса. Во всем остальном мы неплохо ладили.
— Боже мой! Мне кажется, я как-нибудь это все как следует обдумаю, Гектор. Уж этим одним можно объяснить, почему ты был таким энтузиастом, когда мы только-только познакомились. Ты тогда и меня увлек своим энтузиазмом.
— Черта с два я тебя увлек, — запротестовал генерал. — У меня ушло целых пять лет на то, чтобы затащить тебя в постель. Вернее, убедить тебя, что меня нужно соблазнить. Правда, я уже и не помню, чем все это кончилось.
— Я помню, я была увлечена тобой, — сказала Аврора. — Если ты не спал с женой больше двадцати лет, тут нет ничего удивительного. Я полагаю, мы могли бы обсудить это на первом сеансе у доктора Брукнера. Я нахожу, что все это очень и очень интересно, особенно в свете того, что я только что припомнила о своей матери. Я хочу услышать об этом подробней.
— Мы просто перестали спать вместе, что тут еще рассказывать, — сказал генерал. — Я уверен, что такое происходит во многих семьях.
— А у тебя хотя бы были женщины на стороне? — спросила Аврора, глядя на него.
— Одна-две, — припомнил генерал.
Они услышали, как под окнами на улице хлопнула дверца машины. Аврора приподнялась и выглянула в окно. По дорожке, ведущей к дому, одетая в спортивный костюм, шла Пэтси Карпентер.
— Ну вот, приехала Пэтси, сейчас она украдет мою служанку и заставит ее прыгать вокруг дома, — сказала Аврора. — Пойду-ка я вниз и посмотрю, не приготовила ли Рози чего-нибудь поесть, пока они не упрыгали отсюда.
— Мне бы пару вареных яиц с ветчиной, если тебя это не затруднит, — попросил генерал, шаря рукой в поисках костыля.
— Еще как затруднит, если только Рози сама не успела все это приготовить, — сказала Аврора, хватая халат и направляясь к лестнице.
— Доброе утро, Пэтси, что ты знаешь о психоанализе? — спросила Аврора, врываясь на кухню. Рози сидела у телевизора и грызла ногти.
— Никакого улучшения в Болгарии, — проговорила она.
Пэтси Карпентер капала мед в чай, который для нее приготовила Рози. Занятия в секции гимнастики начинались через полчаса. У Пэтси теперь появилась привычка пить чай у Авроры, и Рози за это время выкладывала ей международные новости. Если Аврора не спала, Рози добавляла к этому еще и местные новости, то есть то, что происходило в настоящий момент между Авророй и генералом, Паскалем или еще кем-нибудь из ее ухажеров.
— Я ходила на сеансы психоанализа лет шесть после того, как ушла от Джима, — сказала Пэтси. — Я тогда жила в Милл Вэлли, а там все либо уже прошли через психоанализ, либо как раз проходили его. Что ты хочешь знать об этом?
— Все! Мы с генералом собираемся пройти сеансы психоанализа. Хотим начать сегодня.
В свои пятьдесят Пэтси была еще красивой женщиной, вернее, была бы, если бы научилась не показывать всему миру свое разочарование. Разочарование, а особенно саморазочарование — именно этим и страдала Пэтси, — не могло украсить ни одну женщину. Невзгоды Пэтси отражались на ее лице, и маска саморазочарования делала его безнадежно грустным. Если бы не это, она была бы неотразимой красавицей.
— Генерал согласен? — спросила Пэтси, подставляя лицо теплому пару из стакана.
— Да, — ответила Аврора, взглянув на плиту в поисках ветчины. Но именно в этот момент там ее не оказалось.
— Рози, ты не думаешь, что мы могли бы оторваться на несколько минут от Болгарии и сварить генералу пару яиц? — спросила она. — Гектор как раз в том настроении, когда мог бы позволить себе пару яиц, но ему не нравится, как я их готовлю. Я бы взяла на себя ответственность за консервированную ветчину, а ты уж приготовь яйца, прежде чем оставишь меня и займешься этими своими прыжками.
