— Даша сказала «Баунти» — райское наслаждение.
— Нет, — рассмеялась я. — Это я про сыр.
— Неправильно ты сказала, — вздохнула Тима. — Давайте кушать. — И первая села за стол. — Мне, чур, с ягодками. — Она открыла баночку йогурта с изображением киви.
— Я уже позавтракал, — сказал ее отец, но, заметив на лице дочери сожаление, добавил: — А чай с девочками с удовольствием выпью.
— Девочки вприкуску? — пошутила я.
— Вприглядку.
Я разлила чай по чашкам, высыпала на тарелку печенье и взяла себе йогурт с ананасом.
— Как у вас вчера вечер прошел? — поинтересовался Тимин отец.
— Хорошо, — ответила я. — А у вас? Кстати, я даже не знаю вашего имени.
— Станислав, — ответил мужчина и шумно отхлебнул чай. — Сори, — смутился он. — Пить очень хочется. Вчера, если честно, я немножко перебрал. Открытие «персоналки» как-никак.
— Станислав Кошелев?.. Супердизайнер… — От неожиданности ложка выпала у меня из рук.
— Ну уж и супер, — усмехнулся Станислав, явно довольный моим восхищением.
— А мы, пап, тоже рисовали, — сказала Тима и тут же выскользнула из-за стола. Уже через секунду она вернулась, прижав к себе листы бумаги. — Даша меня рисовала, а я ее.
Станислав взял в руки эскизы. Бегло просмотрел первый листок, второй. Третий заинтересовал его уже больше, на последнем он задержался. Наконец, отложив эскизы в сторону, он с явным любопытством посмотрел на меня:
— Что посещала?
— Кружок при дворце… хореографический, — ляпнула я.
— Где рисованию училась?
— Так… В школе… Год в клуб ходила, потом сама, по книжкам… Да знаю я, знаю, что таланта у меня нету…
— Кто тебе фигню такую сказал?
— Что же, я сама не понимаю?..
— Выходит, что нет. Во-первых. — Он встал, вышел из кухни и уже через несколько секунд вернулся. В его протянутой руке я заметила сложенный вдвое прямоугольник картона. — Это пригласительный на выставку. Если интересно — сходи. Но там, переверни… — Я послушно перевернула. На обратной стороне я увидела написанный от руки многозначный номер. — Это телефон одной моей знакомой, — пояснил Станислав. — Нелли Петровна немного консервативна, но зато она прекрасный педагог и недорого берет.
— Недорого — это как? — испугалась я.
— Сто пятьдесят в час. Но после нее и в Мухинское без проблем поступали.
— Спасибо, — вздохнула я. — С работой все никак.
— А в няни пойдешь? — спросил Станислав и посмотрел на Тиму.
— Ура! — закричала она. — Даша няней будет!
Древние философы говорили: все, что вы ищете, само ищет вас. И они не были дураками. Я сходила на выставку и стала работать у Кошелевых. Три раза в неделю посещала изостудию. С Тимой мы ладили, денег на обучение и на скромное житье-бытье мне хватало.
Не хватало мне только «первого встречного». Конечно, я не жила затворницей. В студии познакомилась с Серегой, мечтающим стать web-дизайнером. Он был некрасивым брюнетом, ростом не выше ста пятидесяти. Рост меня не волновал. Мне не нравилась щетина на его щеках, подбородке, а особенно на шее. И еще — единственной приемлемой формой общения он считал монологи. Причем предпочитал свои. Когда я пыталась излагать собственную точку зрения на что-либо, его взгляд тускнел, и всем своим видом Серега демонстрировал, что все, что я так упорно пытаюсь втолковать ему, — полная туфта, а ему все это вообще до фонаря.
И все же после двухнедельного знакомства он пригласил меня в кафе. Без энтузиазма я согласилась и даже с видимым интересом выслушала его монолог о пользе глобальной сети в сфере личных знакомств. Теоретическую часть я выслушала спокойно, но, когда Серега начал хвастать своими практическими интернет-секс-победами, мне тут же захотелось уйти, залезть в ванну и потереть себя жесткой мочалкой. Но, воспитанная своим папой в уважении к мужчинам, я молчала и терпела. Оказалось, зря. После второй бутылки пива Серега совершенно неожиданно предложил мне переспать и тут же полез целоваться. Я дала ему по морде. Даже на ощупь его щетина оказалась премерзкой.
Серега обиделся и больше предложений мне не делал, а в студии нашел место в самом углу, подальше от меня, рядом с длинноволосой брюнеткой с легким пушком над верхней губой.
Честно сказать, Серегино перемещение в пространстве оказалось мне на руку. В тот же день к нам в студию, легко ступая громадными ногами в бесшумных кроссовках, вошел Дима. Я очень удивилась, когда слесарь, починивший мне кран, взял мольберт и сел рядом со мной.
— Ну как ты? — спросил он, как будто мы были давно и хорошо знакомы. — Как дела? Кран больше не течет?
