А он и не думал, что его действительно ждут. Просто понял, что это было единственное, что она могла сказать в такой момент. Только этим и отблагодарить за то, что всегда в любую минуту готов он прийти на помощь. Просьбы касались таких мелочей, как, к примеру, сегодняшние. Тяжело ли сесть за руль и проехать сто, двести километров? Это только в удовольствие. Да и с Валюшкой пообщаться лишний раз ему в радость. Росла на его глазах. Теперь точно все понимает. Но никогда, оставаясь наедине, Ермолов не заводил со Стешей разговоров о том, чего столько лет терпеливо ждал. Сейчас он был уверен, что ее сердце теперь и подавно никогда не откроется для него. И пока она горевала дома, прибирая со стола, мысленно разговаривая то с ним, то сама с собою, он угрюмо вел машину. Единственное, чего очень хотелось, — курить. Ермолов сдерживал себя, жевал размокающую во рту спичку. Выплевывал, брал следующую и был рад, что женщины сидят сзади. Им в первую очередь было бы неприятно наблюдать за ним, а Вадиму, кажется, есть о чем подумать. Уставился в окно, поджал губы и играет бровями. Наверняка что-то прокручивает в голове. Пусть, хороший парень, только намается с ним Валентина. Ермолов по каким-то ему одному известным признакам безошибочно определял, выгулялся мужик или нет. Глядя на Белова, он чувствовал, что тот не готов к семейной жизни. В селе не любят «кузнечиков», которые скачут из одной постели в другую. Понятие семьи здесь соблюдалось по-разному. Но многочисленные штампы в паспорте не приветствовались. Погуливай себе потихоньку, но и о доме, жене, детях не забывай. Противоречивая логика, но Ермолов был одним из тех, кто придерживался ее. Одно он знал для себя, что со Степанидой он был бы счастлив, как ни с одной другой женщиной. Но это только мечта, та, которая на всю жизнь. Растянутая на долгие годы мука, отказаться от которой не находишь сил.
Очередная спичка размокла, Евгений Федорович выматерился про себя, выбросил ее в щелочку окна. Включил радио, удивляясь, что не сделал этого сразу. Сзади раздались возгласы одобрения. Вале и Веронике Сергеевне было о чем поговорить, они стали чувствовать себя более раскованно. Теперь нежелательное для ушей Вадима будет приглушаться льющейся из приемника музыкой.
— Знаешь, что я хочу тебе сказать, девочка? — наклонилась к уху Валентины Маковецкая. Она сделала это для придания своим словам большего значения. — Семье нужны традиции. Они ее укрепляют, делают единственной в своем роде, понимаешь?
Валя кивнула, тут же соображая, какие такие ритуалы могла бы она ввести в их быт. Вероника Сергеевна решила подбросить несколько идей.
— Например, воскресный пирог, выпечка к обеду. Обязательная вечерняя прогулка. Да мало ли что можно придумать. Кто лучше тебя знает Вадима? Соображай, чем бы ты могла его зацепить.
— Пирогами он уже, кажется, сыт. Недавно заявил, что я нарочно хочу испортить его фигуру. Отбиваю охоту у противоположного пола даже смотреть на него. Конечно, он шутил. Но, как вы правильно говорите, я успела его узнать. Он ничего не говорит просто так.
— Есть еще один вариант — поговори со свекровью. Эта женщина знает тонкости и рычажки. Есть воспоминания детства, напоминание о которых может поднять тебя в его глазах. Даст ощутить, что понимаешь его, как никто другой. Ты в хороших отношениях с родителями Вадима?
— Да, они меня приняли с первого дня нашего знакомства, Никаких трений. Галина Матвеевна — замечательная женщина, никогда ни во что не вмешивается. Если хочет высказать свое мнение, делает это так деликатно. Мне она очень нравится. Петр Петрович — мужчина уравновешенный, воспитанный. Он всегда что-то читает. Они оба врачи.
— Интересно, где же они работают?
— Галина Матвеевна педиатр, а Петр Петрович офтальмолог в первой городской больнице. Они приветствовали мое желание учиться дальше, но, кажется, это придется отложить на неопределенный срок.
— Не программируй ничего, для этого у тебя супруг есть. Твое дело родить здорового ребенка, самой прийти в форму со временем, а там посмотрим. Ты еще такая молодая. Нечего ставить крест на собственных амбициях и пропадать часами на кухне. Все должно быть в меру.
— Нет у меня никаких амбиций, Вероника Сергеевна. Наоборот, я настолько боюсь потерять Вадима, что заранее сказала себе, что прощу все. Я хочу всегда быть с ним, всегда.
Лицо Маковецкой нахмурилось. Она, насколько это возможно, отодвинулась от Вали, чтобы посмотреть ей в глаза. Ей совершенно не понравилась такая постановка вопроса.
