И это тоже было очень приятно.
Джулия провела с сестрами Святого Семейства месяц. С течением времени она познакомилась со всеми и успела восхититься всеми этими Мариями, Мартами и Терезами Непорочными. Не многие из них могли связать пару слов по-английски; сестра Мария от Ангелов и мать-настоятельница составляли редкое исключение. Но все они привыкли к необходимости преодолевать препятствия при общении с больными. Их приветливость, интерес и теплое участие не нуждались в словах. Джулия ощущала эту атмосферу вокруг себя в той же мере, что и самый беспомощный гость этой обители, доставленный сюда в машинах «скорой помощи», на автобусах или пыльных «фиатах». Иногда эти люди оставались здесь всего на несколько дней, иногда — значительно дольше. Их привозили в основном из бедных деревушек, разбросанных между Неаполем и Калабрией, из тех семей, которые не имели никаких средств, чтобы обратиться за другой помощью. Несмотря на страдания больных, Джулия ясно видела, насколько им становилось лучше от пребывания в монастыре. Община оказывала удивительно благотворное влияние. Доброта монахинь способствовала как бы очищению и обретению покоя в душе Джулии.
Она оказывала посильную помощь сестрам и поначалу очень расстраивалась из-за того, что делала слишком мало. У нее не было никаких навыков ухода за больными, и в домашнем хозяйстве она также не слишком хорошо разбиралась.
Наконец она нашла себе применение, взяв на себя заботу о небольшой группе маленьких детей, занимавших верхний этаж в одном крыле замка. Большинство из них страдали неизлечимыми недугами; к счастью, среди них было два или три выздоравливающих и один очень непоседливый, вполне здоровый маленький мальчик, родители которого не в состоянии были присматривать за ним. Вскоре Джулия обнаружила, что ее примитивные знания итальянского языка вполне достаточны для общения с детьми. Они прекрасно понимали друг друга. Опустившись на колени на пол палаты или на каменные плиты внутреннего двора, Джулия рисовала картинки, помогала составлять картинки-загадки или пела с детьми песенки. И все это она делала с большим терпением и с большим желанием, чем когда-либо с Лили.
Дети, даже те, которые едва что-нибудь понимали, все больше привязывались к ней. Более крепкие малыши вечно висели у нее на руках, что-то лопоча и обнимая за шею. Здоровый мальчик Раймундо стал ее помощником во время игр.
Когда Джулия не была занята с детьми, она чувствовала себя слишком усталой, чтобы делать что-нибудь еще. Она гуляла в запущенном парке замка, разбитом в виде террас, которые, если смотреть из ее окна, полого спускались в южную сторону холма. Она пыталась представить себе былое великолепие парка и поражалась экзотическим растениям, разросшимся здесь. Одна из монахинь неплохо знала историю этого парка. Она рассказала, что в начале века замок и окружающие его земли были куплены одной богатой семьей промышленников с севера. Хозяйка дома разбила парк в стиле великих итальянских традиций. Но времена изменились. Возможно, семья потеряла свое состояние. Во всяком случае, они уехали, и замок оставался заброшенным на протяжении многих лет. А когда началась война, здесь размещался военный гарнизон. А затем замком завладел конвент.
— Это лучше, — сказала Джулия, кивая и улыбаясь.
Но зрелище заброшенного парка угнетало ее.
Иногда по вечерам, после раннего ужина в трапезной, она выходила через железные ворота в темноту побродить по крутым улочкам. Однажды во время одной из таких прогулок кто-то окликнул ее с балкона. Она взглянула вверх и увидела синьора Галли. Он пригласил ее зайти в дом, и Джулия очутилась в комнате среди высоких полок с книгами, где отведала крепкого кофе из голубой с золотом чашки. Ее новый друг, как оказалось, был архитектором, работавшим в Париже и Лондоне, Риме и Милане. Он был вдовцом, имел взрослых детей, которых судьба разбросала по всей Италии.
Было так уютно и приятно сидеть и беседовать в теплом свете ламп под красными абажурами. После этого первого визита Джулия только на следующий вечер вернулась в замок. Николо Галли оказался очень занятным собеседником.
— Ах, Монтебелле! Я вернулся в то место, где родился, чтобы здесь умереть, — однажды весело сказал он.
— Не похоже, чтобы вы собирались скоро умереть.
— Это верно. Но я останусь здесь до конца своих дней. Как приятно сознавать, что не надо больше думать о том, куда идти дальше.
