— Возможно, у генерала сейчас просто кризис, — продолжала свои размышления Рози. — Сейчас полно всяких новых лекарств для желез. Запихни в него несколько таблеток и посмотришь, что получится.
Тени доползли до машины, и настроение Авроры изменилось. Она вспомнила Томми, выражение его юного, но уже такого замкнутого лица; она вспомнила коренастых охранников, которые увели его.
— Ставь машину, уже темнеет, а то ты снесешь мне гараж, — сказала она.
Рози, которая и сама об этом думала, повела машину, выверяя курс по миллиметрам.
Настроение Авроры стремительно ухудшалось.
— Я становлюсь какой-то рухлядью, но какое это имеет значение? Ты моложе меня, и конечно, тебя беспокоит Си-Си. А у меня один внук в тюрьме, другой не вылезает из психушки и беременная внучка, которая точно не знает, кто отец ее ребенка. С чего бы это мне размышлять о мужских способностях или вообще о чем-то мужском? Да лучше забыть об этом!
Они аккуратно въехали в темный гараж.
Рози, которая была ровно на год моложе своей хозяйки, приблизилась к Авроре и сжала ей руку:
— Миленькая, нужно же иногда подумать и о себе самой. Ты же человек, как и все мы. Нужно иногда подумать о себе.
— Ты знаешь, о чем я думаю? — спросила Аврора. — Было бы здорово, если бы ты врезалась вон в тот столб, гараж рухнул и мне пришел бы конец. — Она собрала сумочку и, засунув салфетки в пакет, выскочила из машины.
— Очень плохо, что Гектор стал таким, я теперь просто боюсь подниматься к себе в спальню, — сказала Аврора. Она в очередной раз перестала плакать и теперь пила чай у себя на кухне.
Рози, пожирательница новостей, как она сама себя называла, выхватив эту фразу из тех же самых журналов, в которых содержалась сбивающая с толку информация о способностях представителей мужского пола, в настоящий момент пялилась на Тома Брокау, своего теперешнего кумира.
— В Литве дела не то чтобы очень здорово, — заметила она. — Надеюсь, Горби понимает, что делает.
Аврора с трудом выносила эту запоздалую страстишку Рози к событиям в мире. На ее взгляд, Рози была не столько «пожирательницей новостей», сколько фанатичной поклонницей очередного телеобозревателя. Хуже всего было то, что она устремила свой ласковый взгляд не на того обозревателя, который нравился Авроре. Сама Аврора предпочитала более деликатного Питера Дженнингса.
— Пусть Литва сама занимается своими делами, хотя, конечно, во всем виноват Труман, — сказала она. — Если бы генерал Мак-Артур добился своего, со всеми этими коммунистами давно разобрались бы.
— Только не надо, чтобы генерал Скотт услышал, как ты рассуждаешь о Мак-Артуре, — предостерегла ее Рози. Генерал Скотт когда-то служил под началом генерала Мак-Артура, и им вовсе не доставляло удовольствия слушать, как Гектор рассказывает об этом, — а слышали они это не раз.
— Без сомнения, во всем, что произошло между Гектором и генералом Мак-Артуром, виноват исключительно Гектор, — заявила Аврора. — Кроме всего прочего, он ему ужасно завидовал.
Хорошо хоть суп-гамбо, который они готовили на ужин, источал такие приятные ароматы. Она глотнула еще немного чаю и снова с удовольствием принюхалась. Ей всегда нравилось быть у себя на кухне. Правда, когда-то было время, когда ей нравился весь ее дом. Теперь, казалось, кухня была единственным местом, где можно было расслабиться. Именно на кухню она и удалялась, когда нужно было привести свои чувства в порядок.
Было время, когда уголок в спальне был единственной гаванью, где она могла собраться с мыслями, но теперь этот уголок не был безопасным местом. Теперь в любую минуту туда может забрести Гектор Скотт, который развеет в прах те мелкие цветочки в букетике присутствия духа, которые ей удалось собрать.
— Если разобраться, то все плохое, что случается у меня в доме, происходит по вине Гектора, — сказала Аврора, и в ее голосе прозвучала горечь. — Было время, когда я любила подниматься к себе в спальню. Сейчас я просто боюсь: кто знает, что ждет меня там. Даже если Гектор решит не демонстрировать свои прелести, он будет злиться на меня за то, что я ушла и оставила его одного. — Аврора отхлебнула немного чаю. — Старики такие страшные эгоисты, но что тут поделаешь! Их ведь не отведешь куда-нибудь, как старую собаку, — вздохнула она.
