— Учащенное сердцебиение, — произносит эскулап. — Ваше сердце слишком часто бьется. Есть из-за чего.
С термометром во рту Роберт похож на дрессированное животное. Французская собачка на задних лапках.
Наконец он может говорить. Роберт привстает и облокачивается на локоть.
— Моей жены нет в номере…
— И что же? — отвечает доктор. — Вы привезли ее в Вашингтон для того, чтобы она, запершись в своем номере, связала вам пару носок? Она осматривает город…
— Но это не совсем обычный город, — говорит Роберт.
— Во всех крупных городах мира происходят убийства… Повернитесь…
Врач хлопает рукой по его бедру, а затем быстрым движением вонзает в него иглу. От удара Роберту больно. «Почему я называю это бедром, когда речь идет о ягодице?» — поправляет себя Роберт. Удар смягчает боль от укола.
— Если после этого у вас не уменьшится температура, то я ничего больше не смогу для вас сделать. Сейчас я осмотрю ваше горло. Скажите «а… а…».
Доктор, почти с досадой:
— Вы не умеете говорить «а»?
— А… А… А…
— Вот…
Еще и еще… Его тошнит. Капли жидкости с горьким вкусом лимона на простыне. Густая пена такого же вкуса. И наконец его оставляют в покое.
— Она еще совсем юная, моя жена, — объясняет он доктору, который собирает свои инструменты в чемоданчик. Возможно, она заблудилась в городе…
— Она говорит по-английски?
— Лучше, чем я.
— Так чего же вы боитесь?
— Не знаю, — говорит он.
— Вы в таком нервном состоянии из-за температуры, — объясняет доктор. — Скорее всего, она делает покупки…
— Доктор, я могу оплатить ваши услуги?
— Не спешите. Сейчас пять часов вечера. Я приду без четверти восемь. Я хочу осмотреть вас еще раз, прежде чем вы вернетесь в отель. Не волнуйтесь. Может, она всего-навсего отправилась в парикмахерскую…
Роберт смотрит на врача, как на возвращающего его к жизни исцелителя.
— Парикмахерская… Я думал обо всем что угодно, кроме этого…
— До свидания… — произносит врач по-английски.
Роберт вновь нажимает на кнопки телефона.
— Отель «Космос» к вашим услугам, — отвечает женский голос.
— Пожалуйста, парикмахерский салон?
— Минуточку… Занято…
— Я подожду…
Наконец он слышит приглушенный голос:
— Салон красоты. Вы хотите записаться?
— Мадам, пожалуйста, вы не могли бы мне сказать?..
Он подбирает слова. Никогда еще он не попадал в столь глупое положение.
— У вас должна находиться одна молодая дама, блондинка, красивая, можно сказать, красавица…
Немка входит в комнату; она бледна; женщина слушает его слова с презрительной миной.
— Господин, я не совсем понимаю, что вы хотите?
— Я ищу мою жену… Может, она сушит волосы?
— Не прячется ли она в пепельнице вместе с окурками? — добавляет немка. — Или в мусорной корзине?
Проходит минута.
— Алло! — в трубке звучит незнакомый голос. — Том, это ты?
— Простите, мадам, вас напрасно побеспокоили…
— Но кто это говорит?
— Я ищу свою жену…
— Но кто вы? И почему меня вытащили из-под сушилки?
— Должно быть, вы — молодая и красивая блондинка…
Незнакомка смеется.
— Это розыгрыш? Да, я действительно блондинка…
— Простите меня, — говорит он.
И кладет трубку.
Немка зажигает сигарету.
— Она — не единственная на свете молодая красивая блондинка. Такие встречаются повсюду… Я уже устала… возиться с вами…
Он закрывает глаза. Анук испарилась. Ее нет. Похоже, что она существует только в его больном воображении.
Немка курит. И вдруг она начинает громко смеяться. И говорить сквозь смех:
— Вы перестарались. И превзошли самого себя. Вы прячетесь, чтобы она не увидела вас в таком жалком виде. В самом деле, вы больны… любовью. Вы умираете от любви к этой избалованной девчонке… А я как полная дура утешаю вас вместо того, чтобы гулять в парке, любоваться на улице красивыми витринами или слушать музыку в концертном зале…
— Простите, — говорит он. — Я не знал… Клянусь, что я не знал…
— Чего?
— Что я могу так волноваться…
— Вы хотите сказать ревновать. Вы ревнуете к городу… к нескольким часам…
— К нескольким часам… — повторяет он. — Как это глупо. Ревновать к нескольким часам, проведенным в музее без меня…
Хельга наливает себе пива.
— Ах, — произносит она. — Это такие мелочи по сравнению с настоящими проблемами… Вы оба — всего лишь избалованные дети… В то время как я… Что мне остается в этой жизни? Воспоминания? Невзгоды? Тени из прошлого? Кто утешит меня? Кто спросит о том, что я чувствую? Никто.
По ее лицу тихо катятся слезы.
