В последующие несколько секунд она почти физически ощутила, как он склонился вперед, чтобы утешить ее по телефону.
— О Дженни, прошу тебя, не плачь, — мягко проговорил он. — Я ничего такого не сделал. Если бы мог, сделал бы больше. Как ты себя чувствуешь? Я переживал, что твой бывший, твой муж, Тони, решит вернуться. Хотел позвонить, но подумал, что так будет только хуже. Понимаешь, если бы он был там.
Дженни выждала минуту, пока молчание не стало почти невыносимым, и лишь потом ответила:
— Честно говоря, не думаю, что может быть еще хуже. Но ни к чему досаждать тебе моими проблемами. Я знаю, что у вас с Сарой были трудные времена, но, может, ты и не помнишь, как тяжело бывает в одиночестве. Я ведь совсем одна.
Пауза.
Это был мастерский прием.
— Хочешь, я приеду? — спросил он почти шепотом.
— Я не могу просить тебя об этом, — ответила Дженни. — Ты должен думать о Саре и мальчиках. — Она выдержала еще одну паузу, бездонную, как глубокий ров, чтобы донести до него невыразимую глубину своего одиночества. Она слышала дыхание Криса, более того, образ был так красочен, что она слышала его мысли. — Разве нет? Хотя было бы приятно с кем-нибудь поговорить. Как думаешь? Просто поговорить.
— Я могу приехать через полчаса, — выпалил Крис.
— Я поставлю чайник, или, может, открыть бутылку вина?
— Я за рулем.
— О, один бокал не повредит.
— Как скажешь, — ответил Крис.
— Поверь мне, — промурлыкала Дженни Бек и повесила трубку.
Она взглянула на кухонные часы: за полчаса она как раз успеет быстренько вытереть пыль.
Примерно в то же время в зимнем саду Моники Мак затушил сигаретный окурок о каменный пол.
— Почему это мне нельзя прийти? Обещаю, я буду себя хорошо вести. Буду пай-мальчиком, вот тебе крест! — На улице сгущались сумерки. Моника зажгла кремово-белые свечи в напольных и настенных подсвечниках, и в наступающей темноте отблески пламени рисовали причудливые тени на стеках старого дома и стеклянном потолке, сквозь который виднелось ночное небо.
— Не думала, что у тебя есть сердце, Мак, и что бы ты ни говорил и ни обещал, мой ответ все равно «нет». Я тебе уже тысячу раз говорила. Ты похож на отвратительного злобного ребенка. Тебя не пригласили на ланч в воскресенье, и разговор на этом окончен. Finito, fin, конец, так что упрашивать меня не имеет смысла. Понял? Там буду я, Сара, тот нудный тиран, за которого она вышла замуж, и ее мальчики. — Моника пересчитала их по пальцам и, надев очки, изучила меню, которое предложил Фредо. Жареная нога ягненка, молодой картофель, йоркширский пудинг… Просмотрев список гарниров, она перешла к десерту: летний пудинг, клубника со сливками или сыр. Незамысловато, но вкусно.
Именно когда принесли меню, Мак завелся. Он упрямо посмотрел на Монику.
— Прошу тебя, будь лапочкой. Умоляю.
— Нет. У нас будет милый цивилизованный воскресный ланч для всей семьи. Где нет места для самовлюбленного Лотарио, который будет шнырять повсюду и пугать моих гостей. И я знаю, черт возьми, что ты преследуешь Сару только потому, что она тобой не интересуется. Когда женщина сопротивляется, то становится в сто раз привлекательнее. А теперь налей мне еще джина с тоником и прекрати вести себя, как полный придурок.
Мак надулся.
— Раз ты меня не пустишь, я буду бродить по саду, как неприкаянная измученная душа, бледный и голодный, заглядывать в окна и жалобно стонать, бряцая цепями.
Моника подняла стакан и смерила его взглядом.
— В воскресенье обещают грозы и проливные дожди.
Мак хмыкнул.
— Я возьму зонтик.
Тем временем в церкви святого Варфоломея Сару не покидало ощущение, будто за ней наблюдают. Зажгли верхний свет, и гости стали немного бледнее, кожа вокруг глаз порозовела по сравнению с началом вечера. Струнный квартет собирал инструменты и нотные пюпитры. Из динамиков доносилась тихая сексуальная джазовая мелодия, и оставшиеся гости наслаждались атмосферой успешно проведенной вечеринки.
Некоторые мужчины развязали бабочки и расстегнули пару пуговиц на рубашке; одна из женщин бродила по залу, держа в руках босоножки. У шведского стола стоял Лео Бэннинг с бокалом в руке и обсуждал с членами комитета спонсорскую схему.
