Министр знал, что открыто появляться в городе ему пока не следует, ибо народ настроен против него. Но уйти из Паталипутры, не узнав, как могло случиться, что враги использовали его имя и свалили на него свою вину, было выше его сил. И, хотя Ракшас был уверен, что люди Чанакьи следят за каждым его шагом, он пошел с Чандандасом, надеясь кое-что разузнать от него.
«Если допустить, что меня предали мои люди, — рассуждал он по дороге, — то кто же из них изменник? На письмах действительно стоит моя печать. Значит, вполне возможно, что предал меня хранитель печати. Ведь печать всегда находилась у него. Но так же возможно, что Хираньягупта не изменил, а просто из-за его небрежности печать попала в руки злоумышленнику. Впрочем, заговорщики, конечно, стремились завладеть ею. И очень вероятно, что печать была похищена. Но, с другой стороны, когда бы я ни потребовал ее, она всегда была у Хираньягупты. Выходит все-таки, что печать не украли и Хираньягупта — изменник. Зачем он это сделал! Надеялся получить деньги? Нет, быть не может! На что же он тогда польстился? Может, здесь замешана женщина?»
Тут Ракшасу показалось, что он кое-что начинает понимать. Тогда министр вздохнул с облегчением и даже рассмеялся.
— Превосходно! — прошептал он. — Если все на самом деле так, то это действительно превосходно. Ну конечно… Хираньягупта изменил ради той, кого я сделал своей шпионкой у Мурадеви. Меня поразили моим же оружием. Да, теперь все, что касается писем, как будто бы ясно. Но вот убийство раджи… Здесь многое еще непонятно…
Погруженный в свои мысли, Ракшас медленно шел за Чандандасом.
Надежда Чанакьи на то, что Ракшас ради спасения друга примет предложение Бхагураяна, признает Чандрагупту махараджей и станет помогать ему управлять государством, не оправдалась. Брахману было теперь совершенно ясно, что все его козни и хитрости здесь бесполезны. Он испытывал неуверенность и искал выход. Новые доказательства твердости Ракшаса еще сильнее распаляли в нем желание обрести для своего воспитанника нерушимую опору в лице министра. Чанакья старался все взвесить, прежде чем принять какое-либо решение. Брахман знал, что погибли не все Нанды и что Ракшас будет стремиться к восстановлению их прав в Магадхе, ставя своей целью свержение Чандрагупты. Чанакья предполагал, что скорее всего министр обратится за помощью к Малаякет, сыну Парватешвара.
«Но Малаякет один не отважится напасть на Магадху, — рассуждал брахман. — Он будет искать поддержки. А сейчас помощь ему может оказать только один правитель — греческий наместник Селевк Никатор. Даже если Селевк и Малаякет объединятся, бояться нам особенно нечего. Но если с ними будет такой человек, как министр Ракшас, то часть народа может поддержать их. Вот этого и нельзя допустить. В самой Магадхе не должно быть никаких волнений. Если возникнут беспорядки, их нужно сразу устранить. Победа всегда будет за мной, пока я жив. Но ведь я не вечен. Чтобы дела у Чандрагупты шли хорошо, нужен Ракшас. Однако путь, по которому мы шли до сих пор, ни к чему не ведет. Министр отказался помогать нам, даже когда его другу грозила смерть. Он был готов отдать свою жизнь и погубить семью, но сохранить верность Нандам. Теперь я должен встретиться с ним сам и рассказать все начистоту. Бессмысленно придумывать еще что-нибудь и терять время.
С людьми министра удалось легко справиться, — говорил себе Чанакья. — У всех есть слабости: одни честолюбивы и завистливы, другие любят деньги, третьи не могут устоять перед женщинами. Иные же просто глупы. Но Ракшас — человек совсем другого склада. Можно было обмануть Ракшаса, ослепленного своей самоуверенностью, но как расположить к себе Ракшаса, который знает, что был обманут? Существует много способов подчинить человека. Можно завоевать его доверие, можно подкупить, наказать, можно перехитрить. Три последних способа сейчас бесполезны. Министра необходимо расположить к нам, а этого никто не добьется, кроме меня. И я должен это сделать. Но теперь следует действовать по-другому. Хитрость необходима там, где от нее есть польза. А здесь требуется прямота и честность. Всегда важна цель, а не пути ее достижения. Сегодня идешь по одному пути, завтра по другому, а потом по третьему. Нужно выбирать удобное средство и добиваться своего. Это и есть политика. Ракшас гордится Нандами. Я напомню ему о величии их рода, буду говорить, что Магадхе грозит нашествие греков и страна может погибнуть. Министр просто не сможет не поддержать нас».
