Правда ему было не объяснить, что все эти соседи, казались ей страшными провинциалами и ей все равно было с ними скучно, что все эти модные туфельки и шляпки, все эти драгоценности было некому оценить, и что единственное, чего она по-настоящему желала и отчего бы чувствовала себя счастливой вновь оказаться в Лондоне, он ей дать не мог. Из принципа, из дурацких убеждений, из чувства стыда и неуместной совести перед Беатрисс.
Селина проклинала его за эти качества, но ничего изменить не могла.
Жена должна во всем следовать своему мужу...
Но все изменилось месяц назад и как теперь ей казалось, в худшую сторону. Стоило им обоим узнать, что она забеременела, как Энтони начал относиться к ней, как хрупкой старинной вазе, готовой рассыпаться от малейшего дуновения. Он предупреждал каждое ее движение, следил за ее питанием, осыпал цветами, был необычайно сговорчив (если это, конечно, не угрожало, по его понятиям, ее здоровью) и что самое омерзительное, был донельзя любезен. Даже любовью они занимались так осторожно, словно он мог в ней что-то сломать. И если вначале ей это понравилось, то два месяца спустя, вызывало отвращение. А ведь когда-то о таком отношении она только мечтала!
К тому же, ее беспрестанно, ежесекундно тошнило. Малейший запах пищи и ее желудок выворачивался на изнанку. От запаха сигар Энтони, который она так обожала когда-то, она бежала в туалетную комнату к горшку. При тряске кареты, ей казалось, что проглоченный утром завтрак, отплясывает в ее желудке джигу. При духоте она тут же хлопалась в обморок.
Энтони запретил носить ей корсеты, так что теперь она не влезала ни в одно свое платье, вынужденная носить какое-то старье, в котором можно было распустить швы.
От всего этого ее настроение беспрестанно менялось, и все, абсолютно все ее раздражало. Она с каким-то злорадством, делилась своим раздражением с каждым, а Энтони лишь терпел.
Порой ей хотелось, чтобы он наорал на нее или превратился в того прежнего, язвительного Тони, которым одним лишь взглядом заставлял ее утихомириться и присмиреть. Но он позволял ей все что угодно и лишь целовал в макушку, когда она доведенная собственной раздражительностью до придела, рыдала от бессилия у него на плече. Утром она его любила до умопомрачения, а вечером проклинала до гроба...
Сейчас же, Селина с завистью глядела на мужа, который наслаждался ветром и скоростью, скача бешеным аллюром на своей новой кобыле. Презрев опасности, он заставлял ее перепрыгивать через овраги и ручьи, и пригнувшись к ее развивающейся гриве, словно не замечал низко нависших веток деревьев. Флав*, полностью оправдывая свое имя - вытянувшись, словно легковесная стрела, и будто не чувствуя тяжести седока, стремительно неслась вперед.
______________
* fluff (англ.) - пушинка
Закусив губу от досады, Селина откинулась на удобное сидение кареты.
Как же ей хотелось, подобно мужу, скакать на резвой лошади и вдыхать свежий воздух убывающего лета! Скорость, напряжение, ветер в лицо... Она, наконец бы, почувствовала себя живым человеком, а не фарфоровой куклой, ожидающей прибавления...
Но Энтони, как всегда был непреклонен: никаких скачек, которые могут причинить вред ребенку! Нет, он нисколечко не думает о ней самой. Для него она лишь вместилище для его драгоценного наследника. Оболочка, которую он решил заточить, чтобы та, не дай Бог, не причинила себе какого-нибудь вреда.
Этот лицемер всего лишь делает вид, что его заботит ее настроение. Узнав от Джоса, что тот наконец нашел Гейл, он даже согласился отвезти ее в Уотфорд. Якобы эта поездка полностью ее идея. Как же! Он так обрадовался возможности повидаться с Джосом вне приделов Лондона, что поехал бы и в Индию, окажись тот там, естественно оставив бы Селину, хандрить одну в поместье...
Господи, как же она хотела вернуться в Лондон! Еще есть время, пока ее живот не вырос и для всех не стало очевидно ее положение. Насладиться собственным триумфальным возвращением - как-никак она прибрала к своим рукам лучшего из женихов столицы! Но эта глупая Беатрисс вероятно решила принять обет безбрачия, ибо почти за полгода, так и не нашла себе жениха. И это при ее-то деньгах!
Селина уже всерьез думала заплатить кому-нибудь, чтобы тот окольцевал эту наследницу. Тогда бы она смогла вернуться в Лондон...
А может быть, Тони захочет вернуться в Лондон, когда придет время родов?..
Она скажет ему, что в такой момент хочет быть рядом с матерью, вряд ли он ей при этом откажет, а уж когда она родит... Когда ее талия станет такой как прежде, он уже не сможет увезти ее оттуда... Надо же будет дать бал в честь рождения наследника... Крестин... Ее возвращения...