— Центр святого Варфоломея и развитие искусств в нашем городе — отличное денежное вложение. Мы старательно избегаем средоточия власти в одних руках. Можно вложить всего пятьсот фунтов, — произнес он, многозначительно глядя на Сару, хотя его слова относились ко всем.
Рядом с ними стоял Адам Грегори, Лиза, одна из пожилых дам, с которой Лео разговаривал ранее, и еще несколько человек: члены совета попечителей и просто зеваки. Разговор уже несколько раз заходил об одном и том же и опять вернулся к первоначальной теме: центр святого Варфоломея и планы на будущее.
Толпа в зале заметно поредела: остались лишь те, кто был живо заинтересован в успехе вечера, организаторы, музыканты, их семьи и друзья. Было почти одиннадцать часов, еще не поздняя ночь, конечно, но на час позже, чем Крис должен был заехать за Сарой. Если он сейчас не приедет, ее обещала подвезти Лиза. Но беспокойство о том, где он может быть, было несравнимо со странным ощущением безмятежности.
Еще недавно она бы топталась у выхода или торчала на автостоянке, нервно поглядывая на часы и следя за каждой приближающейся машиной с горящими фарами, сжимаясь от напряжения, выгибая шею, чтобы посмотреть, не Крис ли едет в фургоне, но по какой-то причине сегодня все было по-другому, хотя она никак не могла понять, почему.
Чуть раньше десяти она вышла на улицу, посмотреть, не приехал ли Крис, и постояла до десяти минут одиннадцатого, а потом вернулась в церковь и взяла еще один бокал вина. В глубине души она хотела быть жесткой и не поддаваться на его запугивания. Ей почти сорок, бога ради, неужели она не имеет права высказаться и самой решать, как жить? И если не сейчас, то когда?
— …Инвесторы получат гарантированное право доступа в мастерскую и в выставочный зал. В системе полно трещин, существует множество возможностей и вариантов. Немного везения, и мы сможем найти подходящую схему для каждого участника.
Пожилая дама кивнула.
— Кто-то посвятит центру свободное время, кто-то обеспечит материальную помощь: таким образом, никто не останется в стороне. Проект уже вызвал огромный интерес.
Остальные члены комитета одновременно, словно по команде, кивнули.
— Проект будет неразрывно связан с интересами нашего сообщества.
Учитывая ее семейный бюджет на настоящий момент, 500 фунтов в год — все равно что пять миллионов. Сара снова оглянулась, всматриваясь в лица: ее не покидало ощущение, будто за ней следят. И лишь тогда она заметила Криса. Он прятался за одной из колонн. Точнее, стоял в тени, не так уж далеко, чтобы заподозрить его в том, что он прятался, но все же.
Лиза посмотрела на часы:
— Поедем?
— Я только что видела Криса.
Лиза обернулась и попыталась разглядеть его в толпе.
Сара задумалась: интересно, он уже давно за ними наблюдает? С того момента, как они виделись, он принял душ и принарядился. На нем была простая рубашка с открытым воротом и кремовые брюки. Он закатал рукава, обнажив мускулистые загорелые руки. Он выглядел прекрасно, даже сексуально и расслабленно по сравнению с похожими на пингвинов гостями в накрахмаленных манишках и фраках и женщинами в коктейльных платьях. Сара улыбнулась и подняла руку, чтобы привлечь его внимание.
Может, она на самом деле была с ним слишком жесткой? И только она стала упрекать себя за то, что вела себя, как сварливая мегера, как Крис поймал ее взгляд, и в тот же момент выражение его лица ожесточилось, добродушное открытое любопытство сменила мрачная угрюмость. Это было отвратительно, словно захлопнулась крышка мышеловки. Саре показалось, будто он дал ей пощечину.
Покраснев и почувствовав неловкость, она потихоньку начала отодвигаться в сторону. Меньше всего ей хотелось, чтобы Крис подошел и присоединился к гостям, но Лео Бэннинг, похоже, не разделял ее опасения.
— Вы уже уходите? Я надеялся, что вы останетесь и выпьете с нами в баре за успех проекта. — Он посмотрел на собравшихся в поисках поддержки. Все одобряюще забормотали.
Лицо Сары стало пунцовым, к щекам прилила горячая волна.
— Я бы с удовольствием, но мне пора идти, мой… — Она замялась на слишком долгое мгновение, не решаясь произнести слово «муж», потому что знала, что сможет выговорить это лишь с раздражительной или злобной интонацией, если не хуже, — …мой спутник уже здесь.
— Почему бы ему не пойти с нами?
Только через мой труп, подумала Сара, отрицательно качая головой, бормоча извинения, придумывая оправдания и прощаясь, отчаянно желая уйти поскорее. Она торопливо попятилась к двери.