Чанакья всегда выполнял задуманное и ни перед чем не останавливался, он и теперь шел до конца. Брахман был готов, если придется, умолять Ракшаса и унижаться перед ним. Цель для него оправдывала средства еще и потому, что Чанакья знал: если министр примет его сторону и согласится помогать Чандрагупте, он уже не предаст никогда. Однако брахману захотелось немного изменить свой план.
«Может быть, сначала мне самому и не стоит говорить с Ракшасом, — думал Чанакья. — Лучше, если к нему обратится Чандрагупта, который якобы поссорился со мной. Министр, конечно, узнает об этом и, возможно, поверит в ссору. А потом Чандрагупта попытается убедить Ракшаса в том, что презирает меня, и завоюет его доверие. Царевич скажет, что убийца Нандов — это я, что сначала было решено арестовать Дханананда, но у меня будто бы были другие намерения, которые я скрывал, и все обнаружилось, когда преступление было совершено.
Но, возможно, Ракшас возразит, что если Чандрагупта не знал о моем замысле и теперь раскаивается, то он не должен стремиться к власти. Министр будет говорить о возрождении рода Нандов, о Сарвартхасиддхи, который может стать их преемником. И Чандрагупте нечего будет ответить на это. Нет, ничего не получится. Так Ракшаса не возьмешь. Преданность и любовь к Магадхе — вот слабость министра, именно ее и нужно использовать.
Между тем случилось то, что предвидел Чанакья. Как только сын Парватешвара, Малаякет, узнал, что отец взят в плен и посажен в тюрьму, он тут же решил выступить в поход на Магадху. Но вскоре у него возникло сомнение, удастся ли одному добиться успеха. Малаякет жаждал мести и в то же время понимал, что в войне против такого противника ему потребуется помощь. Его отец был вассалом греков, и Малаякет без колебаний обратился к ним за поддержкой. Он послал наместнику Александра Селевку Никатору письмо, в котором рассказывал о гибели Нандов и пленении своего отца и просил выступить с войском на Паталипутру.
Для Селевка это был благоприятный случай. Он давно хотел расширить свои владения за счет Магадхи, но не предпринимал никаких попыток, зная, что, пока там находится Ракшас, все усилия напрасны.
Александр мечтал покорить весь мир, а Селевк стремился завоевать Арьяварту, потом Магадху и другие царства по ту сторону Ганги и распространить влияние греков на всю Индию. В странах, которые завоевал Александр, власть греков была упрочена Селевком. А царство Нандов оставалось независимым. Попытки греков подчинить Магадху к успеху не привели. Никатор считал, что Александр был недостаточно настойчив, и твердил о необходимости сломить Магадху, а Паталипутру сделать своей столицей. Теперь он решил, что настала пора осуществить планы. Селевк надеялся, что в союзе с Малаякетом и при поддержке армий из Гандхары, Камбоджи[54], Пенджаба и других государств можно будет нанести поражение правителю Магадхи. И он приготовился действовать. Селевк Никатор и Малаякет тайно встретились и обсудили вопрос, начинать ли войну сразу или попытаться освободить Парватешвара мирным путем и только в случае неуспеха выступать в поход. Селевк высказался за немедленное начало войны: по его мнению, при теперешней смуте в Магадхе и недовольстве народа можно одержать легкую победу. Малаякет же считал, что если война начнется сразу, то Чандрагупта убьет Парватешвара. Если же отца удастся освободить, то напасть можно потом в любое время.
— Малаякет, — сказал Никатор, — то, что ты говоришь, справедливо. Но нельзя упускать случая и не воспользоваться смутой. Если начать переговоры, это насторожит их и они станут готовиться к борьбе.
— Верно, — ответил Малаякет, — но что, если они убьют моего отца в отместку за неожиданное нападение? Если же его отпустят, то нам никто не помешает нарушить обещание и напасть на Магадху. Мы не побоимся проявить вероломство, раз оно приближает нас к цели.
В конце концов было решено, что Малаякет отправит в Паталипутру посла для переговоров об освобождении Парватешвара. В случае провала переговоров должна будет начаться война.
По приказу Малаякета в сопровождении нескольких греческих воинов в Паталипутру отправился брахман по имени Шакалаян, который, помимо выполнения посольских обязанностей, должен был следить за настроениями народа и выяснить возможность найти союзников в самой Магадхе. Посол беспрепятственно добрался до Пушпапури. Но когда он подошел к городским воротам, то был задержан. Существовал строгий приказ Чандрагупты останавливать всякого незнакомца, который входил в город или выходил из него, узнавать о его намерениях и пропускать, только если будет получено разрешение самого махараджи. Шакалаян сообщил, что у него есть дело к повелителю Магадхи, и когда Чандрагупте передали это, он сразу приказал пропустить брахмана.