— Теперь уже несколько поздновато. Да и потом, я объясняла вам, что такое всегда говорят, когда проводят подобные эксперименты. Тем самым хотят застраховаться на случай нежелательной реакции. А так можно сказать, что это не их вина. Но глубоко внутри они действительно довольны, потому что это означает, что они установили — связь между алкоголем и таблетками существует, так что потом можно будет напечатать предупреждение на вкладыше.
Тереза и Марина пришли в замешательство. На этот раз в том, что они услышали, было еще меньше смысла, чем в предыдущих сентенциях. И все же логика становилась безукоризненной, хотя они все больше пьянели. Убежденность Эммы в своей правоте успокоила их, и они заказали еще бутылку.
С лиц всех троих не сходила вялая улыбка, свойственная тем, кто находится в средней степени опьянения. Вид у них троих был какой-то неопрятный, да еще и позы все приняли зигзагообразные, кучами развалившись на ужасно неудобных хромированных стульях.
Алкоголь лишил Терезу всех тормозов, и вскоре последовали не совсем деликатные вопросы.
— Эмма, так что же произошло между тобой и Гейл? Вы же были двойной спиралью, скреплявшей основы ТФБП, вы были единым союзом, а теперь она, кажется, отлучила тебя.
Эмма была слишком пьяна, что обидеться или осторожничать.
— Она такая нервная, вот в чем ее проблема. Знаете, в чем ее проблема?
Никто не знал.
— Она боится стать худой, вот в чем ее проблема! И она это знает. И она знает, что я это знаю. Вы когда-нибудь были в ее квартире?
Не были.
— А я была, и видела все ее фотографии. До шестнадцати лет она была худой. Она показала мне несколько снимков, сделанных когда-то на школьных каникулах. Тогда мне все стало ясно.
Эмма выдержала драматическую паузу, хотя была настолько пьяна, что ее слушательницы истолковали эту паузу как сознательную попытку удержаться от тошноты или потери сознания.
— И как она выглядела, черт побери? — спросила Марина, рассчитывая, что последует мрачное описание подростка, терзаемого всеми юношескими муками вроде изменений кожи и состояния волос. Как это было у нее в юности, если не считать того, что она была к тому же толстой.
— Хороший вопрос. Обыкновенно выглядела. Не симпатичная. Не страшная. Все, так сказать, на месте. Немного многовато в области груди, но не так много, как у некоторых девчонок из моей школы. Нет, выглядела она… э-э-э… хорошо. Вот только волосы какие-то странные. Заплетены в косички, что немного смешно для девушки в этом возрасте. Обыкновенная шатенка. А сейчас что делается с ее волосами?
Она откинулась назад с видом человека, хорошо рассказавшего анекдот.
— Может, я что-то пропустила? — спросила Тереза, ожидавшая более впечатляющего финала. — А чем объясняется то, что Гейл боится быть худой? Я что, настолько пьяна, что уже и за разговором не слежу?
Марина пожала плечами.
— Я тоже не понимаю. Эмма, к чему ты это рассказала? Ты говоришь, что Гейл была абсолютно нормальным средним подростком. И что с того?
Эмма раздраженно замахала руками.
— А вы так ничего и не поняли?
Нет, ничего.
— Дело в том, что, когда Гейл была стройной, она была обыкновенной. Она и не собиралась превращаться в ослепительную красавицу, на которую все оборачиваются. Когда цветущая юность прошла, а это случилось, когда ей стукнуло двадцать, она скорее всего должна была стать простушкой. Только представьте себе! Всю жизнь оставаться простушкой!
Эмма сделала Марине и Терезе знак, чтобы они приблизились. Мастер-класс по женской психологии она собралась провести вполголоса, как того требует серьезное академическое выступление. Они нехотя согласились, поскольку уже успели прийти в ужас от горячего осуждения подавляющего большинства женщин, не отвечавших строгим канонам условной красоты, исповедуемым Эммой.
— И что она сделала? Потолстела. А что хорошего в том, что человек толстый? То единственное, что отличает толстого человека. Что это?
Ни малейшего представления.
— Толстой хорошо быть потому, что можно представить себя тонкой. Идеальной. Можно представить себя прекрасной, чертовски популярной, любимой. С грудью великолепной формы. С боками и бедрами, которые сейчас в моде. Толстой можно не спеша гулять по жизни, самодовольно упиваясь тем, что за внешним обликом толстушки есть кто-то другой, кто может иметь все, что захочет, может стать, кем захочет. И в один прекрасный день… в один прекрасный день… ты становишься таким человеком.
Прежде чем продолжать, она сделала паузу, чтобы проглотить непотребное количество вина.
