— Правильно. Не хватает какого-то очень важного звена. Ум, красота — это все хорошо. Но что у тебя есть еще?
— У меня и этого-то нет.
— Погоди, Серафима. Я сейчас имею в виду что-нибудь материальное.
— Вот. — Я описала руками в воздухе что-то вроде большого яблока. — Квартира.
— Не то. Счет в банке?
— Ну о чем ты говоришь?!
— Мало ли, может быть, от родителей что-то осталось.
— Только квартира, мебель. Это все, клянусь тебе.
— Ты не хочешь сказать мне правду?
— Какую?
— Меня настораживает настойчивость этого твоего жениха. Честно говоря, я за тебя немного боюсь.
— Перестань, ну что со мной может случиться?
— Не знаю. Не знаю, что и думать. Может быть, ты стала невольной свидетельницей чего-нибудь очень серьезного? Или тебя втянули в какую-нибудь организацию? Секту? Или ты знакома с кем-нибудь из влиятельных людей?
— Так. — Мне это порядком надоело. — Давай прекратим этот совершенно бессмысленный разговор.
— И ты ничего мне не скажешь? — Федор, кажется, так и не поверил мне.
— Мне нечего сказать!
Он молча походил по комнате, покурил на кухне, а вернувшись, сказал:
— Ну хорошо. Я, пожалуй, поеду.
— Ты обиделся? — Я поймала его руку и попыталась заглянуть в глаза.
В этот момент во мне всколыхнулись все страхи одновременно, но самым страшным теперь было потерять его. Даже нет, не потерять, а что он вот так откроет сейчас дверь и уйдет. Теперь, когда я привыкла не расставаться с ним. За два последних дня я так привыкла к этому, словно мы прожили вместе лет десять и ни разу не расставались. Один из сиамских близнецов бодро предлагал произвести операцию по разделению, а другого от одних его слов пронизывали судороги страшной боли.
— Серафима, ты только ничего не говори мне сейчас, ладно? Вот я отвечу тебе, пойду, а ты, оставшись одна, подумай об этом. И потом — не навеки же я тебя оставляю. Завтра на работе встретимся ровно в десять. Заранее приглашаю тебя на ужин. Но сейчас… Мне кажется, ты что-то скрываешь.
Я попыталась замотать головой, прервать его, но он поднял палец вверх, словно напоминая, о чем он попросил меня в самом начале, и я не посмела.
— Мне кажется, что ты не до конца искренна со мной. Я понимаю, каждый человек имеет полное право на личные секреты, и не собираюсь выступать в роли Джека Потрошителя твоих тайн. Но задумайся о том, что тебе, может быть, угрожает серьезная опасность. Задумайся и реши, что для тебя важнее: хранить свои секреты или уберечься от этой угрозы. Все, Серафима. Я пошел. До завтра.
Я обещала не перебивать его, но всем своим видом пыталась показать, что он ошибается. Что у меня нет и не было никаких тайн, что я даже не знаю, что это такое. Это было ужасно несправедливо, что он не верит мне. И когда он развернулся лицом к двери и открыл ее, я была обижена до глубины души.
Дверь захлопнулась, а я так и осталась стоять в коридоре. Значит, он меня бросил. Вот как. И за что? За то, что ему показалось, будто я неискренна. Но ведь это ему только показалось! Но он решил, что меня за это следует наказать, — и ушел. То, что произошло сейчас между нами, было похоже на ссору. Я никогда раньше ни с кем не ссорилась. Почему же стою посреди коридора и злюсь на человека, который мне дороже всех на свете?
В конце концов я решила: раз так — ну и пусть. Это было самое гениальное решение, которое неудачники принимают по пять раз на дню, и я быстро поняла, что мне оно больше не подходит. Во мне просыпалось женское коварство, так много лет остававшееся невостребованным. Я чувствовала, что Федор далеко от меня не уйдет. Я даже на расстоянии ощущала свою власть над ним. А раз так, значит, я сумею заставить его пожалеть о том, что он оставил меня сегодня одну. Я постелила постель и легла.
Первое, что я решила сделать, — это опоздать завтра на работу. Ну, скажем, минут на пятнадцать. Пусть поволнуется. А потом? Потом я буду улыбаться всем клиентам мужского пола без разбора. Пусть попляшет! А во время перерыва ускользну на улицу, объявив, что есть одно дело. Я перевела стрелки будильника на пятнадцать минут, мысленно представляла себе реакцию Федора и злорадствовала.
В самый разгар энергичного строительства мстительных планов в голову мне пришла мысль: за что? Что он мне сделал такого? И я расплакалась, уронив голову на подушку. За то, что меня нельзя было оставлять одну. Я так люблю его, мне так одиноко теперь.
