— Может быть.
Оба с сомнением посмотрели друг на друга.
— Еще виски?
Мэтт потерянно кивнул:
— Мне тоже.
Джози покинула Лондон в серый дождливый день, пребывая в трезвом уме и твердой памяти. В солнечный Нью-Йорк она прибыла в нетрезвом уме и на нетвердых ногах. Февральский Нью-Йорк встретил шестьюдесятью градусами по Фаренгейту. Неоновый индикатор температуры лениво мигал красным, и покрасневшие глаза Джози мигали ему в ответ. От солнца и тепла начало подташнивать, а изначальная радость от того, что, вняв гласу мамы, она надела большое и теплое зимнее пальто, улетучивалась вместе с испариной. От большого и теплого чувства она уже и не знала, куда деть теплый вязаный шарф и плотные перчатки, также заботливо подсунутые мамой в дальнюю дорогу, где дочь, по ее словам, ожидали бураны, снежные заносы и прочие погодные катаклизмы при температуре аж до минус восьми — сведения об этом она почерпнула из «всемирной сети», где искала новые образцы узоров для вязания. Впрочем, температурный плюс мог обернуться плюсом практическим: шифоновое платье подружки невесты можно было смело надевать, не опасаясь гипотермических последствий. Только бы не хлынул дождь и не подмочил Марте торжество.
На выходе из аэропорта Джона Ф. Кеннеди, вдоль всего здания терминала, змеилась бесконечная очередь за желтыми такси. Мэтт шел рядом, выписывая ногами узоры.
— Может, с-стоит взять одно такси на двоих? — предложил он, с трудом выговаривая «с». — Ты с-согласна?
Джози только кивнула, так как не была уверена, что ее собственный язык справится со словом «согласна».
— А что ты делаешь сегодня днем?
Джози попробовала пожать плечами, но что из этого вышло, судить было сложно. Пришлось открыть рот и постараться избежать слов, начинающихся на «с».
— Похожу. По магазинам. Позвоню маме. Позвоню Марте. Доложу обеим, что я на месте. Жива-здорова. Опять похожу. По магазинам.
— Было бы с-славно придумать что-нибудь с-совместное. Ты как считаешь? — спросил Мэтт, когда после тысячного свистка распорядителя очереди службы «Fat Cab» они наконец упали в окуренное благовониями допотопное такси, что на ходу теряло запчасти. Это ничуть не беспокоило водителя, и он резво вырулил на забитую автостраду; на знак, запрещающий подачу звукового сигнала, он также хотел плевать.
— Что же, например?
— Совместное приобщение к Свободе. Пока светло. Говорят, она здорово смотрится с пылающими на солнце глазами, — сумел выговорить Мэтт, в свою очередь сверкнув пылающим взором.
Джози улыбнулась в знак согласия, но полной уверенности, что губы ее слушаются, у нее опять-таки не было.
— Почему бы и нет?
Они затихли на сиденье такси, пока машину подбрасывало на стыках бетонных плит автомагистрали «Ван Вик», ведущей в Манхэттен, где лучи утреннего солнца согревали фасады зданий, которые, как деревья в тропическом лесу, тянулись к небу.
Нью-Йорк ей нравился. Город весь гудел; казалось, даже тротуары в нем обладают электрическим зарядом и испускают искры, которые так и трещат в воздухе. Безусловно, это самый наэлектризованный город на Земле. Она уже бывала здесь и с Дэмиеном, и с Мартой — вот чем хорошо иметь заокеанскую кузину, — однако этот город ей не надоедал. Здесь всегда можно было найти что-то новое и неожиданное, недаром его называли «плавильным котлом» разных народов, укладов и стилей жизни. Здесь все было больше, выше, быстрее, громче, ярче и красочнее, как на пленке Technicolor по сравнению с реальной картинкой.
Голова Мэтта сонно покачивалась в такт ухабам на дороге, вверх-вниз, не реагируя вправо-влево на головокружительный водоворот кипящей вокруг нью-йоркской жизни. Водитель такси подобно змее пробирался по переполненным улицам, все глубже забираясь в центр, где уж точно ходить пешком было несоизмеримо быстрее, чем ездить на машине. Впервые она была на Манхэттене сама, но ожидаемого чувства страха, что собирается комком внутри, она не испытывала. Быть может, потому, что встретила Мэтта — не то чтобы он делал что-то особенное, просто на сердце было спокойнее оттого, что кто-то есть рядом.
