Но почему вообще речь зашла о жестокости? Разве давала Жорж для этого повод? Конечно, нет. Она продолжала нежно любить своего Фридерика, восхищаться им. Но в ее любви пропало что-то волшебное, а появилось нечто снисходительное. В чем же дело? В болезненности ее любовника. Любовника ли? К сожалению, уже давно нет. Жизнь на Майорке, последующая болезнь в Барселоне убедили Жорж, что радости любви плотской для Шопена кончены. Сначала она призывала его к умеренности, а позже - к полному воздержанию. В 1847 году она пишет Альберу Гржимале:
"Семь лет я живу, как девственница, с ним и с другими. Я состарилась раньше времени, и даже без всяких усилий или жертв, настолько я устала от страстей, от разочарований, и неизлечимо. Если какая-то женщина и могла внушить ему полное доверие, то это была я, а он этого никогда не понимал... Я знаю, что многие люди меня обвиняют, - одни за то, что я его измотала необузданностью своих чувств, другие за то, что я привожу его в отчаяние своими дурачествами... А он, он жалуется мне, что я его убиваю отказами, тогда как я уверена, что я его убила бы, поступая иначе..."
Шопен страдал от такого отношения, начинал ревновать, приписывая поведение Жорж другим увлечениям. Но только гораздо позже его ревность стала невыносима.
А пока летние сезоны в Ноане были для всех настоящим праздником. В Ноане бывала Полина Виардо и пела под аккомпанемент Шопена. Для художника Делакруа в Ноане оборудовали мастерскую. В то время Санд писала один из лучших своих романов "Консуэло", и Полина Виардо служила ей прообразом великой певицы.
Шопен в Ноане придумал театр. Он импровизировал на рояле, а молодые люди разыгрывали сценки, танцевали комические балеты. Жорж Санд писала: "Они подчинялись его музыке и в зависимости от его фантазии переходили от веселости к серьезности... от мягкости к страсти". Сам Фридерик был гением мимического искусства. Он появлялся то в виде австрийского императора, то в виде старого польского еврея. Прогулки по лесу, деревенские танцы на лужайках, игра на волынках - одним словом, настоящий романтический рай.
Шопен не всегда был больным и капризным. В эти летние сезоны он был счастлив, как никогда в жизни. И счастлив благодаря Жорж Санд. Многие друзья Шопена даже жалели Жорж. Поэт Мицкевич, например, считал Шопена "злым гением Жорж Санд, ее моральным вампиром, ее крестом". Поэт говорил, что может кончиться тем, что Шопен убьет ее. Госпожа Жюст Оливье однажды сказала о Шопене: "Это очаровательный человек с умом и талантом, но без сердца..."
Нет, сердце, конечно, у Шопена было. Он любил и Жорж, и ее детей. Но он слишком был погружен в себя, в свои противоречия, слишком был занят своей персоной, своим творчеством, чтобы думать о других, поставить себя на место другого. А это необходимо в дружбе.
Характер Шопена портился. Он стал ревнивым к многочисленным друзьям Жорж. Ей пришлось не приглашать своих друзей - слишком революционных, или, как бы сказали сейчас, авангардных, поэтов - в Ноан, когда там гостил Шопен. О нем же, несмотря на все его капризы, она продолжала нежно заботиться. Когда он уезжал в Париж, она отправляла письма близким знакомым с просьбой проследить, чтобы у Фридерика была горячая вода и чтобы проветривалась квартира.
"Вот мой маленький Шопен; я вам его доверяю; позаботьтесь о нем, хочет он этого или нет. Ему трудно управляться самому, когда меня нет рядом, а слуга у него добрый, но глупый. Я не беспокоюсь в отношении обеда, его будут приглашать всюду... Но по утрам, когда он будет торопиться на уроки, боюсь, как бы он не забыл проглотить чашку шоколада или бульона, которую я почти насильно вливаю в него, когда я при нем... Сейчас он хорошо себя чувствует; ему надо только хорошо есть и высыпаться, как делают все люди..."
В отношениях между Санд и Шопеном особых противоречий не было никогда. Их взаимная нежность опиралась на прочную основу - материнскую любовь Жорж Санд и ответную любовь сына-Шопена. Она восхищалась гением композитора, он - гением великого писателя. И все-таки Мари де Розьер, ученица Шопена, была права, когда писала, что "любви здесь больше нет". "Любви здесь больше нет, по крайней мере с одной стороны, - писала Мари Розьер, - со стороны Санд, но, конечно, есть нежность, преданность, соединенные иногда с грустью, с жалостью, с глубокой печалью..."