Облегчив душу слезами, я причитала, проваливаясь в сон: «Мне так холодно в этом большом мире. Тили-там, мне негде преклонить свою бедную голову. Минуты, проведенные в разлуке, старят на годы. Когда ты вернешься, я буду старухой. Слышишь? Тили-там, сгорбленной, седой старухой…»
На ресницах моих еще не высохли слезы, когда я уснула. Сон был беспокойный и неуютный. Сиреневый фон его оплывал, закручивался воронкой в одну точку и уносился в черноту. Посреди ночи я проснулась от невыносимой жары. Мне очень хотелось пить. Потрогала батареи — ну конечно, топят. Я протянула руку, чтобы открыть форточку, и мне показалось, что вместе с ее скрипом я услышала другой звук.
Я перестала дышать и вытянула шею, чтобы лучше слышать. Скрип повторился. Мысль, что это скрип ключа в замочной скважине моей собственной двери, показалась мне сначала до того дикой, что я никак не могла отнестись к ней серьезно. До тех самых пор, пока дверь не начала, попискивая, отворяться и в коридоре послышались чьи-то шаги. Через секунду дверь закрылась, и все стихло.
Трудно было определить: вошел кто-то в мою квартиру и затаился у входа, или так — заглянул в дверь, и все. Вряд ли кому-то пришло в голову вскрыть ночью чужую квартиру только для того, чтобы посмотреть на коврик в прихожей. Я попробовала пошевелить рукой, но не смогла: руки одеревенели и не слушались. Тогда я приподнялась на локтях и стала всматриваться в черноту коридора. Могу поклясться, что там кто-то стоял. И, возможно, не один. Эти кто-то, похоже, перешептывались, но почему-то не двигались.
На ум приходили всевозможные кровавые сцены из фильмов ужасов, вызывая тошноту. Неужели меня действительно убьют вот так, в собственной постели, какие-то проходимцы? Случайные залетные воры, напоровшиеся на хозяйку, которой не должно быть дома по их расчетам? Я вспомнила тупые лица бритоголовых юнцов, которых так часто показывают во всяких криминальных хрониках, и страх мой медленно перешел в возмущение. Неужели я буду лежать вот так, как бревно, и ждать, пока мне придет конец? Нужно ведь попытаться что-нибудь сделать! Ну хотя бы разбить окно и заорать благим матом, что меня убивают.
Не то! Сосед с пятого этажа, дядя Петя, кричит то же самое чуть ли не раз в месяц, все уже привыкли, никто даже не проснется. Я где-то читала, что в таких случаях нужно кричать не «убивают», а «пожар». Нет, не могу я орать даже в таком случае. Но я могу… Под кроватью у меня уже много лет лежала старенькая, еще детская моя гантель весом в один килограмм. Я специально месяца три назад положила ее возле тахты, чтобы как-нибудь позаниматься утренней зарядкой. Но до этого так и не дошло.
Где же она? Я шарила в узкой щели под тахтой. Вот, кажется. С трудом вытащив ее, я вцепилась в холодный металл, и мне стало не так страшно. Хоть одного из них я тресну. Тресну так, что мозги разлетятся в разные стороны. Снова послышались шаги, судя по звуку, кто-то приближался к моей комнате. Я сильнее сжала свое оружие, и в этот момент в дверь позвонили: один раз, другой, третий.
Можно было крикнуть, позвать на помощь, но вряд ли я пройду через коридор, где притаились двое. Однако те, кто влез в мою квартиру, вероятно, не заперли за собой дверь, потому что буквально через минуту она начала отворяться, а потом раздался знакомый голос Федора.
— Серафима! — звал он тихонько. — Ты спишь?
— Осторожно! — крикнула я, и сразу же послышались глухие удары, звуки борьбы, а потом кто-то выскочил на лестничную клетку.
Я бросилась было в бой, но бой уже кончился. На лестничной клетке на полу сидел Федор и, скривившись от боли, тер затылок. Внизу раздавался топот ног, а через секунду от подъезда отъехала машина.
— Вот так и оставляй тебя одну! — притворно простонал Федор. — И почему это я все время падаю?
Не знаю, чему я больше обрадовалась, своему неожиданному избавлению или тому, что он все-таки вернулся.
— Господи, — лопотала я, — Господи, если бы не ты…
И теперь уже он успокаивал меня, гладил как маленькую по голове, тихонько целовал в лоб. Как будто это меня, а не его только что стукнули по голове. А я плакала от счастья, потому что, если бы не он, меня бы сейчас уже, может быть, не было на свете. Если бы не он, я была бы замужем за Климом и давилась этой жизнью каждую минуту. Если бы не он, я никогда бы не узнала, что такое настоящая любовь. Жила бы в своем сером мирке, билась бы в его тесных горизонтах, дышала его углекислым воздухом. Если бы не он…