— Нормально, — шепотом ответила я. — Не течет. Ты как здесь оказался?
— Шабашку закончил. Буду теперь регулярно посещать. Как там сестренка?
— Не мешайте, — цыкнула соседка справа, которая старательно грунтовала изображение ступни неизвестного негра.
— Не злись, Ритка, — улыбнулся Дима, сделал неопределенный жест влево и, повернувшись, кивнул.
— Ты здесь всех знаешь? — удивилась я.
— Ага, я второй год. В прошлом не поступил. Но в следующем — обязательно.
— Замолчишь ты или нет?! — опять подала голос Ритка, и грифель ее карандаша треснул от возмущения.
— Садись сюда, Дима, — шепнула дама среднего возраста, которая стояла за мольбертом в двух шагах позади меня.
— Спасибо, Клавочка Сергеевна. Я тут с Дашей, — ответил он. А мне предложил: — Давай после занятий где-нибудь посидим?
Я кивнула. Думаю, мой кивок не смог выразить непомерное ликование, вмиг охватившее меня. Отчего-то Дима был мне очень симпатичен. «И почему я не внесла его в свой список?» — с недоумением подумала я, искоса поглядывая на него, усердно трудившегося за мольбертом слева от меня. От усердия он даже высунул кончик языка, как пятилетний мальчуган, рисующий свой первый кораблик.
В тот день я работала над натюрмортом: бутылка с одиноко торчащим искусственным цветком, велюровая ткань на столе. Мягкий простой карандаш скользил по бумаге, легко повинуясь моим пальцам. Когда я закончила, Нелли Петровна чуть дольше обычного задержалась около моего мольберта.
— Странно, — наконец сказала она. — Пропорции чуть искажены, а править не хочется. Живая картинка у тебя получилась.
— Живее всех живых, — съехидничала Ритка.
— Действительно, — задумчиво кивнула Нелли Петровна, — цветок у тебя живой… не пластмассовый. — Она покосилась на сидящего рядом Диму, который с видом болельщика, благоговеющего перед судьей, не сводил с нее взгляда. — А у тебя что?
Дима, скрипнув стулом, чуть отодвинулся от мольберта.
— Н-да… — только и сказала Нелли Петровна. — Зря ты занятия пропускаешь. Где был так долго? Опять шабашил?
— Есть такое, — улыбнулся Дима.
— Неужто с утра до вечера?
— Именно так, Нелли Петровна. С утра и до самой глубокой ночи.
— Не обманываешь? — приподняла Нелли Петровна седеющие брови и поправила бархатный шарфик на груди.
— Вы же знаете, уважаемая Нелли Петровна, я никогда не вру.
Я с еще большим обожанием посмотрела на Диму. У него были широкие, крепкие плечи честного рабочего парня. Открытый взгляд на широкоскулом лице. Рекламный тип с плаката шестидесятых годов.
— Верю, — улыбнулась Нелли Петровна. — Небось опять перепланировкой занимался?
— Ага, — кивнул Дима. — Все поменял. Хозяйка сначала хотела так, легонечко, а потом мы во вкус вошли — и пошел дым коромыслом. Она даже некоторое время у какой-то подружки жила, ведь у нее однокомнатная.
— Однокомнатная, — подтвердила я.
— Вот-вот, — продолжил Дима. — Сейчас она вся в сомнениях.
— Значит, не угодил? — посочувствовала я.
— В том-то и дело, что ей ой как понравилось.
— Денег много угрохала, — подключилась Ритка.
— Да… Потратилась. Сейчас не знает, что и делать — то ли в этой квартире жить, то ли к мужу переезжать. У него-то трехкомнатная.
— А ремонт в однокомнатной чего затевала, коли есть трехкомнатная? — вставила Клавочка Сергеевна.
— Так это ее подружка со своим брательником познакомила. Хозяйка как вернулась, я ее прямо не узнал. Думал тетка, как тетка: перманент, юбка ниже колен. А тут дама такая… — Дима, не удержавшись, присвистнул. — Вот что любовь с вами, женщинами, делает.
— А с мужчинами? — опять приподняла седеющие брови Нелли Петровна.
— Ну и с мужчинами… наверное… — Дима как-то неуклюже склонил голову, оценивающе глядя на свои руки.
Пальцы его были длинными, с короткими ногтями красивой формы. Кайма на ногтях была темно-серого цвета. Дима поспешно спрятал ногти в ладонь. Я тронула его за локоть.
— Мы хотели куда-нибудь зарулить, — напомнила я.
— Я, чур, у руля, — сказал Дима и, схватив меня за руку, поволок к выходу.
Через несколько улиц от здания, в котором находилась наша студия, Дима показал на сверкающую неоном вывеску Я припарковалась, и, преодолев преграду в виде пяти кафельных ступенек, мы вошли в полутемное помещение. Пахло свежесмолотым кофе, сдобными булочками и домашним уютом. Никто не курил. Играл ненавязчивый, сентиментальный блюз.