Но едва взглянув в сторону Энтони, Селина поняла, что все ее фантазии пустые надежды. Стоит ей заявить, что она хочет рожать в присутствии матери, Тони привезет ее мать из столицы. Если она потребует более квалифицированную помощь врачей, он привезет в свое поместье и столичных врачей.
Настроение, которое и до того было не радужным, окончательно испортилось. И Селина, ядовито подумав, что почему только у нее одной должно быть дурное настроение, тут же приказала кучеру остановиться.
Карета медленно, так как Энтони и здесь влез, предупредив кучера перед поездкой, не совершать резких движений, остановилась. Увидев, что Тони, это заметил, Селина тут же полулегла на подушки, томно прикрыла глаза и начала, усиленно обмахиваться платочком, безмятежно наблюдая за тем, как ее муж с обеспокоенным видом помчался обратно к своей супруге. Распахнув дверцу кареты, Тони жалостливо спросил:
- Дорогая, что с тобой?
Она с трудом сдержала улыбку и выдавила из себя слабый стон:
- Боже, Эн-то-ни! Мне дурно...
Она вновь усиленно замахала платочком и полностью закрыла глаза.
Кажется, ее трюк подействовал. Тони бережно взял ее на руки и вытащил из кареты, а она при этом беспомощно лепетала:
- У меня вдруг так закружилась голова, наверное это от беспрестанной тряски... В этой карете не хватает воздуха...
Затем они полчаса прогуливались вдоль небольшой полянки, дышали чистым воздухом, а бедный Энтони, выслушивал ее бесконечные жалобы. К концу прогулки она окончательно испортила ему настроение, отчего его лицо приобрело какое-то кислое выражение. Когда Сел хотела, она могла "достать" и святого.
Но, в конце концов, почему она должна страдать одна?! Ведь куда приятней делать это в компании...
Она вышла из кареты с помощью кучера. Энтони, стремительно спрыгнув с подножки, уже исчез во чреве серого здания, походившего на пансион. Эти последние два часа, что он был вынужден по ее просьбе провести с ней в карете, видимо окончательно его достали, так что в своей спешке, он даже не позаботился о ней и умчался вперед.
"А я, между прочим, беременна!" - с досадой и еще больше усилившимся раздражением подумала Селина.
Войдя в пустой холл, она недоуменно огляделась. Пахло гарью, отчего ее тут же замутило, а отсутствие мебели наводило на подозрительные мысли. К тому же, здесь не было и намека на каких-нибудь слуг.
- Тони! - как можно громче, позвала она мужа, опасливо косясь на почерневшую стойку. - Тони! Ты где?
Тот не отвечал и прекратив орать, Селина упрямо пошла вперед, решив, что как только она найдет своего бестолкового мужа, уж она ему устроит! Бесцельно продвигаясь вперед, она, наконец, добралась до столовой.
- Вот, ты где! - торжествующе начала она, готовая обрушить на его голову, стоявшую рядом вазу. - Ты, почему не отозвался, я же звала тебя!
Но Энтони по-прежнему ее игнорировал, с каким-то не наигранным напряжением слушая то, что ему говорит слуга. Хмуря брови, он задумчиво смотрела в окно и качал головой. Приблизившись, так как эти двое разговаривали очень тихо, Селина смогла уловить лишь конец их разговора.
- Ты знаешь, где это находится?
- Да. Хотите, я покажу вам?
Энтони согласно кивнул и эти двое, не удостоив ее ни единым взглядом, словно она была предметом мебели, или соткана из воздуха, направились к выходу.
- Энтони? - с изумлением выдохнула Сел. - Ты куда?..
Тот круто остановился, как-то рассеянно запустив руку в свою густую черную шевелюру, и избегая ее взгляда, ответил:
- Э-э..., дорогая, кажется у Джоса небольшие неприятности... Мне сейчас необходимо кое-куда уехать, но не волнуйся, я скоро вернусь.
- Да и не волнуюсь я! - Вскипела Селина. - Чего мне волноваться? Но что я тут буду делать одна? Где Гейл в конце концов? Разве это не ее дом?
Тони начал осторожно пятиться назад, явно надеясь, что она так увлечется своими обвинениями, что и не заметит его ухода, но Селина заметила:
- Стой на месте, Энтони Ричфилд! Я не собираюсь торчать в этом сгоревшем доме одна, так что еду с тобой!
- Ну, уж нет, - сощурив глаза, ответил ее муж, да так ответил, что она поняла - время ее стенаний закончилось, и он вновь решил превратиться в того спесивого индюка, который одним своим "нет", мог запретить ей все что угодно. - Ты останешься здесь и будешь умницей.
