Адаму Грегори снилась Сара.
Ранним утром в пятницу Крис проснулся вроде бы в хорошем настроении. Оно длилось примерно пятнадцать секунд: ровно столько потребовалось, чтобы перекатиться набок, открыть глаза и увидеть маленькое черное платье Сары, перекинутое через спинку стула у кровати. Платье было ключом к событиям прошлого вечера, и одно за другим они вылезли на свет. Все, о чем он думал, все, что он видел, все, что он подозревал и в чем чувствовал себя виноватым, всплыло в роскошных красках, как в фильме.
Он покосился на Сару, которая свернулась калачиком, лежа к нему спиной. Ее темные волосы спутались и закрыли лицо, тронутое легким загаром. Несколько секунд он наблюдал, как ее плечи ритмично вздымаются. Она крепко спала.
Крис был очень обижен и очень зол. Было непросто сложить вместе части головоломки. Он не понимал, как получилось, что в их жизни с Сарой наступил такой странный момент.
Мысли проносились в его голове, как штормовые тучи, но все они казались ему какими-то нереальными. Будто он проснулся в параллельном мире, где был совсем другим человеком. Посмотрев на будильник, он понял, что до того, как все проснутся, еще есть полчаса. Крис глубоко вздохнул: ни к чему лежать и раздумывать о своей несчастной жизни. Он вылез из-под одеяла. Неосторожно, резко, нарочно, чтобы потревожить Сару, разбудить ее, вырвать из безмятежного небытия, где нет чувства вины, в тот мир, где, как он думал, все было по-другому. Но ничего не вышло: Сара засопела, заворочалась и опять уснула. Крис замер на пару секунд у кровати, раздумывая, не забраться ли опять под одеяло и не попробовать встать еще раз.
Вода в душе была чуть теплой. Он давно собирался починить нагреватель, хотя, может, дело было в термостате, но какая разница, все равно у него не было времени. Может, подумал Крис, вытираясь полотенцем, он так и не починит его никогда, может, он навсегда останется сломанным. При мысли об этом настроение у него не улучшилось.
Возможно, Крис испытал бы извращенное удовольствие, узнав, что все-таки разбудил Сару, отгоняя фургон в глубину сада, но к тому времени, как она проснулась, Крис уже ехал по дороге через деревню к объездному шоссе.
— …и я хотела спросить, не могли бы вы помочь в оформлении летней выставки, — произнес вежливый, но очень требовательный голос из телефонной трубки.
Было всего восемь часов, и Сара пыталась нарезать банан для каши Чарли, помешать Джеку позавтракать целым пакетом больших батончиков «Марс» и убедить Мэтью пойти в школу на консультацию перед выпускными экзаменами. Телефон был неустойчиво зажат между подбородком и плечом. Сара была поражена, что кому-то взбрело в голову звонить так рано утром.
— Извините, я забыла, как вас зовут? Мы виделись вчера на концерте?
— Да. Преподобный Бэннинг любезно дал мне ваш номер телефона. Сможете ли вы принять участие в выставке? Представить две-три работы? Что скажете? Акварель? Масло, смешанная техника? Только скажите, я сразу же запишу: блокнот у меня под рукой.
Сара скорчила гримасу: к Чарли за столом присоединился кот, хищно уставившись на большую кружку молока высокой жирности.
— Честно говоря, я не уверена, что сейчас смогу вам помочь. Можно я перезвоню позже?
— О боже, только не это, я позвонила в неподходящий момент, не так ли? — Похоже, она была искренне удивлена. — Дело в том, что мне нужно узнать, что вы планируете представить на выставку, самое позднее в понедельник: нужно сдавать каталог в печать, понимаете. — Этой женщине бы управлять асфальтовым катком, а не выставки организовывать. — У вас есть мой телефон?
Не помешало бы сначала узнать ваше имя, подумала Сара, потянувшись за фломастером, который лежал в корзинке для фруктов, чтобы нацарапать номер на обратной стороне коробки с кукурузными хлопьями. Разумнее было бы отказаться, но ей невероятно льстило, что ее просили принять участие, к тому же, как заметила загадочная организаторша минуту назад, среди картин, которые она написала за все эти годы, наверняка найдется что-то подходящее. Она улыбнулась: получается, что она настоящий художник, с чьим мнением считаются, и у нее есть коллекция, которую можно просмотреть и выбрать экспонаты.
Интересно, ее картины до сих пор лежат на шкафу в комнате для гостей или Крис убрал их в сарай? Записывая номер телефона, Сара пыталась вспомнить, куда она подевала мольберты, блокноты и портфолио, накопившиеся за столько лет. Где бы они ни были, они явно залежались. С рождения Чарли она нарисовала только пару уток на стенах детской. Погруженная в раздумья, Сара повесила трубку и вернулась к столу, где продолжалась битва за завтрак.