Рози немедленно достала из холодильника два яйца, но глаз от телевизора не отвела — разве что на пару секунд. Ведущий, божественный Питер Дженнингс, как раз переключился на Сальвадор, где дела тоже шли неважно.
— А может быть, нам ввести туда войска? — задумалась Рози. — Но там ведь сплошные джунгли. Это будет второй Вьетнам. Правда, мы не можем позволить себе больше никаких вьетнамов.
— А что ты умеешь сделать с вареным яйцом, чтобы генерал от него отказался? — спросила Пэтси Аврору. — Я не ем вареных яиц, но разве они чем-то отличаются одно от другого?
— Конечно, для человека с такой чувствительностью, как у Гектора. Не знаю, сколько уж раз мы скандалили из-за того, что я варю их не так — то недовариваю, то перевариваю.
— Да уж, насчет этого он строг, — прокомментировала Рози.
— Господи, неужели нельзя включить таймер? — спросила Пэтси. — Что сложного в том, чтобы сварить яйцо?
— Я не могу сказать с полной уверенностью, в чем дело, но если ты ходила на психоанализ шесть лет, ты должна знать.
— Боже мой, — не унималась Пэтси, — а вы уже выбрали психиатра?
— Да, есть один врач из Вены, — уверила ее Аврора. Она, к своему облегчению, обнаружила, что в ее доме была-таки банка консервированной ветчины, пусть и не превосходной, но вполне допустимой, если украсить тарелку с ветчиной сваренными Рози яйцами.
— Само по себе обстоятельство, что он из Вены, ни о чем не говорит. Он — последователь Фрейда, Янга или Адлера?
— Я не спросила, — перебила ее Аврора. — Кроме того, мне это и не важно. Мне нужно, чтобы он помог Гектору выздороветь. У нас с утра уже был скандал, а ведь это было еще до завтрака!
— Аврора, психоанализ не поможет вам с Гектором прекратить скандалы, — уверила ее Пэтси. — Выкинь это из головы.
— Нет уж, если мне и нужно что-нибудь в голове, то как раз надежда на это. Я не могу выносить скандалы еще несколько лет.
— Я тоже не могу, — сказала Рози. — Эти скандалы отравляют атмосферу в доме. — Она начала скакать по кухне, разминаясь перед началом своей аэробики. Потом она сделала несколько упражнений на растяжение, не сводя глаз с Питера Дженнингса, который в этот момент рассказывал о том, как в Иллинойсе взяли человека, совершившего несколько убийств подряд.
Аврора выложила ветчину из банки на сковородку, налила себе чаю и уселась за стол напротив Пэтси. Она никогда не одобряла ее до конца — да и Пэтси никогда не одобряла все, что делала Аврора. И все же они сидели вот так, за одним столом на той же самой кухне, что и тогда, когда много лет назад Пэтси, тогда еще первокурсница, приехала в Хьюстонский университет. Конечно, в те дни с ними была Эмма. Теперь Эммы не было, а Пэтси все так же появлялась на этой кухне. Странная штука жизнь. В прошлом Пэтси всегда рассуждала о жизни здраво, словно отвечая на вопросы контрольной работы. Сейчас же она была вся какой-то придавленной. Жизнь ее сложилась не так, как хотелось, но все же, по рассуждению Авроры, кое-что жизнь ей дала. Дочери Пэтси — это Аврора признавала — красивые девушки. Обе были приятными и более или менее постоянными, несмотря на свою вызывающую манеру одеваться и политические взгляды, допускавшие насилие. В целом, казалось, Пэтси лучше управлялась со своими детьми, чем она и Рози с детьми Эммы. Никто из ее детей не попадал в психушку, ни один не сидел за убийство, ни одна из дочерей, насколько Аврора знала, не забеременела до свадьбы.
