— Но они не летают целыми стаями вокруг тебя и не подлетают к окнам, сэр. Сегодня, когда мы отвезли молодую леди на концерт и вернулись в поместье, я сказал Джо просто распрячь лошадей, а экипаж оставить снаружи, так как он еще потребуется. Я вошел в дом, и мне сказали, что меня спрашивала миссис Мейсон и просила направить меня в библиотеку, когда я вернусь. Видите ли, сэр: она сидела там, чтобы быть под рукой, если что-то потребуется нашему лорду. Я вытер туфли, поднялся наверх и постучал в дверь. «Войдите», — ответила она, я вошел и увидел, что она стоит у окна. Ну, я и сказал ей: «Вы не бережете себя, мэм. Вряд ли сегодня подходящая погода для того, чтобы открывать окна». Вы же видите, сэр, что сегодня морозно.
М-р Карлайл бросил взгляд на дорогу и на изгороди. Кучер продолжал свой рассказ.
«Входите, Уэллс, — отрывисто позвала миссис Мейсон. — Идите-ка сюда и взгляните». Я подошел к ней, сэр, и мне открылось зрелище, которого я еще не видывал. Летучие мыши летали десятками, сотнями; их там была целая туча, они подлетали к окну и били крыльями. Они чуть ли не залетали вовнутрь и, если бы мы не отступили назад, задевали бы наши лица. Не могу даже представить, откуда они взялись, ибо я не успел еще и минуты пробыть в доме, а на улице до этого ничего не видел. «Что бы это значило, Уэллс? — воскликнула миссис Мейсон. — Летучие мыши с ума посходили сегодня вечером. Я открыла окно, чтобы посмотреть на них, потому что они просто поразили меня. Вы когда-нибудь видели их в таком количестве?» «Нет, мэм, и так близко — тоже, — ответил я. — И вообще я не люблю смотреть на них, так как они не предвещают ничего хорошего: это дурной знак». Ну, тут, сэр она рассмеялась, — продолжал Уэллс, — ибо она из тех, кто высмеивает приметы, сны и тому подобное. Возможно, Вы знаете, сэр, что она женщина образованная и была когда-то воспитательницей леди Изабель, а образованные люди не слишком-то суеверны.
М-р Карлайл кивнул.
— Что это за примета, Уэллс? — насмешливо спросила меня миссис Мейсон. «Мэм, — сказал я, — не буду говорить, будто я сам когда-либо видел, как целое полчище летучих мышей является с подобным визитом, но я слышал бесчисленное множество раз о том, что они, случается, делают так, и это верная примета, что смерть — на пороге дома». «Надеюсь, смерть не стоит на пороге этого дома», — вздохнула миссис Мейсон, конечно же вспомнив о милорде, и закрыла окно, а эти отвратительные твари продолжали биться об него своими крыльями. Миссис Мейсон заговорила со мной о деле, по которому хотела меня видеть. На это у нее ушло минуты три, а когда она закончила, я повернулся и снова посмотрел на окно. Ни единой летучей мыши не было, все они исчезли за этот короткий промежуток времени. «Куда они делись»? — воскликнула миссис Мейсон. Я открыл окно и посмотрел по сторонам. Они исчезли все до одной, и небо было таким же чистым, как и сейчас.
— Возможно, полетели биться в окно к кому-нибудь еще, — заметил м-р Карлайл, недоверчиво улыбаясь.
— Вскоре после этого, сэр, в доме поднялась суматоха. У милорда началась предсмертная агония, и м-р. Уэйнрайт сказал (так поговаривали в комнате для слуг), что подагра достигла желудка и может перекинуться на сердце. Деннис галопом унесся в Линборо за врачами, а мы запрягли лошадей и помчались за нашей молодой хозяйкой.
— Ну что же, — заметил м-р Карлайл, — надеюсь, он поправится после приступа, Уэллс, несмотря на подагру и летучих мышей.
Кучер покачал головой и, резко повернув лошадей, ударом кнута бросил их в последний рывок — через ворота и, по дорожке, к дому.
Экономка, миссис Мейсон, встречала леди Изабель в дверях. М-р Карлайл помог последней выйти из экипажа и подняться по ступенькам. Она едва могла говорить.
— Ему лучше? Мне можно пройти к нему в комнату? — задыхаясь, спросила она.
Графу действительно стало лучше; лучше в том смысле, что он перестал метаться, потеряв сознание. Изабель быстро направилась в его покои. М-р Карлайл отвел экономку в сторону.
— Есть ли надежда?
— Ни малейшей, сэр. Он умирает.
Граф никого не узнавал: боль временно отступила, и он тихо лежал в своей постели; но Изабель поразило его лицо, на котором застыла печать смерти. Она не вскрикнула и не заплакала; если не считать того, что ее била дрожь, она была абсолютно спокойна.
— Ему скоро полегчает? — прошептала она стоявшему там же м-ру Уэйнрайту.
Хирург кашлянул.
— Ну, он… не будем терять надежду, миледи.