— Если, разумеется, ты знаешь, как будешь выглядеть, когда станешь худой. Представьте себе, что даже при восьми стоунах ничего особенного ты собою представлять не будешь. И что тогда делать? Остаться толстой. Раскрасить себя как карикатуру. Стать особенной, оставаясь толстой. Не симпатичной. Не красавицей. Но особенной, на которую обращают внимание. А когда кто-то вздохнет печально и скажет: «Ты была бы такой красивой, будь ты похудее», ты улыбнешься про себя, потому что знаешь, что это неправда. Вот почему Гейл не хочет худеть.
Аплодисментов не было, хотя она, похоже, и ожидала что-то вроде овации. Марина откашлялась.
— Может, ты и права, Эмма. Я хочу сказать, ты знаешь ее лучше, чем мы, поэтому тебе и карты в руки. Но если то, что ты говоришь, правда, то вряд ли вообще стоит садиться на диету. А если уж кто и сядет, то, когда обнаружится, что ослепительной красавицы не вышло, придется снова толстеть.
Эмма с восторгом ударила кулаком по столу.
— Точно! Больше девяноста процентов людей, сбросивших вес, снова потом его набирают. И как вы думаете — почему?
На этот раз она не ждала ответа. Она написала эту статью тысячу раз, и с толку ее уже не сбить.
— Потому что в реальности худоба ничего общего не имеет с тем, что рисовала себе женщина, когда была толстой. Мужчину своей мечты она не нашла, а если и нашла, то так и не сочла его достойным. Большого повышения зарплаты не получила. Члены семьи и друзья не стали любить ее больше, чем раньше. Тело в ее собственных глазах не стало совершенным. А если и стало, то она то тут, то там все равно обнаружит несовершенства. Справедливость и вечное счастье не отозвались на ее зов. Так и не пришло время, когда все становится точно таким, каким ты мечтала.
А худым людям все это давным-давно известно. Они примирились с разочарованием и живут себе, как жили, уповая на лучшее. Когда с этой реальностью сталкивается толстушка, она борется с разочарованием единственным доступным ей способом. Начинает снова есть.
Она откинулась на стуле, подавленная собственной философией. Пока Эмма говорила, она не могла не подсчитать, что с вином поглотила более 1000 калорий. Ее начала охватывать паника.
Тереза тоже была подавлена. Интересно, думала она, где сейчас обедает Род. Когда она пыталась дозвониться до него по мобильному телефону, чтобы сообщить ему, что сбросила вес до десяти с половиной стоунов, он не отвечал.
Марина тоже была подавлена. Исчезла радость, которую она испытала, узнав, что официально весит чуть меньше одиннадцати стоунов. Ее собственный мыслительный процесс был приглушен вином, и ей было нелегко найти доводы в противовес теориям Эммы. Если она права…
— Корова Му!
Этого еще не хватало.
Сюзи вошла в ресторан с Дэвидом Сэндхерстом. Времени поразмыслить, странное это совпадение или нет, не было. Марина поднялась, чтобы поздороваться с Сюзи. Она успела отметить, что Сюзи с трудом сдерживала свое паническое состояние. По всему было видно, что эта встревоженная женщина — мать с целой кучей обязательств. Она была обвешана сумками от Питера Джоунса[30], а рукава были закатаны, чтобы можно было в любой момент взглянуть на часы.
— Ты сегодня не работаешь? — весело спросила Марина.
— Нет. Взяла выходной. Алисе нужно к зубному врачу. Фредерик отправился к детскому психологу (не спрашивай, Му, это долгая история), на ужин к нам сегодня придет десять человек, готовящихся стать директорами школ (даст Бог, я и сама на будущий год к этому времени буду директором), мне нужно все приготовить и…
Пока Сюзи выплескивала Марине свои проблемы, они неловко обнялись. Неожиданно Сюзи в изумлении отпрянула.
— Боже мой, Корова Му! Да вы посмотрите, как она похудела! Это же здорово. Поздравляю тебя. Ты ведь не страдаешь потерей аппетита, а? Да тебя совсем не узнать! А твое лицо! Ты ведь не слишком далеко зайдешь? То есть я не против, но…
— Спасибо, Сюзи, — сухо ответила Марина. — Ты тоже отлично выглядишь.
Сюзи отбросило от нее точно выстрелом. Только теперь Марина смогла рассмотреть свою подругу. После стольких совместно прожитых лет, когда объектом постоянного внимания было только ее тело, Марина воспринимала совершенство форм Сюзи как должное. Но тут она вспомнила о своем подозрении, зародившемся во время их последней встречи. Она присмотрелась внимательнее и безошибочно определила: Сюзи толстеет.
