— Пожалуйста, лишите меня чести сегодня, Хаджи, Мир Чандани! Вы, предлагавшие мне пятьдесят тысяч, начните теперь с пяти рупий. Пять рупий — раз, пять рупий — два… Что же вы молчите? — Она громко расхохоталась горьким смехом. Все ее тело содрогалось.
По-прежнему никто не произнес ни слова. По знаку Кали Чарана два надзирателя вывели Лачи из тюрьмы.
Здесь было так же темно, как и в тюрьме. Лачи еще не привыкла к своей слепоте. Она подняла глаза к небу, ей казалось, что она увидит ясное голубое небо, ярко сверкающее солнце, белоснежные облака, людей, машины, уличные столбы, красивые сари, с криком и шумом гоняющихся друг за другом и запускающих разноцветные шары счастливых детей. Все эти картины встали у нее перед глазами, но тут же исчезли. Куда бы она ни взглянула — всюду было темно. Небо и землю от горизонта до горизонта — все покрывала черная завеса. Лачи не могла больше сдерживаться, упала на тротуар и зарыдала. Пыль забилась ей в глаза, чернела на губах. Боль ее раненого сердца превратилась в капавшие на землю слезы. Беда в том, что слезы — это слезы, а не просто вода. От воды зерна, лежащие в земле, прорастают, а от слез нет никакой пользы, они даже не облегчают душу. Если бы они могли оросить землю, то сегодня в земле появились бы ростки горя и печали.
На вокзале суматоха. Расак Лал носился повсюду, придерживая развевающийся тюрбан. Неподалеку был поврежден железнодорожный путь, поэтому «Франтиер мейл», следующий из Дели, задержится на станции на несколько часов. Никогда раньше такие поезда не останавливались здесь.
Расак Лал был очень доволен и немного взволнован. Он ругал всех подряд: носильщиков, стрелочников, сигнальщиков, дежурных. Все суетились так, словно ждали прибытия губернатора.
Мадху и Хамида были тоже радостно возбуждены. Сегодня увеличится число клиентов, а значит, и цены будут выше. Даже частные таксисты смогут сегодня заработать. Не станут же пассажиры сидеть здесь несколько часов и ждать, когда исправят путь. Они возьмут такси, купят детям фруктов и поедут в город на машинах. Мадху торопливо обтирал фрукты своим грязным платком. Такси выстроились в ряд на привокзальной площади. Недалеко кашлял и дымил каток — спешно ремонтировали дороги. Глаза торговца паном Сукхьи радостно поблескивали. Сегодня он восполнит убытки прежних дней.
«Франтиер мейл» подошел к четвертой платформе, но пассажиров сошло немного, потому что едва поезд остановился, было объявлено, что повреждения устранены и через несколько минут поезд пойдет дальше. Услышав эту приятную весть, пассажиры не стали высаживаться. Носильщики, торговцы паном, фруктами, водители такси — все остались ни с чем.
— Чтоб тебе провалиться! Не повезло сегодня! — процедил Хамида, сплевывая пан на рельсы.
Вдруг среди сошедших с поезда он увидел Гуля. Гуль подбежал и крепко пожал ему руку.
— Я думал, что ты уехал в Пакистан. Тебя давно не было видно.
— Отец уехал, а я был в Дели. Добивался индийского подданства.
— Ну и как? Удалось?
— Да! — радостно ответил Гуль.
— А что с Лачи?
— Не знаю! Я написал несколько писем из Дели в тюрьму, но ответа не получил. Завтра пойду туда, поговорю с ней.
— Срок у нее уже кончается?
— Да, по моим подсчетам, осталось четыре месяца!
Разговаривая, они незаметно дошли до ресторана иранца, который имел два входа: один — прямо с вокзала, а другой — с привокзальной площади.
— Зайдем, выпьем чаю! — предложил Гуль.
— Нет, я пойду. Может, найду пассажира!
Гуль вошел в ресторан, заказал чай и начал внимательно рассматривать свои документы.
Вдруг на площади послышался шум, крики, собралась толпа. Люди, разочарованные поездом «Франтиер мейл», сразу заинтересовались этим происшествием. Слепая нищенка столкнулась с каким-то господином. Он грубо обругал ее. Нищенка же, вместо того, чтобы безропотно принять проклятия, схватила его за плечо и ударила несколько раз по лицу. Это было неслыханно! Их окружила толпа, послышались возмущенные голоса, все были настроены против бедной слепой. Лицо ее было изъедено оспой, обезображено, платье грязное и рваное. Она походила на страшную ведьму.
— Подлая! Не дают ей денег, так она драться лезет.
— А почему ты обругал меня? — громко крикнула Лачи.
