Ознакомительная версия.
Миссис Мейсон, хотя и сделалась первой портнихой в графстве, не избавилась от многих человеческих слабостей. В это утро ей невозможно было угодить: всё и вся казалось ей неправильным. Она, похоже, встала в это утро с твердым намерением к вечеру привести в порядок весь мир — свой мир, по крайней мере со всем, что в нем заключается. Упущения и беспорядки, которые долгое время проходили незамеченными, выводились теперь на чистую воду и получали достойную кару. Только совершенство могло бы удовлетворить миссис Мейсон в такое время.
У нее были определенные понятия о справедливости, правда не особенно утонченные и возвышенные, а такие же, как, например, у всех бакалейщиков или торговцев чаем. В прошлую ночь миссис Мейсон сделала маленькие послабления работницам и сегодня намеревалась наверстать их усиленной строгостью. Такая манера исправлять ошибки вполне согласовалась с ее понятиями о справедливости.
Руфь не могла сделать над собой усилий, а без этого нельзя было угодить хозяйке. В мастерской то и дело раздавались крики:
— Мисс Хилтон, куда вы дели голубую персидскую материю? Если что не убрано, то, значит, вечером мисс Хилтон была дежурной!
— Мисс Хилтон уезжала вчера вечером, я убирала вместо нее, — сказала одна из девушек. — Я сейчас найду материю.
— О, я знаю, что мисс Хилтон имеет привычку сваливать на других свои обязанности, — отвечала миссис Мейсон.
Руфь покраснела, и слезы навернулись у нее на глаза. Но, сознавая всю несправедливость обвинений, она внутренне подосадовала на себя за то, что обиделась на них, всю бесполезность своего поступка. Уже стоя в воде, она подумала, что лучше было бы позвать на помощь. Едва эта мысль пришла ей в голову, как послышался звук более резкий, чем приглушенный плеск воды: то были удары конских копыт по воде. Как молния промчался мимо всадник, вот он в реке повернул вниз по течению, остановился, протянул руку — и маленькая жизнь спасена, ребенок сохранен для тех, кто его любит! Руфь замерла пораженная и ошеломленная всем происшедшим. Когда всадник повернул лошадь и направился к берегу, она узнала мистера Беллингама, знакомого ей с прошлой ночи. Мальчик лишился чувств, и Руфь решила, что он мертв. Глаза ее наполнились слезами. Она поспешила к берегу, к тому месту, куда направлял своего коня мистер Беллингам.
— Он умер?! — вскричала она, протягивая руки к малютке.
Руфь чувствовала, что для возвращения сознания, если только оно еще может вернуться, надо скорей перевернуть тело.
— Не думаю, — отвечал Беллингам, передавая ей мальчишку и спрыгивая с лошади. — Это ваш брат? Вы знаете его?
— Смотрите! — вскричала Руфь, сев на землю, чтобы было удобнее поддерживать бедного мальчика. — Пульс бьется, он жив! О сэр, он жив! Чей это мальчик? — спросила она, обращаясь к толпе, уже собравшейся вокруг них.
— Это внук старой Нелли Браунсон, — ответили ей.
— Надо сейчас же отнести его домой. Далеко это?
— Нет-нет, тут совсем рядом.
— Эй, кто-нибудь, живо сбегайте за доктором! — приказал мистер Беллингам, обращаясь к толпе. — И надо поскорее отнести его к старухе. А вам не для чего дольше держать его, — обратился он к Руфи, впервые припоминая, что где-то ее видел, — вы и так уже совсем промокли. Ну-ка, молодец, возьми его!
Но ребенок судорожно ухватился за платье Руфи, так что его невозможно было отцепить. Она подняла тяжелую ношу и бережно понесла ее к маленькому низенькому домику, на который указали соседи. Сгорбленная старуха вышла оттуда к ним навстречу и тревожно смотрела на них.
— Боже правый! — вскричала она. — Этот был последний, но и он умер прежде меня!
— Вздор! — перебил мистер Беллингам. — Ребенок жив и, скорее всего, не умрет.
Но старуха не хотела ничего слушать. Она упорно твердила, что внук ее мертв. И действительно, он умер бы, если бы Руфь и несколько соседей, следуя указаниям мистера Беллингама, не использовали всех средств для возвращения его к жизни.
— Однако как долго они ходят за доктором, — заметил мистер Беллингам.
Между ним и Руфью установилось какое-то безмолвное соглашение, может быть, потому, что только они двое, за исключением детей, были свидетелями происшествия, а может быть, и оттого, что из всех собравшихся только они обладали той степенью развития, которая позволяла понимать слова и даже мысли друг друга.
