Гошка скинул косуху на пол, предоставив мне самой нести тяжеленную куртку в прихожую. Потом я села напротив него на кухне, под часами, и смотрела, как он уписывает вкусную еду. Почти все съев, он опомнился:
— Ой, а ты?
— Ешь, я не хочу, — успокоила я его.
Гошка не заставил себя ждать. Уничтожив все до последней крошки, он отвалился с видом сытого таракана. Я изнемогала от ожидания, но спрашивать сама не хотела. Наконец Гошка достал откуда-то из кармана два плотных оранжевых прямоугольника и два зеленых билета.
— Кремлевский дворец! — торжественно сообщил он.
— Что это? — спросила я.
— Билеты, — просто ответил Гошка и протянул мне один прямоугольник.
На рекламной карточке было помещено твое изображение и значилось название программы. Ты показался мне каким-то новым, неузнаваемым. Конечно, изображение было отретушировано компьютером для пущей гламурности. Ты тогда уже был коротко стрижен, строго одет. Новый Николай Красков.
— Прикинь, поет с симфоническим оркестром! — восторгался Гошка. — Кайфушка! Тебе интересно?
— Есть хорошее русское слово: «вообрази», — не удержалась я от замечания. — На худой конец — «представь».
— Вообразите, мой ангел, какой это кайф, слушать прикольного рокера с оркестром! — ерничал Гошка. — Но ты не ответила. Тебе хоть интересно?
— Мог бы и не спрашивать. Безусловно. — Тут я обратила внимание на цену: — Однако! Тысяча рублей?
— Не твоя забота! — Гошка отнял у меня билет. — Приглашаю!
— Такой богатый? — улыбнулась я.
— По крайней мере сегодня. Пойдем в клуб?
— Ты опять?
Мы перешли в комнату, к телевизору. Я разрешила Гошке немного покурить. Он тотчас воспользовался разрешением:
— Хоть мужиком пахнуть будет.
— Тобой, что ли? — усмехнулась я.
К тому времени мы взяли шутливый тон, балансируя на грани. Мне не хотелось терять в Гошке друга, единомышленника. Один он у меня остался. Но, увы, все шло к тому.
Гошка посмотрел на меня обиженно и умолк. Пришлось подлизываться.
— Ну, Гош, не сердись. Ты мужик. Хороший. Я тебя очень люблю.
Он размяк и разнежился.
— В клуб пойдем?
— О Господи! — схватилась я за голову. — Ну позови кого-нибудь из твоих девочек!
— Да не хочу я девочек!
— Гошка, не начинай! — попросила я.
Он опять обиделся.
— Будешь дуться, не пойду на концерт.
Подействовало. Заулыбался. Как мало мальчишке надо.
— Слушай, ну что тебе стоит разок сходить со мной в клуб? — завел он свое. — Потанцевали бы, выпили, послушали музыку. Что, так сложно?
— Танцев тебе не хватает? — начала я сердиться. — Давай здесь устроим танцы!
Я включила радио и попала на красивый медляк, как выражается Гошка. Что-то вроде Даэр Стрэйдз. Гошка поднялся и приблизился ко мне с каким-то торжественным видом.
— Прошу вас.
Назвался груздем, полезай в кузов. Пришлось принять приглашение. Не хочу тебе лгать, мне было приятно двигаться с ним под томную мелодию, держаться за его твердые плечи, касаться груди. Гошка поплыл. Я сразу это поняла и отругала себя за то, что согласилась танцевать с ним. Бедняга касался губами моего лба, вдыхал запах волос, трепетал. Чтобы поставить все точки над i, я проговорила:
— Я старше тебя на много лет. Между нами ничего не может быть. Пойми ты наконец.
Он вздохнул и протрезвел. Песня закончилась, мы разошлись в разные стороны.
— Когда концерт? — спросила я как ни в чем не бывало.
— Через неделю, — грустно ответил Гошка, натягивая куртку. — Я заеду за тобой.
И, уже стоя в дверях, он выдал вдруг:
— Сказок не бывает, Оль. А может быть, он еще тот гад! Ты же не знаешь. Они все там… с гнильцой. Шоу-бизнес. А я люблю тебя.
И он закрыл дверь перед моим носом. Гошка давно ушел, а я все стояла и переваривала услышанное. Признание парнишки, конечно, тронуло меня, но я давно ждала чего-нибудь в этом роде. Меня потрясло открытие, что мой юный приятель обо всем догадался. Мне казалось, я так осторожна, ни разу ни словом, ни жестом не выдала себя. Ну нравится певец, с кем не бывает? И вот… Неужели моя гибельная любовь так очевидна? Боже, как стыдно!