Бог знает, что случилось с ней сегодня. Она еще ни разу после тюрьмы не была здесь, побиралась в другой части города. Она не могла пойти туда, где раньше был ее табор, где стоял мост ее возлюбленного, где о ее красоте слагались легенды. Тысячу раз говорила она своему сердцу, что ей сюда нельзя приходить, но, по-видимому, родная земля звала ее. Да, здесь была ее родина. Вероятно, ее привела сюда тоска неисполнившихся желаний, несбывшейся мечты. Что бы там ни было, сегодня она пришла сюда, спрашивая у прохожих дорогу, шла на ощупь по каменным безжалостным улицам навстречу своему прошлому. Может быть, эта земля узнает ее? Может быть, она вспомнит лучшие времена? Может быть? Может быть?.. Поэтому она так рассердилась, когда прохожий обругал ее. Ведь она была властительницей этого района, его рани[51]. Когда она, бывало, проходила по улицам, ей вслед смотрели восхищенными глазами. Лачи ударила прохожего, оскорбившего ее, и доказала, что она прежняя Лачи. Ее всю трясло от негодования. Кто-то вырвал палку у Лачи и сильно ударил ее.
— Негодная! Мало того, что клянчит милостыню, еще смеет поднимать руку на почтенных людей!
Лачи узнала голос Хамиды. Она замерла, но потом гнев захватил ее, и она выкрикнула:
— И вам не стыдно обижать слепую?! Подойди-ка ко мне, я тебе покажу! Ты знаешь, кто я?
— Тетушка шайтана! Подлая ведьма! Колдунья! Кто же еще? Много здесь таких, как ты, попрошаек! — ответил Хамида.
Он еще раз ударил Лачи ее же палкой. Она заметалась, закружилась с вытянутыми руками, ища Хамиду. Мальчишки, возвращавшиеся из школы, увидели ее беспомощные жесты и начали хохотать. Они поднимали с земли камни и швыряли ими в слепую.
— Бей ее! Бей! — кричали они.
Прохожий, которого Лачи ударила, тоже швырнул в нее камнем. Со лба ее текла кровь. Лачи, спотыкаясь, чуть не падая, побежала прочь. Но ее догнали и толкнули в другую сторону.
— Бей ее! Бей ее! — крикнул Мадху и тоже швырнул в нее камень. Он попал ей в плечо.
Лачи узнала голос Мадху.
— Бей ее! Бей! — швыряя камень, крикнул торговец паном.
«Это Сукхья — торговец паном», — отметила Лачи про себя. Она упала, со всех сторон в нее летели камни. Лачи прикрыла лицо руками и прижалась к земле. Вдруг толпа рассыпалась, все разбежались, послышались шаги полицейских. Кто-то поднял ее сильными руками и побежал с ней к ресторану иранца. Ее положили на составленные столы. Послышался чей-то голос:
— Дайте воды!
Лачи вздрогнула. Это был голос Гуля! Он проник в каждую ее жилку. Это руки Гуля обмывали раны на ее лице. Они были бальзамом, который как бы возвращал ей зрение.
«Это мой Гуль! Это мой Гуль!» — твердила она про себя.
Подоспел полицейский.
— Что случилось? — обратился он к Гулю.
— Я сам ничего не знаю. Сидел, пил чай, вдруг слышу шум. Вышел и увидел, что ее забрасывают камнями. Я вынес ее из толпы и принес сюда.
— Молодец.
— Вы запишите ее показания, когда она придет в себя, господин полицейский.
Тот расхохотался:
— Если мы будем записывать показания всех нищих, так полиция больше ничем не сможет заниматься, — и ушел, посмеиваясь.
У иранца были йод и бинты. Гуль обмыл раны Лачи и перевязал их, но все-таки она нуждалась в помощи. Неподалеку, рядом с лавкой торговца паном, находился небольшой кабинет врача.
— Ты можешь идти сама? — обратился Гуль к Лачи.
Она отрицательно покачала головой. Это была правда. Лачи чувствовала невероятную слабость. Возможно, она и пошла бы, несмотря на раны, но присутствие Гуля лишало ее сил. Он взял ее на руки и сказал хозяину ресторана:
— Я вернусь, отнесу ее к доктору.
Лачи прижалась головой к его плечу и зарыдала. Она еще никогда так не плакала. Все лишения, отчаяние, печаль, воспоминания, словно фонтан, прорвались наружу.
«Если бы я умерла на его руках. Как приятна была бы смерть! О, жестокий бог! Я больше ничего не прошу у тебя, только чтобы ты забрал мою душу сейчас, сию минуту, чтобы я могла навсегда уснуть на этом плече».
Гуль вошел в кабинет врача и посадил Лачи в кресло. Доктор осмотрел ее.
— Раны не опасны. Через неделю все заживет. Каждый день нужно будет приходить на перевязку. Как ее зовут?
— Как тебя зовут? — повторил Гуль вопрос доктора.
Она молчала. В сердце ее поднималась буря. В ушах звенело. Это голос Гуля или призыв смерти? Как тебя зовут?! Как тебя зовут?! Как тебя зовут?! Словно земля и небо извергали огнедышащую лаву, и устрашающие раскаты грома повторяли этот вопрос.