— Да, — тихо сказала Джулия. Ей передалась некоторая доля его твердости. На этот раз она была счастлива здесь. Если бы она не приехала сейчас в Монтебелле, то провела бы эти недели, разъезжая по Европе с единственной целью убить время, прежде чем сочла бы приличным направиться домой.
— Мне тоже хотелось бы остаться здесь. Но скоро нужно возвращаться.
Шла уже вторая половина ноября. По утрам и вечерам становилось холодно и тонкая пелена тумана обволакивала каменные стены замка, хотя в полдень солнце излучало еще достаточно тепла.
Джулия часто думала о Мэтти. Здесь, в тихой деревушке на горной вершине, воспоминания о связи Мэтти и Александра в Леди-Хилле уже теряли свою остроту. Джулии хотелось бы показать Мэтти замок и парк. Однажды утром в маленькой табачной лавочке она купила почтовую открытку, царапнула на ней несколько слов и подписала: «Твой старый друг». Отправив ее, она почувствовала связующие их нити.
Николо посмотрел на нее.
— К кому вы спешите домой?
— К дочери. И моему бизнесу.
— Ах да. Конечно.
Пошел дождь, принесенный ветром с севера, а затем неумолимо подуло с моря. Джулия поняла, что пора уезжать в Лондон, где витрины магазинов уже завалены подарочными коробками и украшены мишурой и искусственным снегом. Она сообщила сестре Марии и другим монахиням, что уезжает. Те сказали, что расстаются с ней с сожалением, но Джулия знала, что вряд ли они действительно будут скучать по ней. Слишком много у них было обязанностей и хлопот в общине, слишком защищены они были своей верой, чтобы скучать по какому-то случайному путнику.
Джулия повидалась с матушкой-настоятельницей, поблагодарила за оказанное гостеприимство и вручила ей, как могла более тактично, приличную денежную сумму. Монахиня с благодарностью приняла подарок. Джулия знала, что власти выделяют очень незначительное содержание на деятельность монастыря. Лазарет сестер Святого Семейства существовал за счет церкви и благотворительных организаций.
Самым трудным делом было попрощаться с детьми. Раймундо обхватил руками ее за талию и зарыдал. Остальные сгрудились за его спиной. Джулия осторожно разжала руки мальчика, еле сдерживая слезы.
— Я еще вернусь, — пообещала она. — Однажды я приеду и навещу всех вас. Ты уже будешь к тому времени большим мальчиком, Раймундо. И уже не будешь плакать.
Она быстро сбежала вниз по каменным ступенькам. Ее чемоданы, полные ненужной сейчас легкой одежды, были упакованы и стояли на террасе между двумя башнями. Такси, ожидавшее внизу, должно отвезти ее в Агрополи.
Ее окружили сестры. Они поцеловали ее и поручили заботам Господа Бога. Николо Галли тоже пришел попрощаться. Он взял Джулию за руки и поцеловал в обе щеки. Она отвернулась и забралась в «фиат».
Когда автомобиль покатил прочь, Джулия оглянулась и увидела Николо. С приходом зимы он заменил свою соломенную шляпу на черную мягкую фетровую, которой размахивал сейчас на прощание.
Мэтти спустилась в гавань. Было холодно, и ветер дул прямо в лицо. Серая грязная морская вода вспенивалась у причала, и она ощущала на губах ее соленые брызги. Мэтти медленно прохаживалась, засунув руки в карманы, стараясь не думать ни о пьесе, ни о своей роли, и вообще ни о чем. Холодная погода отвлекала ее от этих мыслей.
Большинство матросских шлюпок, которыми летом пестрит вся гавань, были уже подняты на зиму, но некоторые все еще покачивались, пришвартованные к берегу. Она смотрела, как они то погружались, то всплывали на небольших мутных волнах, а затем опять отводила взгляд, так как даже это успокаивающее движение не могло снять ее напряжения.
Мэтти прошла еще немного, а затем, наблюдая за чайками, прислонилась к швартовной тумбе. Ей нравилась атмосфера пустоты, которая обычно охватывала английские города после окончания летнего сезона. Киоски с закрытыми ставнями и мокрая скользкая пристань напомнили ей дни ее турне с актерской труппой Фрэнсиса Виллоубая. Она похлопала себя руками, чтобы согреться. Ей вспомнились Ярмут и Джон Дуглас, затащивший ее в постель в отеле для коммерческих путешественников. Джон Дуглас в конце концов ушел на пенсию, унеся горечь расставания с театром, и вернулся обратно к своей жене в Бурфорд и, насколько было известно Мэтти, находился там и поныне. Она думала о нем как-то отрешенно и без всякого любопытства. Казалось, все это было очень давно.