— Вот О’Коннелли, полицейский, тот меня любил. Он обнял меня и сказал: «Хельга, не бойся. Я с тобой…» И теперь его нет… А вы лежите в его пижаме… Что я сделала? Я не должна была этого делать… Никогда… Мне нельзя было вытаскивать эту пижаму из ящика… моего прошлого. Она лежала там на своем месте…
— Вы позволите, — говорит смущенно Роберт. — Мне необходимо подняться…
— Это нормально, вы выпили много жидкости, — говорит немка. — То самое местечко совмещено с ванной комнатой… Отправляйтесь…
Роберт встает с постели. Стоя на ногах, он чувствует себя более уверенно. Мимо Хельги он идет в ванную комнату. Здесь все в розовых и гранатовых тонах, даже унитаз и тот темно-розового цвета. Подняв голову, он видит, что туалетная бумага — такого же теплого розового оттенка. Он долго моет руки. Затем смотрит на себя в зеркало в аптечном шкафчике, висящем над умывальником. Освежив лицо, он заглядывает в шкафчик и с радостью видит две зубные щетки в нетронутой упаковке. Роберт вынимает одну из них из жесткого целлофана, затем находит тюбик с зубной пастой. Почистив зубы, он чувствует себя намного лучше.
— Простите меня, — говорит он, возвращаясь в гостиную. — Я открыл вашу аптечку и нашел там новую зубную щетку. Я вам ее…
Он стесняется сказать «оплачу».
Хельга перестилает ему постель. Она натягивает на подушку свежую наволочку…
— Так будет лучше…
Он опускается в кресло. Хельга тут же прикрывает его одеялом.
— Вам нельзя мерзнуть…
— Я могу задать вам один вопрос?
Она поворачивается к нему и сухим тоном произносит:
— Вы лежали на моей кровати, вы пользовались моей запасной зубной щеткой, вы украли мой выходной день… И после этого вы не осмеливаетесь задать мне вопрос?
— Почему вы живете на улице с такой сомнительной репутацией?
— Сомнительной? — восклицает она. — Неправда. Это очень хорошая улица… И потом она мне подходит по цене. В более престижном квартале, населенном одними белыми, я никогда не смогу снимать такую же квартиру, как моя, всего за сто сорок долларов в месяц… Я предпочитаю меньше платить за жилье, зато лучше его обустроить… Не хотите ли снова лечь в постель?
— Немного погодя… — говорит он. — Кто этот О’Коннелли?
— На вас его пижама. Это — единственный мужчина, который хотел на мне жениться… И его убили…
Она садится напротив Роберта. Теперь она совершенно спокойна.
— Если я и расплакалась перед пуэрториканкой, то только от злости. Она так потеет, что после нее на стуле остаются жирные пятна… Я могу заплакать, когда вижу грязь… Однако это поправимо. У меня на кухне много различных моющих средств для любой вещи…
— Хельга, — говорит он. — Как было бы хорошо, если бы я встретился с вами здоровый и свободный.
— Однако вы ни здоровый, ни свободный, — говорит она, — не будем об этом больше говорить. Я слышала от мужчин столько сожалений, высказанных в мой адрес! Они всегда находят какую-нибудь зацепку. То они встретили меня слишком рано, то слишком поздно, то не в самый лучший момент их жизни… Есть женщины, которым везет с мужчинами, а на мою долю выпадает лишь роль утешительницы. На меня всегда можно опереться в трудную минуту и поплакаться в жилетку. Если бы вы знали, как мне опостылела эта роль…
— Хельга, — говорит он, — с вами я набрался храбрости быть самим собой… Я не играл комедию…
— И вы считаете это комплиментом? — восклицает она.
— Вам не нравится все, что я говорю…
— Конечно… Вы нарушили мой порядок…
— Что?
— Мой внутренний и внешний мир. Вот уже три года я веду размеренный до мелочей образ жизни. Я позволяю себе расслабляться только во время короткого отпуска… Там я только и делаю, что наслаждаюсь морем и солнцем… В своей личной жизни я провела генеральную уборку и вымела метлой все воспоминания из самых дальних уголков памяти. Я превратилась в разновидность робота. И мне нравится такая жизнь. Я почти счастлива. Мне вполне хватает тех денег, которые я зарабатываю. Порой у меня на душе скребут кошки, тогда я занимаюсь обустройством квартиры. Делаю ремонт, навожу порядок, чистоту и уют. Таким путем я восстанавливаю душевное равновесие. И вдруг вы врываетесь в мою жизнь, как свалившийся мне на голову кирпич… С вашим набитым деловыми бумагами портфелем и набитой ложью и проблемами жизнью… Во мне просыпается давно похороненное чувство сострадания… Ваши любовные переживания приводят меня в ярость… Любовь простофили… Как можно умирать от любви к девчонке, которая смеется над вами? Признайтесь, что окажись вы на моем месте, то тоже посчитали бы себя пострадавшим от несчастного случая… Ваше появление в моей размеренной жизни, лишенной каких бы то ни было привязанностей и увлечений, нельзя назвать иначе как несчастным случаем…
