Когда Джордж Хановер наконец освободился и, выйдя в приемную, увидел дочь, он был неприятно удивлен. Это она поняла по выражению его лица. Джорджина вскочила и чмокнула его в щеку, но он взглянул на нее строго и хмуро:
- Тебе здесь нечего делать, Джорджина. Я надеялся, что вчерашний урок пойдет тебе на пользу. Попроси Блюхера отвезти тебя в центр, купи себе новую шляпку. На фабрике тебе не место, и давай договоримся: чтобы я тебя здесь больше не видел.
Но, папа...
Он ласковой, но твердой рукой повел ее к выходу.
Никаких "но", моя милая. Сейчас твоя помощь больше нужна маме, а не мне. Ступай, увидимся вечером.
Оказавшись на улице, Джорджина прикусила губу, чтобы не расплакаться. На фабрике наступил обеденный перерыв, и рабочие вместе со своими пакетами с едой потянулись на солнышко. Джорджина чувствовала, что все на нее смотрят и смеются.
Она, потупившись, дошла до экипажа, но, садясь, вдруг услышала очередной смешок. Стиснув зубы от негодования, Джорджина заставила себя повернуть голову, и в следующее мгновение ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
На обочине дороги стояла красивая молодая женщина, чей портрет она пыталась писать накануне, и о чем-то разговаривала с тем самым ковбоем, с которым Джорджина познакомилась в поезде. И он был настолько увлечен беседой, что даже не заметил ее.
Внезапно осознав всю глубину своей беспомощности и бессилия, девушка приказала кучеру трогаться. Она отвернулась от веселой парочки - молодые люди словно были созданы друг для друга, - и по щекам ее побежали слезы.
Может быть, любовь - это счастье, доступное лишь бедным?
В одном Джорджина ошиблась. Дэниел ее заметил. Мудрено было не обратить внимания на красивую блондинку в элегантных развевающихся шелках и шляпке, похожей на клумбу с распустившимися цветами. Едва увидев ее, он сразу вспомнил тонкий аромат ее духов. И ему даже показалось, что он долетел до него и сейчас.
А потом он увидел ее слезы. У Дэниела была дальнозоркость. Он с трудом читал текст, который держал в руках, но слезы на прелестном лице девушки разглядел совершенно ясно.
Она плачет!
Это открытие потрясло его до глубины души. Когда они попрощались там, на перроне, он постарался сразу же выбросить все мысли о ней из головы. Избалованный ребенок состоятельных родителей, который не нуждается ни в чьей помощи. Но эти слезы... Дэниел не мог оставаться равнодушным, видя перед собой плачущую женщину. Он знал за собой эту слабость и безуспешно пытался избавиться от нее.
Она плачет, ей нужен друг.
"И я стану этим другом".
С Дженис он познакомился только вчера, но уже понял, что ей известно многое.
Скажи, пожалуйста, кто эта девушка в карете? - спросил он.
На лице молодой женщины отразилась презрительная усмешка.
Дочка нашего хозяина. А что? Уж не думаешь ли ты, что ее родители подпустят тебя к ней ближе чем на пушечный выстрел?
Дэниел мягко улыбнулся:
Не злись, Дженис, я ведь спросил лишь потому, что видел ее в поезде, когда ехал сюда, а сейчас заметил у нее слезы. Стало интересно, отчего может плакать девушка, имеющая такого богатого отца?
Дженис оглянулась через плечо на удаляющийся красивый экипаж. Он нелепо смотрелся на этой улице,, запруженной водовозками и фермерскими фургонами с впряженными в них покрытыми пылью лошадьми. Молодая женщина покачала головой:
Ума не приложу. Кажется, у нее есть все, что только душа пожелает. Я слышала, что она вот-вот выйдет замуж за молодого господина, семья которого владеет самым крупным магазином в городе. Значит, состояние мисс по крайней мере удвоится. И это несправедливо.
Красивый жених, обделенный чувством юмора... Дэниел хорошо запомнил разговор в поезде. Может быть, ему стоит узнать о нем побольше? И если выяснится, что молодой человек не полный негодяй, Джорджина тотчас вновь превратится в его глазах в избалованную девчонку, которая сама не знает, что хочет. И это поможет ему справиться со своим донкихотством.
Кстати, как называется этот магазин? Я еще толком не знаю ваш город.
Обеденный перерыв закончился, и Дженис, подобрав юбки, заторопилась на свое рабочее место. Впрочем, на вопрос Дэниела она ответила:
"Маллони". Самый большой магазин у нас принадлежит Артемису Маллони, а твоя подружка собирается обвенчаться с его сыном Питером.
С этими словами она убежала к воротам фабрики. Дэниел растерянно провожал ее глазами. В горле у него застрял комок.
