Фиби была потрясена.
- Ты же не серьезно! - сказала она. Ей никогда не приходило в голову, что Старуха, с ее нежными словами и мистическими тайнами, может быть сторонницей насилия. - Ты думаешь, что кто-нибудь должен побить Алекса?
- Его нужно наставить на путь истинный. Выволочка вот чего ему не хватает. - Старуха на мгновение оторвалась от тряпок и застыла, глядя в окно на море, одетое в блестящий покров солнечного света. - С мистером Алексом может случиться все что угодно.
Фиби вздрогнула, ощутив ледяной холодок.
- Что ты хочешь сказать? - спросила она, ставя стакан на столик рядом с креслом, и, быстро поднявшись, пересекла комнату и встала перед Старухой. - Ты увидела что-то в будущем? - спросила она встревоженным шепотом. - Я имею в виду что-то насчет Алекса?
Когда Старуха, наконец, встретилась взглядом с Фиби, девушка увидела в ее глазах сострадание и печаль.
- Есть надежда, что он поправится, - сказала Старуха. - Мы всегда можем на это надеяться, пока его тело не умерло. Но он попал в глубокие воды, наш мистер Алекс, и даже мистер Дункан не может докричаться до него.
- Можем ли мы что-нибудь сделать? - умоляюще спросила Фиби.
Старуха печально улыбнулась и погладила Фиби по щеке.
- Можешь попросить своего Бога послать ангела, - сказала она. - Вот кто нужен мистеру Алексу ангел с упрямым характером и пылким сердцем.
Фиби вспомнила Филиппу, которая явно отличалась упрямым умом и пылким сердцем. Вопрос был в том, можно ли считать ее ангелом?
Филиппа нашла Алекса Максвелла на одной из нижних террас. Рядом с его креслом к стене был прислонен костыль, нога покоилась на плетеной подушке. Он не сразу увидел ее, что позволило ей несколько секунд любоваться им, вспоминая давние дни, когда он часто приезжал в «Трою». Алекс и ее братья были большими друзьями, и Филиппа, тогда еще совсем ребенок, обожала Алекса и мечтала когда-нибудь стать его женой. Она думала, что он самый красивый человек, которого она когда-либо видела. И теперь, когда сердце перевернулось у нее в груди, она поняла, что он по-прежнему ей небезразличен. Но в каком-то новом и очень тревожном смысле.
Она едва не лишилась мужества она, Филиппа Рурк, самая шаловливая девчонка во всей Южной Каролине, приводившая в отчаяние два десятка английских и французских гувернанток, но, в конце концов, заставила себя перешагнуть через порог и заговорить.
- Алекс? - произнесла она, притворяясь, что не сразу узнала его, прикидываясь, что ее душа при первом же взгляде на него не сжалось от боли.
Он обернулся, и она увидела тени под его глазами и тревожную худобу лица. Но если он и узнал ее, то не подал вида.
- Я - Филиппа, - сказала она тихо, заметив его изувеченную ногу, она действительно заметила ее только сейчас. - Вы меня не помните?
Бледное подобие прежней улыбки появилось на знакомых губах. Она представляла эти губы в тысячах своих детских фантазий. Алекс хотел, было, встать, потянулся за костылем, но тут же оставил свою попытку, как будто его потрясло новое, более глубокое сознание своего увечья.
- Филиппа! - сказал он, и она с грустью увидела, как что-то надломилось в его взгляде. - Никогда бы не узнал.
Филиппа вышла на террасу и села рядом с ним, не дожидаясь приглашения. Не чувствуя в себе никакой уверенности, она хотела сорваться с места, убежать и заплакать, потому что Алекс прекрасный, веселый, бесстрашный Алекс погиб. Очевидно, телесные увечья были несравнимы с ранами, нанесенными его душе.
- Неужели я так изменилась, - спросила она, - что меня невозможно узнать?
Алекс долго смотрел ей в глаза, ожидая найти в них жалость и готовясь противостоять ей. Затем он отвел взгляд.
- Вы были чертенком, - произнес он, - с косичками, грязными руками и ободранными коленками. Да, Филиппа, вы изменились, из смешной обезьянки превратились в прекрасную женщину.
Что-то неудержимым потоком хлынуло в сердце Филиппы, мгновение она думала, что сердце, в самом деле, разорвется. Она приложила руку к груди и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
- Вы тоже изменились, - сказала она, когда к ней вернулся дар речи.
Алекс избегал ее взгляда, но Филиппа увидела, как он окаменел, и поняла, что ее слова, не заключавшие в себе ничего дурного, пронзили его, как стрела.
- Да, - сказал он наконец. - Я тоже изменился. Скажите, как поживает моя семья? И ваша?
