И, конечно, в процессе явления я зверски рычу! Р-р-р-р! Я голоден! Жр-р-рать хочу! А ну подайте-ка мне мясца помоложе да послаще!
Увидевши меня, то есть, того, кого они тут долго и упорно вызывали, народ почему-то с воплями начинает разбегаться. Плошки с кровью выпотрошенной курицы летят на пол, забрызгивая красным мечущиеся полуобнаженные тела. Кто-то падает ниц и начинает по-человечески молиться Господу Богу. Ага, вспомнили, наконец, кому молиться положено?
Для порядка плещу в их сторону малой толикой пламени, так, чтоб чуть плащи подпалить, ну, не зажечь, конечно, а только напугать. Впрочем, напугал я их уже достаточно. А чего испугались, собственно? Звали меня? Звали. Ну так я и пришел!
Но разговаривать со мной или возносить мне хвалу дальше уже никто не хочет, перепуганные насмерть сатанисты рванули к выходу так, что их теперь и Гавриил с его крылышками не догонит.
Смеюсь довольно. Позабавился на славу. В следующий раз они крепко подумают, прежде чем собираться по ночам да вершить мрачные ритуалы.
Вдыхаю полной грудью в опустевшей часовне и внезапно замечаю сбоку шевеление. Оборачиваюсь. Ну, надо же! Я этого не заметил. К перевернутому кресту (а какая разница, что перевернутый, крест - он и в Африке крест) привязана обнаженная девчонка. Либо с нее начать хотели, либо она - тоже предмет антуража. Девчонка дрожит и не сводит с меня вытаращенных глаз. Секунду думаю, что будет не совсем правильно сейчас уйти и оставить ее привязанной, вдруг сатанисты до утра побояться вернуться на место свершения ритуала, а она будет вынуждена висеть на кресте бессмысленно. Антураж-то уже никому не нужен. Вообще все подобные украшения не мной придуманы, и моего облика это тоже касается. Это люди сами постарались, у них фантазия буйная.
Приближаюсь к девчонке, параллельно уменьшая все выпяченное напоказ. Вижу в ее глазах все тот же неубывающий ужас и почти все убираю. Но не все, нужно оставаться в образе.
- Ш-ш-ш, - говорю ей, - не бойся, сейчас я тебя отвяжу.
Но стоит мне только протянуть руку, как она начинает бешено извиваться, биться, повиснув на веревках. Ей же больнее.
- Ну, все, все, не буду я тебя есть, успокойся, - бурчу почти нормальным тоном, - вообще людей не ем, люблю кашу.
- Кашу? - девчонка услышала, видимо, знакомое слова и со страху решила его повторить.
- Ага, кашу, пшеничную, - киваю и дотягиваюсь когтем до веревок, удерживающих ее левую руку.
Ловко разрезаю веревку, а девчонка забивается в угол, ее удерживает привязанная правая рука.
Поднимаю чей-то брошенный черный плащ и оборачиваю вокруг талии. Нехорошо пугать ребенка столь развитым достоинством. С другой стороны, этот ребенок тоже пришел сюда не в песочнице играть.
Снова двигаюсь по направлению к ней, будучи уже частично прикрытым.
Она блеет слабым голосом:
- Неужели это ты, Сатана?
- А что, непохож? - интересуюсь для поддержания разговора.
- Похож, - всхлипывает девчонка.
- То-то же, - значительно говорю с умным видом.
Тянусь к ее правой руке, а она вдруг начинает тараторить:
- Пожалуйста, Повелитель, прости, пощади, не обижай, я жить хочу!
- Ну, так и будешь жить, - говорю, - ты молодая совсем, тебе жить да жить. Детишек родишь.
- Нет! - кричит девчонка, и я понимаю, что сболтнул лишнее. Она подумала, что это ей от меня придется детишек рожать.
Она кричит, бьется, как ненормальная, мешает мне разрезать веревку, потому что боюсь зацепить и ее руку заодно.
- А ну успокойся! - рявкаю на нее, - если сейчас не перестанешь дергаться - сразу под меня ляжешь!
Только вы не подумайте ничего такого. Не собирался я исполнять угроз! Просто прикрикнул, чтобы слушалась.
Какими глазищами она на меня посмотрела! Мне даже стыдно стало...
- Да не буду я тебя трогать, только веревку разрежу. Чтобы ты тихо - мирно домой пошла. Хорошо?
А какие слезы по ее щекам текут! Прозрачные, крупные. Красота!
- Хо-о-ро-шо... - заикается бедняга.
Ладно, придется убирать с себя весь ужас. И следующую попытку развязать веревки я делаю уже в почти человеческом облике. Теперь девчонка не дергается и я благополучно освобождаю ее.
Протягиваю ей еще один подобранный с полу плащ. Она берет его, а потом говорит почти смущенно:
- Да у меня тут одежда недалеко.
- Прекрасно, - говорю, - одевайся - и брысь отсюда!