Еще меня весьма удивило Гошкино предположение, что ты можешь оказаться совсем другим вопреки моим представлениям. Я готова была отдать голову на отсечение, что это не так! И вовсе не потому, что любила тебя. У меня есть этот дар — чувствовать людей, угадывать их внутреннюю суть. Не знаю, откуда это во мне, но я с детства различала в людях самое сокровенное. Может, поэтому мне невозможно было влюбиться? Если хотела, я видела людей насквозь, вот так…
Про тебя я знала твердо: ты мой человек. В тебе нет никакой грязи. Конечно, ты всегда много пил, особенно в молодости. У тебя были сумасшедшие романы, но по природе своей ты верный. Звездная болезнь тебе не грозит: ты мудр, ты мужчина. Это невероятно: оставаться мужчиной на эстраде! Кому такое было под силу? Высоцкому да Талькову? Все это я знала уже в тот момент, когда увидела и услышала тебя впервые. Потому Гошкины подозрения ничуть не тронули меня. Лишь рана душевная вновь заныла, заболела… Я даже подумала, а надо ли идти на концерт? Что, как после него я вовсе не найду в себе силы жить дальше? Все чаще подобные мысли посещали меня в самые неподходящие моменты. Накануне концерта я была на грани нервного срыва.
* * *
Гошка явился за два часа до начала, хотя ехать на метро нам всего десять минут. У него был свой, корыстный расчет: подзаправиться после трудового дня. Несмотря на крайнюю взвинченность, я приготовила для него лазанью и свежий салат. Пока Гошка все это уписывал за обе щеки, я трясущимися руками надевала свой парадный наряд — конечно, в этническом стиле. Ты знаешь, это мой любимый стиль, во все времена. Сейчас я могу себе позволить все, что угодно, а тогда частенько приходилось шить самой. Однажды даже сшила платье с российским гербом на груди. Такая была хулиганская задумка: платье в народном духе, из грубого холста, а на груди эта красота — аппликация в виде двуглавого орла.
На концерт я отправлялась в чудесной кофточке со сборками на расклешенных рукавах и красивым декольте, отороченным тесьмой. Юбка до пят, с оборками и широким поясом, замечательно смотрелась с ней. В довершение всего я не стала убирать волосы в прическу, а распустила по плечам.
Я вошла на кухню, когда Гошка подъедал остатки лазаньи. Не отрывая взгляда от тарелки, он пробормотал:
— За одно это бы женился…
Он поднял глаза и застыл с раскрытым ртом.
— Кажется, грибы были галлюциногенными, — попытался он пошутить.
Я смутилась, хотя ждала чего-то подобного. Бедный парнишка забыл о недопитом кофе, все разглядывал меня, словно видел впервые.
Родной мой, я пишу это, чтобы напомнить: я была привлекательна и желанна, но мне не делалось от этого легче. Ведь это был не ты…
— Мы не опоздаем? — привела я в чувство ошалевшего Гошку.
Он глубоко вздохнул и нехотя поднялся. За всю дорогу мы ни словом не перемолвились. Пока ехали в метро, я тряслась как в лихорадке, а мой спутник отчаянно грустил. Не вынеся печального зрелища, я погладила его по длинным волосам:
— Сударь, где ваша былая удаль?
— Пропил, — лаконично ответствовал мой юный поклонник, но из столбняка, кажется, вышел.
Чем ближе был Кремлевский дворец, тем страшнее делалось мне.
— Ничего себе! — присвистнул Гошка, когда мы оказались в хвосте очереди у Кутафьей башни.
Миновав все кордоны, где нас обыскали и прогнали сквозь металлоискатели, мы наконец очутились в холле дворца. Там в киосках продавались диски с твоим и новыми песнями и клипами. Я набросилась на них, как голодный на еду. Гошка потащил меня вниз, чтобы раздеться, а потом наверх: наши места были на балконе. Сцена оказалась от нас в изрядном отдалении, поэтому, едва уселись, я попросила Гошку принести бинокль.
— Не извольте беспокоиться, сударыня, — галантно ответил мой спутник и достал из своего кожаного рюкзака полевой бинокль.
— Вот это да! — восхитилась я.
Однако концерт запаздывал почему-то, и я опять затряслась. Гошка рассматривал публику в бинокль и делал замечания, но я уже не слышала его. «Что же это такое со мной? — задавалась я вопросом. — Может, это действительно какое-нибудь психическое отклонение? Нельзя же сходить с ума от одной перспективы увидеть кого-то. Я ведь не подросток…»
Видишь, любимый, я вполне отдавала себе отчет о происходящем со мной, однако ничего поделать не могла. Самое унизительное было то, что в этом огромном зале собрались две тысячи таких же, как я, безумцев. Ну, отличались разве что степенью сумасшествия…
Впрочем, публика оказалась вполне достойной и разнообразной. Преобладали дамы, но много было молодежи и мужчин среднего возраста. Все уже начали волноваться и выражать нетерпение. На сцену выходили какие-то люди, проверяли что-то, снова уходили. Наконец аплодисменты: оркестр занял свои места слева, а к ударным установкам и гитарам, расположенным справа, вышли музыканты вполне рокерского вида. Гошка в предвкушении заерзал на месте. Потекла музыка живого оркестра, и у меня внутри что-то перевернулось. Когда на сцену вышел ты, я уже плакала.