Филиппе хотелось одновременно плакать и пройтись в танце вдоль каменных перил террасы. Она ожидала увидеть Алекса на Райском острове: там, где был Дункан, как правило, можно было найти и Алекса. Но чего она совершенно не предполагала, так это мучительного воскрешения старых чувств, пробуждения мечтаний, которые она давным-давно тщательно запрятала подальше вместе с куклами и детскими книжками. Она почувствовала внезапный приступ гнева, потому что никто не предупреждал ее, что любить мужчину может быть так больно.
Она справилась с волнением и ответила церемонным тоном, лишенным эмоций:
- Мой отец и брат арестованы англичанами. Мать, вероятно, пытается добиться их освобождения конечно, официальным путем.
Алекс весь обратился во внимание. Очевидно, он еще не видел Дункана, иначе услышал бы эту новость от него.
- И Дункан бросил их?
- Он был вынужден, - заметила Филиппа. - Они не хотели бежать. Отец и Лукас считают, что только английский закон пригоден для колоний, и что все назревшие вопросы можно решить мирно. Что касается вашей семьи, то все здоровы. Я видела ваших отца и матушку у нас на балу.
Алекс долго молчал, глядя сквозь Филиппу, словно она была прозрачной. Она обнаружила, что это даже хуже, чем когда он вообще не смотрел на нее и все свое внимание обращал к морю.
- Могу себе представить, каково Дункану, - пробормотал он наконец.
- Дункан стал совершенно невозможным, - согласилась Филиппа. Фиби предупреждала ее, чтобы она не вмешивалась, значит, она должна держать свое мнение при себе или, по крайней мере, пытаться это делать, когда ее брат и невестка находятся поблизости. Однако она наверняка может довериться Алексу, своему тайному принцу, который в ее мечтах спасал ее от стольких драконов, ведьм и волосатых троллей.
- Чем дальше, тем невозможнее он будет, - предсказал Алекс. В его голосе чувствовалась явная грубоватая любовь. Его отчаяние, как внезапно поняла Филиппа, отчасти проистекает от невозможности сражаться рядом с Дунканом, помочь своему другу преодолеть трудные времена. - А что с нашей прелестной Фиби? Она жива и здорова?
Наконец-то нашлись хорошие новости, которыми можно его обрадовать. Филиппа улыбнулась.
- Фиби станет матерью, - сообщила она, покраснев. Все до единой гувернантки учили ее, что о таких вещах не говорят с мужчинами, но это же был Алекс! С ним она могла говорить обо всем. - Я думаю, она очень рада.
Очередная пауза, полная какого-то смысла, который Филиппа не вполне уловила.
- А Дункан? - спросил Алекс хрипло, даже резко. - Как он встретил эту грандиозную новость?
Филиппа ответила не сразу.
- Мне кажется, он боится чрезмерного счастья, - сказала она. - Кроме того, его волнуют и другие проблемы.
Алекс только кивнул, и Филиппа так и не узнала, продолжится ли их разговор, потому что все испортил Дункан, как это присуще старшим братьям. Он появился в дверном проеме, маяча там, как грозовая туча, принявшая облик человека.
- Иди ужинать, Филиппа, - сказал он.
Помня о просьбе Фиби, Филиппа придержала язык и ушла в дом. Она утешала себя теорией, что вовсе не выполняет приказ назойливого брата, а идет ужинать, потому что проголодалась и больше ни по какой другой причине. «И после этого Дункан имеет наглость, - думала она с яростью, - называть короля тираном!»
Алекс казался еще более худым, слабым, печальным, погруженным в себя человеком. Разочарование Дункана неизмеримо усилилось при взгляде на своего друга, и именно поэтому он был так резок с Филиппой. Он пообещал себе, что потом найдет ее и извинится.
- Я слышал, что ты станешь отцом, - сказал Алекс, не глядя на Дункана. После ухода Филиппы он взял стакан со столика, стоящего рядом с креслом, и наполнил его из графина. - Ром, - объяснил он, хотя никто ни о чем не спрашивал. - Проклятье всех пиратов.
- Мне тоже, - сказал Дункан, и Алекс, налив второй стакан, протянул его другу.
- Мы празднуем, - спросил Алекс, сделав большой глоток, - или у нас поминки?
- Со временем узнаем, - ответил Дункан. Он поднял стакан, хотя Алекс не смотрел на него, и осушил его единым глотком. На его глазах выступили слезы, в горле вспыхнул пожар, а в голове промелькнула мысль, что он превратился в старую деву, которой не по силам порция хорошего контрабандного пойла. - Как ты себя чувствуешь, мой друг? Расскажи, как будто я ничего не знаю.
- Я гнию от самой сердцевины, как плод, упавший с дерева, - ответил Алекс. Отсутствие эмоций в его голосе свидетельствовало, что он сам верит в свою мрачную аналогию.