Крис приехал к заказчику в Норвич в половине восьмого. Проследил за разгрузкой трейлера с серебристыми березками, проинструктировал подрядчиков, которые укладывали торф толстым слоем, и позвонил проверить, вовремя ли доставят пористую пленку. Снаружи Крис Коулбрук казался спокойным, вел себя, как обычно. Когда другие члены команды ушли завтракать, он взял чай, забрался в фургон и позвонил Дженни Бек. Было чуть позже девяти, но она не подошла к телефону, поэтому он перезвонил в пятнадцать минут десятого, в половину и, наконец, без пяти десять; когда Крис уже начал нервничать и напрягаться, она взяла трубку. К тому времени у него уже вылетело из головы, что он хотел сказать.
Но Дженни его опередила. Как только они обменялись обычными любезностями, она выпалила:
— Не думаю, что нам стоит больше видеться, Крис. Это неправильно.
Ее голос дрожал от эмоционального напряжения. У него по коже пробежали мурашки.
— Мы оба знаем, что это неправильно, и не важно, что мы чувствуем друг к другу. Я видела такие истории по дневному телевидению. Должна признаться, я не испытывала ничего подобного с тех пор, как родился Питер… — Она сделала паузу и задержала дыхание, видимо, не желая продолжать, чтобы не смутить их обоих. Это было невероятно волнующе, но Крис все же не смог сдержать улыбку.
— Это неправильно, ведь так? — наконец проговорила она спустя несколько секунд. — Даже если Сара встречается с викарием и все такое, у нас же нет реальных доказательств, не так ли?
Он понял, что ему понравилось, когда Дженни сказала «у нас».
— Может, это всего лишь злобные сплетни, не более. Она тебе что-нибудь говорила? — Дженни не стала дожидаться ответа. — Ну, нет так нет; на чужом горе не наживешься. — Она выдержала еще одну многозначительную паузу и сказала: — Мне пора.
Крис отчаянно хотел вставить хоть слово. Ему хотелось рассказать Дженни, что все, что она поведала ему о Саре, правда, что он собственными глазами видел ее с викарием в художественном центре, но прежде чем он успел возразить или промолвить что-то в ответ, она бросила трубку.
Крис уставился на блестящий черный корпус мобильника. Сара явно недооценила Дженни Бек. Пусть она немного эксцентрична, но в этой женщине есть что-то особенное. Возможно, она слегка диковата, но в ней есть какая-то животная притягательность, и дураку ясно, что у нее высокие моральные принципы. Не то что у Сары. Он представил лицо Дженни, и при этом одержимость, как бензопила, бешено завертелась у него внутри, кроша в щепки остатки здравого смысла.
— Крис?
Он подпрыгнул на месте: один из рабочих постучал по стеклу фургона.
— Ты можешь подойти и посмотреть, что с этими деревьями?
Крис засунул телефон в карман и, опустив голову и погрузившись в мысли, зашагал на площадку. Дженни Бек. Сара, Лео Бэннинг — их имена так и крутились у него в голове вокруг центральной оси предательства и негодования, словно тибетское молитвенное колесо.
Воскресенье.
— Итак, — произнесла Сара, помахивая ложкой, как дирижерской палочкой, — когда я наконец добралась до чердака, я обнаружила кучу поразительных вещей. Я совсем про них забыла. Провела там почти все утро и нашла две потрясающие картины маслом, которые я даже не помню, как рисовала, болотный пейзаж, чудесную картину с обнаженной натуры, очень интересные абстрактные композиции, рисунки пером, акварели. Жаль, что я плохо за ними ухаживала. Удивительно, что они еще в приличном состоянии, даже в очень хорошем. — Сара замолкла, ее энтузиазм наконец поутих. Она перевела дыхание. До сих пор за ланчем у Моники настроение было не очень. С большим удовольствием она бы сходила к зубному, запломбировать каналы или снять зубной камень.
Сару уже тошнило от звуков собственного голоса: она разговаривала слишком много, слишком весело и слишком быстро, в одиночку пытаясь разрушить мрачную тишину.
Крис с самого утра вел себя вызывающе, и когда они приехали, не стал лучше. Дети нервничали, Чарли насупился.
Моника Карлайл улыбнулась через стол.
— Не понимаю, чему ты удивляешься. Я всегда знала, что у тебя талант, Сара. Тебе нужно было пойти в художественный колледж. Когда мы познакомились, я была поражена, что ты растрачиваешь себя понапрасну и не применяешь свои способности. До сих пор храню две акварели, которые ты нарисовала к моему дню рождения. На одной — обрыв в Холкхэме…