Он понимал, что двух Артемисов Маллони в Катлер-вилле быть не могло. А следовательно, веселая и открытая мисс Джорджина Хановер выходит замуж за его родного брата.
Дэниел осушил четвертую кружку пива и утер губы рукавом. В убогой таверне царил полумрак. Только что закончилась рабочая смена, и к двери потянулись люди. Стало шумно.
Оглянувшись вокруг, Дэниел испытал хорошо знакомое ему чувство одиночества. Это, конечно, не Техас, и посетители этой таверны вместо шестизарядных револьверов всюду таскают за собой узелки с едой. Вместо широкополых шляп и шпор на них линялые рубахи и темные штаны. Но у них тоже нет ни родных, ни собственного жилья, а в будущее они заглядывают не далее следующей кружки пива. Дэниелу не хотелось жить такой жизнью. Но он жил.
Бросив на стойку бара деньги, он поплелся к выходу. Он никогда не злоупотреблял спиртным, но понимал, что порой в жизни мужчины бывают дни, когда он должен ра время забыться. И сегодня был как раз такой день.
Когда он вышел на улицу, на него пахнуло чем-то затхлым и кислым. Он-то надеялся вдохнуть свежего воздуха, чтобы прояснилось в голове, но теперь понял, что для этого придется уйти из города. Или по крайней мере выбраться из паутины этих узких темных проулков, вдоль которых тянулись старые дома.
Ноги сами несли его. Днем он узнал, как добраться до той части города, где жила состоятельная часть населения Катлервилла. Думал нанять кэб и самолично познакомиться с богатыми кварталами. Но дошел только до таверны.
Теперь же он отправился пешком. Нога ныла. На лошади было бы легче, но Дэниел еще не купил ее себе. И потом, он уже узнал, что платные городские конюшни обходятся недешево. Дэниел крепко сомневался в том, что может позволить себе лишние расходы. С такими мыслями в голове он оказался в деловом центре города.
Магазин "Маллони" занимал два квартала. Дэниелу еще никогда не приходилось видеть такого размаха, но ведь он мало где побывал. Хьюстон заметно вырос за десять лет, которые прошли с того дня, когда он увидел его впервые, но и там до сих пор не было ничего похожего.
Дэниел шел, подняв глаза на многоэтажный торговый комплекс. Артемису Маллони показалось мало той земли, на которой стоял его магазин, и он решил отхватить еще кусок у неба. Это какими же деньгами нужно было располагать изначально, чтобы построить такую громадину?
Ощущение тоскливого одиночества постепенно сменилось тихой яростью. Она жила в его сердце почти столько, сколько Дэниел себя помнил, и давным-давно он научился таить ее от окружающих, поставил ее себе на службу. Даже Эви не догадывалась о ее существовании. Дэниел не хотел ее пугать. Но сегодня он выпил немало пива; дремавшая в нем ярость готова была выплеснуться наружу.
Нога вновь заныла, и лишь это помогло Дэниелу удержать себя в руках. Он миновал роскошный магазин и другие торговые заведения, уже закрывшиеся до утра, и вступил в жилые кварталы богатеев. Здесь не встретишь ни рабочего с мануфактуры, ни клерка из магазина "Маллони". Расслоение по материальному признаку в этой части страны было гораздо очевиднее, чем в Техасе.
Но Дэниел не удивлялся - он провел обеспеченное детство в Сент-Луисе. Правда, тогда он не сознавал этого. Глубина пропасти, которая разделяла имущих и неимущих, стала видна ему лишь в последние лет десять.
И не случайно. Но он не собирался задумываться сейчас над этим вопросом, а продолжал идти вперед, удаляясь все дальше от делового центра.
По обе стороны улицы, ярко освещенной светом газовых фонарей, в густой тени деревьев и цветущих кустарников стояли роскошные дома, в окнах которых искрились зажженные хрустальные люстры. Эти дома, наверно, можно было с полным основанием назвать особняками. В последние годы Дэниелу не раз приходилось бывать в особняках, но разве их можно было сравнить с этими? Особняки в окрестностях Натчеза на Миссисипи давно пришли в упадок. Война, разрушенная ею экономика, недостаток рабочих рук - причин множество. А Катлервиллу удалось всего этого избежать.
Решив передохнуть, Дэниел привалился плечом к железной решетке ограды, за которой располагался самый величественный на этой улице дом, символ земного могущества и власти больших денег. На подъездной аллее напротив крыльца стояла открытая лакированная коляска. Дверь парадного входа была распахнута настежь, и Дэниелу была видна люстра в вестибюле. Все окна в доме были ярко освещены. Дэниел невольно вспомнил ту часть города, откуда он только что пришел. Там люди освещали свои хижины лучинами. Газовое освещение было немыслимо дорого.