— Эгоист он или нет, тебе бы лучше подняться к нему и поговорить с ним, — заметила Рози. Она терпеливо дожидалась, когда Эн-Би-Си снова переключится на Тома Брокау. Самой ей никогда не доводилось бывать в Литве, да и вообще уезжать из дому дальше Лас-Вегаса, куда однажды ее возил Си-Си. Это был головокружительный уик-энд: в те дни пламя их взаимоотношений только-только разгоралось. Насколько ей было известно, литовцы в основном жили тем, что стояли в толпе перед парламентом или еще каким-нибудь правительственным учреждением, требуя прекратить ограничивать их свободы и изменить состав правительства.
В сущности, насколько она знала, в остальных странах жизнь состояла из такого же простаивания перед правительственными учреждениями. Исключение составлял лишь Израиль — или, может быть, это была Палестина? — Рози не смогла бы отличить одну страну от другой. Там юноши с покрытыми платками лицами швыряли камни в солдат, а те потом стреляли в них зарядами со слезоточивым газом.
Когда-то давно Рози решила: пусть только правительство Соединенных Штатов попробует ущемить ее свободу, пусть еще только раз попробует повысить налоги или сделает что-нибудь такое, что ей не понравится. Она тогда тоже присоединится к толпе протестующих и посмотрит, можно ли этим чего-нибудь добиться или, по крайней мере, получить от этого хоть какое-то удовольствие.
Из того, что она видела, протестующие всегда были похожи один на другого. Ей всегда было приятно, когда Том Брокау снова появлялся на экране и рассказывал, что происходит с протестующими.
Аврора поразмыслила, не подняться ли наверх и не сообщить ли Гектору, что ему придется съезжать. Уже несколько раз за последние полтора-два года она мысленно составляла краткую речь на сей предмет, а однажды даже предприняла пробную попытку произнести эту речь, спросив генерала, что он станет делать, если она вдруг возьмет да умрет?
Думая о своей смерти, Аврора всегда исходила из того, что это будет скоропостижный уход. Она не предполагала задерживаться в больнице, как это было с ее любимой дочерью Эммой. Несколько месяцев Эмма промучилась в больнице, и у Авроры не было намерения следовать ее примеру. С ней произойдет нечто такое, чего она просто не почувствует, и ее просто не станет.
Как-то в послеобеденный час она в общих чертах представила Гектору такой сценарий. В глазах его появилось выражение полнейшего изумления. На некоторое время адамово яблоко у него на горле заходило ходуном. Он посмотрел на нее так, словно она сошла с ума. Спустя мгновение ей показалось, что он вот-вот разрыдается. Правда, он не разрыдался, но и не смог произнести ни слова. Она вошла, когда он смотрел соревнования по гольфу, и теперь он просто вернулся к этому занятию.
— Гектор, нам и в самом деле следует подумать об этом, — продолжала настаивать Аврора. — Мне представляется, что я могу однажды взять и умереть. Не следует ли тебе подумать о том, как все тогда устроить? Я знаю, что существуют прекрасные дома престарелых, куда принимают только заслуженных военных, таких, как ты. Ты мог бы жить как равный среди равных и рассуждать о битве при Сомме или о чем-нибудь в этом роде.
— Аврора, битва при Сомме происходила, когда мне было восемь лет, — сказал генерал. — Тебе стоило бы привести в порядок свои знания о мировых войнах. Их было две. Битва при Сомме была во время первой мировой войны, я же воевал во время второй.
— Зачем такой педантизм? Мне просто нужно поговорить с тобой о чем-то серьезном, — возмутилась Аврора. — Мы ведь говорили не о том, на какой из мировых войн ты воевал. Мы говорили о моем скоропостижном уходе.
— Ни о каком твоем чертовом скоропостижном уходе я ничего не говорил, — разозлился генерал. — Я просто смотрел соревнования по гольфу. Да и потом, почему ты решила, что твой уход будет скоропостижным? Ты ведь уже не девушка, знаешь ли.
— Я сознаю, что нахожусь в позднем среднем возрасте, — сказала Аврора, — тем не менее мой уход будет скоропостижным, когда бы это ни произошло.
Она с минуту поразмыслила о несчастной малышке Мелани, к тому же еще и беременной, о Тедди с его литиевой терапией и о Томми в его тюремной камере.
— Я понимаю, что жаловаться мне не на что, но уход Эммы принес нам столько горя.
— Это разбило жизнь ее детей, — сказал генерал. — Я пытался чем-то помочь, ты пыталась, Рози пыталась, но ничего не вышло. Один — придурок, другой — преступник, а третья беременна. Слава Богу, их только трое.