Разглядывая бесчувственное тело на сиденье напротив, она гадала, был ли он видавшим виды хладнокровным путешественником или это он напился случайно. Что бы он ни говорил о своей «бывшей», он не производил впечатления человека, которому на все наплевать. Ей он показался скорее, как бы это сказать, несколько занудным — такой способен вывести из себя любого, особенно если куда-то спешишь или надо было повесить полку еще вчера. Но сейчас Джози было с ним очень легко; со стороны их можно было даже принять за пару, и мысленно она одергивала себя, когда невольно начинала прикидывать, насколько он подходил на роль полковешателя. Казалось невероятным, что ей понадобилось так мало времени, чтобы вновь привыкнуть быть одной, и было любопытно, сколько еще должно пройти времени, чтобы это состояние стало для нее совершенно естественным.
Мэтт встрепенулся и окинул сонным взглядом знакомые по многочисленным полицейским сериалам городские достопримечательности. Движение замерло.
— Мой отель где-то здесь. В следующем квартале, по-моему, — сообщил он ей. — Давай я тут выйду, а потом мы встретимся в Бэтэри-парк и поедем на пароме прямо к Свободе. — Он взглянул на часы. — Скажем, часа через полтора. Идет?
Джози обратилась к своим часам, которые, хотя и шли, но все еще показывали время в другой песочнице — по ту сторону пруда.
— Идет.
Мэтт наклонился к водителю.
— Я здесь выйду, приятель, — сказал он, и таксист нехотя выехал из своего ряда, чтобы Мэтт успел шмыгнуть к тротуару.
— Увидимся позже, — сделал ручкой Мэтт.
Неверными движениями он выбрался из такси, оставив ее наедине со своими мыслями и перспективой оплатить счет за поездку.
Отель Джози оказался заведением, в котором останавливались анонимные бизнесмены, целеустремленно марширующие в темно-синих костюмах по вестибюлю, спеша на анонимные важные встречи. Парад анонимных бизнесменов снова напомнил ей о Дэмиене. Он тоже был человеком в синем костюме до такой степени, что его хотелось поместить в глянцевый журнал. Иногда ей даже мечталось, чтобы он позволил себе немного чисто мужского несовершенства в виде легкой небритости или даже двухдневной щетины. Но никогда и ни за что Дэмиен не позволял себе не быть безукоризненным, пока, конечно, не сбежал с этой Штучкой из похожего, но более молодежного журнальчика. Та решила, что его стиль неправильный, и даже потратилась на пару свитерков от Tommy Hilfiger, ботинки Timberland и гламурную стрижку от Цезаря. И еще Джози стало известно, что самые его важные анонимные встречи проходили не в отелях как таковых, а в номерах отелей. Но мысли об этом ее больше не трогали. Или, вернее сказать, уже почти не злили.
Как и положено, она проследовала за коридорным к своему номеру — большому, похожему на коробку с двумя двуспальными кроватями и обтертыми косяками, как и полагалось в функциональных отелях-на-один-день. Она прошла к окну и отдернула выгоревшую занавеску в крупную сеточку. Солнце слепило в окно. Из всего разнообразия видов Манхэттена ей достался вид… на вентиляционные трубы соседнего здания.
Джози задернула занавеску. Будучи как бы в тумане, пейзаж больше радовал взор. Виды Манхэттена всегда захватывают дух, но только если вы стоите на земле или парите высоко в воздухе. По-настоящему оценить все величие полотна можно только отстранившись от мольберта. Здесь же, прямо в середине картины, перспектива сводилась лишь к бесконечным рядам беспорядочно натыканных небоскребов.
Она дала неприлично большие чаевые из-за того, что не было мелких купюр, и, как только за коридорным закрылась дверь, упала на ближайшую кровать. Как ей хотелось закрыть глаза и провалиться в страну снов, невзирая на то, что внизу потрескивал разрядами в ожидании самый наэлектризованный город на Земле. Но она пообещала позвонить маме тотчас после приезда. И зачем она пообещала? Наверное, затем, что всегда приятно, когда знаешь, что кто-то за тебя переживает, даже если это мама и это основная часть ее смысла жизни. Но кому первому: маме или Марте? Заряд бодрости или успокоительное? Вначале заряд бодрости — Марта может подождать.
В наш век стремительного развития технологий ждать связи приходилось все равно. Она представляла себе, как мама суетится, прибирая в столовой после ужина — столовая по-прежнему была тем местом в доме, куда ноги вели маму на ужин, хотя теперь, когда она жила сама, можно было соединить телевизор и ужин в гостиной.
— Алло?
— Привет, мам. Звоню сказать, что добралась без происшествий.
— Ой, дорогая! А я уже начала волноваться за тебя.
Джози довольно улыбнулась:
— У тебя нет причин волноваться. У меня все хорошо.