— Но почему у него такое лицо? Оно бледное… серое: я никогда и ни у кого не видела такого лица.
— У него были чудовищные боли, миледи, а боль оставляет на лице свой страшный след.
М-р Карлайл, который к тому времени вошел в комнату и стоял рядом с ними, коснулся руки хирурга и попросил его выйти на минуту. Он заметил выражение лица графа, оно насторожило его, и он хотел переговорить с врачом. Леди Изабель, видя, что м-р Карлайл собирается выйти из комнаты, обратилась к нему:
— Не уезжайте, мистер Карлайл. Когда он очнется, Ваше присутствие, возможно, приободрит его; он очень любит Вас.
— Я не уезжаю, леди Изабель. У меня этого и в мыслях не было.
Спустя некоторое время — казалось, прошла целая вечность — прибыли медики из Линборо, целых трое, ибо конюх решил, что чем больше их будет, тем лучше. Их глазам предстала странная сцена: мертвенно бледный лорд, снова начавший беспокойно метаться, и юная девушка в нарядном платье, с украшениями из драгоценных камней, стоявшая у его ложа. Они сразу поняли, что она только что приехала, и для нее веселье было прервано этим страшным известием.
Врачи склонились над больным, чтобы осмотреть его, измерили пульс и послушали сердце, после чего шепотом обменялись несколькими словами с мистером Уэйнрайтом. Изабель отошла немного назад, чтобы пропустить их, но ее глаза с тревогой следили за каждым их движением. Они, казалось, не замечают ее, и она подошла к ним сама.
— Можно ли ему помочь? Он выздоровеет?
Врачи повернулись и молча посмотрели на нее. Один из них заговорил, но его ответ был уклончивым.
— Говорите правду, — умоляюще сказала она, — не ходите вокруг да около. Вы не знаете, кто я? Я его единственный ребенок, и здесь никого нет, кроме меня.
Прежде всего, ее нужно было вывести из комнаты, ибо скорбный миг приближался, и последняя схватка между телом и душой обещала быть страшным зрелищем, которого ей не следовало видеть. Но в ответ на их просьбы удалиться, она в отчаянии склонила голову на подушку отца и застонала.
— Ее нужно увести отсюда, — воскликнул почти сердито один из врачей.
— Мэм, — сказал он, повернувшись к миссис Мейсон, — есть ли в доме родственники, кто-нибудь, кого послушалась бы эта юная леди?
— Вряд ли у нее есть хотя бы кто-нибудь на свете, — ответила экономка, — во всяком случае из близких родственников. И мы сейчас совершенно одни в доме.
Но м-р Карлайл, оценив всю важность этого момента, ибо граф метался все сильнее с каждой минутой, приблизился к Изабель и шепотом сказал ей:
— Мы понимаем, что Вы тревожитесь за Вашего отца, так же, как и все мы.
— Так же! — с упреком сказала она.
— Вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, наша тревога — ничто в сравнении с той, которую испытываете Вы.
— Ничто, ничто. Мне кажется, сердце мое разорвется.
— В таком случае — простите меня. — Вы не должны противиться просьбе медиков. Они хотят остаться с графом, а время уходит.
Она встала, приложила ко лбу ладони, как будто пытаясь понять смысл сказанного, а затем обратилась к врачам:
— Скажите: это действительно необходимо, необходимо именно для него, чтобы я покинула эту комнату?
— Необходимо, миледи; это исключительно важно.
Она вышла, не сказав более ни слова, и свернула в библиотеку, которая занимала комнату на том же этаже, ранее подвергшуюся вторжению летучих мышей. Жаркий огонь горел в камине; она подошла к нему, Оперлась рукой на каменную доску и положила на нее голову.
— Мистер Карлайл, — позвала она, не поднимая головы.
— Я здесь, — ответил он, поскольку вошел вслед за ней, — что я могу сделать для Вас?
— Вы видите: я ушла. Вы будете постоянно держать меня в курсе событий, пока мне не разрешат вернуться?
— Буду обязательно.
Когда он вышел, в комнату вплыла Марвел, ее горничная, чрезвычайно утонченная особа.
— Не желает ли миледи переодеться?
Нет, миледи не желала.
— Вдруг, как только я сниму платье, меня позовут к папе.
— Но, миледи, это нарядное платье совершенно не подходит для столь позднего часа.
— Не подходит? Какое это имеет значение? Кто смотрит на мое платье?
Но, немного погодя, миссис Мейсон тихонько сняла с нее бриллианты и укутала теплой шалью ее плечи и шею, так как бедняжка по-прежнему дрожала.
Кое-кто из врачей уехал; м-р Уэйнрайт остался с больным. Увы, ничего более нельзя было сделать для лорда Маунт-Северна в этом мире, и сцена смерти была долгой и ужасной. Он снова пробудился от боли: телесной или душевной — никто не смог бы сказать. Боль! Он пронзительно кричал и корчился. Может быть, это правда, что грешно прожитая жизнь приводит к таким страшным мукам на смертном одре?