— Да, нелегко вбить какое-либо понятие в эти глупые головы! Они зевают теперь и рассуждают, какого доктора позвать, как будто не все равно, — Брауна или Смита, лишь бы только не дурака. Ну как бы там ни было, мне ждать некогда. Я и так опаздывал, когда увидел мальчика. Теперь он почти пришел в себя и уже открывает глаза, так что я решительно не вижу надобности оставаться дольше в этой душной каморке. Могу ли я обеспокоить вас небольшой просьбой? Будьте так добры, примите на себя заботы о нашем маленьком приятеле. Согласны? Тогда вот вам мой кошелек.
Руфь с радостью согласилась на это предложение. Но в кошельке лежало среди прочего несколько золотых монет, и она не захотела брать на себя ответственность за такую громадную сумму:
— О, этого много, сэр, одного соверена будет довольно, и даже больше чем достаточно. Дайте мне только один соверен. Все, что останется от него, я вам возвращу при первом свидании. Или, может быть, вы желаете, чтобы я прислала вам деньги?
— Лучше бы пока все деньги побыли у вас. Господи, какая здесь вонь и грязь, я решительно не могу находиться здесь больше ни минуты. Да и вы тут не стойте, а то отравитесь этим гнусным воздухом. Отойдите к двери, прошу вас! Впрочем, если вам кажется, что одного соверена довольно, я возьму назад свой кошелек, но прошу вас еще раз: в случае какой-нибудь надобности обратитесь прямо ко мне.
Пока подводили лошадь мистера Беллингама, Руфь пристально смотрела на него. Миссис Мейсон и ее поручение были совершенно забыты. Она думала только о том, как бы хорошенько запомнить и исполнить все желания мистера Беллингама относительно мальчика. Ребенок до некоторых пор занимал главное место и в мыслях мистера Беллингама, однако затем его поразила необыкновенная красота Руфи. Он почти забыл все, о чем говорил, и стоял перед ней в немом изумлении. Прошлой ночью он не видел ее глаз, теперь же они смотрели прямо на него с какой-то детской невинностью и вместе с тем пристально и серьезно. Руфь инстинктивно поняла происшедшую в нем перемену и опустила глаза, отчего лицо ее показалось мистеру Беллингаму еще прелестнее. Им овладело непреодолимое желание еще раз повидаться с Руфью, и поскорее.
— А впрочем, нет, — сказал мистер Беллингам, — пусть кошелек будет у вас. Мало ли сколько может оказаться непредвиденных расходов? Насколько я помню, здесь три соверена с небольшим. Я, вероятно, повидаюсь с вами на днях, и тогда вы отдадите мне то, что останется.
— Хорошо, сэр, — ответила Руфь, одушевляясь при мысли, что она может сделать столько добра бедному семейству, но невольно пугаясь ответственности, которую налагало на нее обладание такой огромной суммой.
— Я надеюсь встретить вас здесь, в этом доме, — сказал он.
— Я приду сюда, как только мне будет можно. Но я ведь выхожу только по поручениям и не знаю, когда опять придет моя очередь.
Мистер Беллингам не совсем понял ее:
— Я хотел бы узнать от вас о состоянии здоровья мальчика, если это не слишком вас затруднит. Вы ведь выходите погулять?
— Я никогда не выхожу только ради прогулки, сэр.
— Ну… вы ведь ходите в церковь? Надеюсь, миссис Мейсон не заставляет вас работать по воскресеньям?
— О нет, сэр. Я каждое воскресенье хожу в церковь.
— Тогда будьте так добры, назовите мне церковь, в которую вы ходите, и мы сможем встретиться там в воскресенье после полудня.
— Я хожу в церковь Святого Николая, сэр. Я узнаю сама и извещу вас о здоровье мальчика и о том, что скажет доктор, а также принесу вам оставшиеся деньги.
— Прекрасно, благодарю вас. Помните же, что я вам верю.
Он намекал на ее обещание встретиться с ним, но Руфь поняла его так, будто он говорил о мальчике.
Мистер Беллингам направился к лошади, но вдруг ему пришла в голову новая мысль. Он вернулся к домику и с едва заметной улыбкой обратился к Руфи.
— Может быть, это вам покажется несколько странным, — сказал он, — но нас некому представить друг другу. Моя фамилия Беллингам, а как зовут вас?
— Руфь Хилтон, сэр, — отвечала она тихо.
Всякий раз, когда разговор заходил не о мальчике, Руфь делалась робкой и скованной.
Он протянула ей руку для пожатия. В ту самую минуту, как она подавала ему свою, на пороге показалась старуха: она, прихрамывая, подошла спросить о чем-то. Это неожиданное появление рассердило мистера Беллингама и заставило его снова вспомнить о духоте, вони и нечистоте ее жилища.
— Послушайте, любезная, — сказал он, обращаясь к Нелли Браунсон, — отчего бы вам не убраться в вашей комнате? Ведь это просто свинарник. И дышать нечем, и грязь везде несусветная. — Сказав это, он вскочил на лошадь, поклонился еще раз Руфи и поскакал прочь.
Ознакомительная версия.