Но и этого хватило бы до конца жизни, если бы не вмешательство других лиц. У Жорж Санд всегда было много друзей, и к этой дружбе она относилась очень серьезно, не поверхностно. После развода Жорж особое внимание стала уделять детям - Соланж и Морису. С какого-то момента Шопен не смог и не захотел делить ее с другими. Он хотел, чтобы Жорж принадлежала только ему, уделяла внимание только ему, чтобы она принесла ему в жертву всю остальную жизнь. Мицкевич, когда называл его моральным вампиром и говорил, что он способен убить Жорж, был недалек от истины. При всей нежности, которую она испытывала к Шопену, на такой шаг она пойти не могла. Она не могла закрыть свой дом для друзей, отвернуться от всей остальной жизни и только готовить Шопену бульон. Впрочем, при необходимости она всегда успевала это сделать.
В ноябре 1846 года, когда Шопен уехал из Ноана, он не думал, что больше не вернется туда никогда. Печально, что много лет любившие друг друга люди расходятся порой навсегда из-за мелкой интриги, ссоры.
Соланж вышла замуж. Жорж Санд пишет о ней Шарлю Понси: "Едва выйдя замуж, она сбросила маску и открыто презирает все и всех. Она восстановила своего мужа (а он человек пылкий и слабовольный) против меня, против Мориса... Она пытается поссорить меня с друзьями... Она обливает грязью гнездо, из которого вылетела, заявляя, что в нем творятся гнусные вещи. Она не щадит даже меня, которая ведет жизнь монахини".
Соланж имела власть над Шопеном, и большую власть. И она стала настраивать его против своей матери, чтобы отомстить ей за ее отрицательное отношение к своему избраннику. Она объяснила Шопену их семейные раздоры не бешеным характером ее мужа-скульптора, который однажды замахнулся молотком на ее брата Мориса и был остановлен кулаком Жорж, а тем, что ее мать любовница одного из товарищей Мориса и не хочет иметь в доме свидетелей. И что же Шопен? Шопен с готовностью всему поверил.
"Я беспокоюсь, я боюсь. Не получаю известий от Шопена в течение многих дней, - пишет Жорж Санд Мари де Розьер 25 июля 1847 года. - Он собирался приехать и вдруг не едет и не пишет... Я бы выехала, если бы не страх разминуться с ним и ужас при мысли, что в Париже я могу подвергнуться ненависти той, кого вы считаете такой доброй... Иногда я стараюсь себя успокоить тем, что Шопен любит ее больше, чем меня, сердится на меня и стоит на ее стороне...
Наконец с утренней почтой приходит письмо от Шопена! Как всегда, мое глупое сердце обмануло меня; шесть ночей я пролежала без сна, тревожась о его здоровье, а он в это время дурно говорил обо мне с четой Клезенже, дурно думал обо мне". Она написала Шопену: "Прощайте, мой друг. Скорее поправляйтесь от всех ваших болезней... и я буду благодарить Бога за эту необычайную развязку девяти лет исключительной дружбы. Давайте иногда знать о себе. Возвращаться ко всему остальному бесполезно".
О последней их встрече рассказал Шопен в письме к Соланж 5 марта 1848 года.
Они случайно столкнулись в дверях передней дома госпожи Марлиани.
- Здравствуйте... - задумчиво произнес Шопен.
Жорж ответила более естественно и слегка улыбнулась.
- Давно ли вы получили письмо от Соланж? - спросил Фридерик.
- Неделю тому назад, - сказала Жорж.
- А вчера не было письма? Позавчера?
- Нет.
- В таком случае могу сказать, что вы стали бабушкой. У Соланж родилась дочка, и я рад, что первым могу сообщить вам эту новость, - сказал Шопен, и в последних его словах чувствовалась теплота. Правда, непонятно, чему она была адресована - материнству Соланж или тому, что он разговаривал со своей прежней любовью.
Жорж поблагодарила, впрочем не проявив никаких эмоций.
Шопен попрощался и стал спускаться по лестнице. Потом он вдруг вспомнил, что забыл сказать о самочувствии Соланж, и послал своего слугу к Жорж Санд сообщить, что ее дочь чувствует себя хорошо, ребенок тоже. Он дождался, пока они спустились вместе - слуга и Жорж. Она поблагодарила Шопена за сообщение и спросила, как он себя чувствует.
- Хорошо, - ответил бывший любовник.
Они распрощались. Шопен пошел в сторону Орлеанского сквера, а Санд по улице Вилль л'Эвек в другую сторону. Ни он, ни она ни разу не обернулись, чтобы в последний раз посмотреть друг на друга.
Так навсегда закончилась третья "материнская" любовь Жорж Санд.
Вечный поиск Веры Комиссаржевской
За всю историю своего существования русская сцена знала немного таких актрис. Ермолова, Комиссаржевская, Коонен, Тарасова... Это актрисы от Бога. Но помимо божественного таланта, данного свыше, есть у них у всех еще одна общая черта - это самоотречение. Отказ от всего, что не касается сцены главного их дела. Отказ от личной жизни, от соблазна свить теплое гнездо, воспитывать детей, заботиться о семье - то, к чему стремится каждая женщина.