Она опасливо на меня поглядывает, пока я жду, когда она оденется и покинет поле боя. Усаживаюсь на алтарь и оглядываю часовенку еще раз.
- Где я вообще? - спрашиваю от нечего делать.
- В Нижнем Новгороде, - отвечает девчонка.
Одевшись, подходит ко мне уже не так боязливо:
- А ты - правда, дьявол?
- Самый настоящий, - киваю который уже раз.
Лицо девчонки находится на одном уровне с моим, потому что она уже обулась, а я наоборот, присел на алтарь.
Она совсем близко ко мне подходит, смотрит во все глаза.
- Это невозможно, - говорит, - я не верила, что дьявол существует.
Пожимаю плечами:
- Ну, теперь будешь знать, что существует. И даже наблюдает за человеческими поступками. За твоими в том числе. И если что не так - сразу наказывает.
- А ты симпатичный, - внезапно выдает это существо, только что бывшее смертельно напуганным. А что вы хотите - она девушка, и присутствие любого представителя мужского полу действует на нее определенным образом, то есть - взбадривает.
- Я каким угодно могу быть, сама видела, - отрезаю довольно-таки сурово.
- Таким ты мне больше нравишься.
- Ты уже оделась? - спрашиваю, направляя ее мысли в нужное русло.
Не хватало еще, чтобы девочка вознамерилась приобрести себе демонического возлюбленного. Я - не твой уровень, малышка.
- Оделась.
- Ну, так и топай отсюда к папе с мамой.
- А почему ты так ведешь себя при даме?
Охренеть! Рановато я убрал свои адские причиндалы, если эта "дама" позволяет себе такие вольности.
- Потому что, деточка, я - таки дьявол, и не советую меня злить! - заявляю довольно злобно.
- Ты добрый, - говорит она, - ты меня домой проводишь?
Вот это дела! Вот что значит - обойтись без жестокостей!
- Я почти голый, - поскольку больше сказать нечего, говорю то, что думаю.
- Ничего, - она уже улыбается, - тут много одежды осталось, чьи-нибудь джинсы тебе наверняка подойдут.
Она в целом права. Тут неизвестно сколько добираться до ее дома, а на дворе - глухая ночь. Ворчу, но одеваюсь и обуваюсь. Теперь приходится следить за пламенем под кожей, чтобы одежду не спалило.
Выходим из часовни, вокруг темнота и полная тишина, местечко заброшенное, и никто из приятелей-сатанистов не решился вернуться и проверить, что случилось с девушкой на кресте. Сатанисты-эгоисты.
Довожу девчонку до дома и планирую без лишних разговоров удалиться. Не тут-то было...
У девочкиного подъезда ее ждет парень. М-да... Интересно, чего он будет делать?
- Это что такое? - хмуро спрашивает парень.
А ну-ка, ну-ка, посмотрим... судя по всему, парень не в курсе, куда ходит девочка и чем занимается по ночам. Что сейчас будет плести наша детка?
- Это... это... Дэмьен... его так зовут...
Едва удерживаюсь, чтобы не захохотать. Да, думаю, Дэмьен, ребенок Розмари... то бишь, по книге - мой собственный сын. Даже в Нижнем Новгороде читают подобное?
- Ну, здорово, Дэмьен... - недобро цедит парень, - и откуда ты взялся?
- Издалека, - отвечаю.
- И пойдешь ты сейчас, наверно, тоже далеко, - он почти угрожает.
Девчонка понимает, что происходит на ее глазах, отчего эти самые глаза лезут буквально ей на лоб. Правильно лезут. Вот сейчас из-за ее глупости парень рискует погибнуть - только потому, что она ходит на сатанинские мессы и предлагает дьяволу проводить себя до дому. Страх ее, вероятно, велик, но и парень ей, видимо, дорог. Она не дает мне ответить, выскакивает между мной и парнем, цепляется за его руки и начинает молоть чушь:
- Сенечка, пожалуйста, не надо грубить! Я была у подружки, а Дэмьен - ее знакомый, зашел в гости, а я видишь, как допоздна засиделась, вот он меня и проводил. Человек времени своего не пожалел, а ты тут начинаешь...
- Не тараторь, все я понимаю! Трубку ты не берешь, по ночам тебя дома нет, а когда я прихожу незапланированно - тебя провожает какой-то Дэмьен! Уж не звездела бы!
- Все, хватит! - с нажимом говорю я, - не шумите, надоели!
- Эт-то что такое? - еще сильнее заводится парень и делает те два шага в мою сторону, что нас разделяли.
- Сенечка, не надо! - пищит девчонка.
Я смотрю в его глаза и даю ему на пробу немножко той бездны, что колышется за моей спиной - немножко моей памяти.
И говорю, насмешливо растягивая слова:
- Се-енечка, не на-а-адо...
И Сенечка затыкается. Его глаза широко распахиваются, а он медленно отступает назад... испугался мальчик. И где-то там в темноте он натыкается на скамейку и тяжело опускается на нее. Плетью обуха не перешибешь. Да и откуда тут взяться плети?