— Это что же ты говоришь, милочка? Откуда в твоей светлой головке взялась подобная пошлость? Ты знаешь, что именно так ты и потеряешь своего идола! Побольше самоуничижения, и ты останешься в роли вечно обманутой супруги. Как ты можешь судить о том, чего не прочувствовала? Сначала перешагни через это, а потом поймешь, сможешь ли ты так жить. Моя внучка не должна говорить глупостей, слышишь? Запрещаю тебе играть роль слепой, безмолвной кухарки! Ты еще скажи, что ему, — Маковецкая кивнула в сторону Вадима, — это по душе.
— Не буду говорить, не знаю. Одно ясно — в том, что он женился на мне, большую роль сыграла Галина Матвеевна. Она с первых минут знакомства была так ласкова, внимательна. У меня впечатление, что он до сих пор не знает, чего хочет от жизни. Нам бы пожить, присмотреться, а тут ребенок. Не знаю, готов ли Вадим к такому быстрому развитию событий?
— Ну, не луной же вы любовались. Он не мальчик, Ты что-то все не о том говоришь, — Маковецкая досадливо поморщилась и отвернулась к окну. Их откровенный разговор неожиданно прервался. Валя почувствовала, что разочаровала собеседницу. — Не о том ты думаешь. Притягиваешь к себе отрицательное.
— Наверное, я испортила впечатление о себе, — тихо сказала Валя, нервно теребя кончик косы. — Я такая дура.
— Перестань, ты умница, и муж будет всегда гордиться тобой. Только, ради бога, люби себя. Выбрось из головы глупости о том, что ты должна стать тряпкой, о которую он при желании будет вытирать ноги. Уверена, что он не собирается этого делать. Ты сама можешь спровоцировать такую ситуацию. Не смей, слышишь?!
Последняя фраза была сказана достаточно громко. Вадим обернулся и, улыбнувшись, поинтересовался:
— Что моя жена делает не так? Откуда такая категоричность?
— Это мы о своем, о женском, — ответила Валя, поглаживая его протянутую руку.
— Как ты, устала? — Заботливый тон заставил Маковецкую улыбнуться и прижать внучку к себе.
— Устала, и не столько физически, — ответила Валюша.
— Сейчас приедем, полежишь, теплый душ, и я какую-нибудь комедию включу, чтоб расслабилась. Самое трудное уже позади. Я прав, Вероника Сергеевна?
— Не знаю, что сказать, Вадим. Степанида сильная женщина, но и для нее сегодняшний день слишком тяжелый. Валюша на все сейчас реагирует особо, учти. Это гормоны, ничего не поделаешь. Нужно привыкнуть к новому положению вещей. Я свои ощущения тоже описать не берусь. В голове ералаш.
— Евгений Федорович, вы уж заедьте к маме. Как она там одна? Мы хоть вместе, а ей и поговорить не с кем, — сказала Валентина.
— Плохой из меня собеседник, особенно когда с твоей мамой говорю. Такой уж я… — Ермолов не договорил, а молодая женщина поняла, что просьба была неуместной.
— Извините, я сегодня все не о том, — махнула рукой Валя.
— Не извиняйся, девочка. Это наши взрослые проблемы, которые никак не решаются. И никакие годы над ними не властны. — Евгений Федорович покачал головой.
За окном показалась городская окраина. Белые многоэтажки выглядели издалека, как слившиеся в одно целое нагромождение огромных свечей. Кое-где уже горел свет. Мерцание огней придавало картине загадочный вид. Ермолов замедлил ход, давая возможность всем насладиться видом из окна.
— Тысячи семей, тысячи судеб, — философски заметил он.
Спутники молча согласились с ним. Только Вадим со свойственным ему сарказмом подумал, что плюс к этому — тысячи тонн мусора, децибелы ссор, океаны ненависти, когда о любви давно нет разговора. Видимо, его мысли отразились на его лице. Он почувствовал это и был рад, что сидит рядом с водителем, который уделяет внимание дороге, а не ему.
Ермолов предложил развезти всех по домам, но Вадим решил, что они и так достаточно воспользовались его безотказностью. Он попросил остановить у первой станции метро. Возле «Привокзальной» они и вышли из автомобиля. Маковецкая посмотрела на часы, дорога заняла около часа. На улице стало темно. Зажглись фонари. Очертания домов стали более четкими.
— Нечего вам кружить по городу. Мы сейчас все решим. Спасибо вам огромное, Евгений Федорович. Мое обещание остается в силе. Не думайте, что это было сказано просто так. Компьютер сегодня — роскошь, но, я уверен, скоро времена изменятся.
Ермолов понимающе кивнул, достал сигарету, с удовольствием глубоко затянулся. Долгожданный вкус табака разошелся внутри, мгновенно расслабил, заставил дышать ровнее, спокойнее. Несколько затяжек превратили сигарету в жалкий окурок.
