— О боже! — плакала Эва. — Это ужасно! Ужасно!
Мария обняла Эву и прошептала:
— Милая, дорогая сестра, ничто не разлучит нас!
Эдуард напрасно старался разорвать веревки, они не поддавались, и лишь кровь брызнула из истерзанных рук.
В это время Согор отпер бронзовую дверь гробницы. Луна освещала место экзекуции.
— Да исполнится воля богини и мое приказание! — воскликнула Джелла торжественным голосом.
Мария рванулась вперед и, отстранив слуг, в отчаянии бросилась к ногам принцессы.
— Пощадите сестру, — умоляла она. — Эва ни в чем не виновата перед вами! Помилуйте ее!
— Мария! — гордо крикнула Эва. — Я запрещаю тебе просить что-либо у этой женщины!
Мария слышала слова сестры, но продолжала:
— Я умоляю вас, принцесса, как молила бы всемогущего Бога! Пощадите ее! Не за себя прошу. Если вам необходима жертва, то лучше возьмите меня.
Она вернулась к Эве и обняла ее.
Согор уже был на террасе. Принцесса знаком подозвала его к себе.
— Немедленно разлучи их, — проговорила она, указывая на сестер.
Согор схватил Эву за руку и, оторвав от Марии, потащил к гробнице, не обращая внимания на ее крики.
— Эва, Эва! — плакала Мария в отчаянии, вырываясь из рук державших ее слуг.
— Прощайте, мои дорогие! — крикнула Эва. — Мы встретимся на небе! — Бронзовая дверь с шумом захлопнулась за несчастной жертвой.
— Милая Эва! — прошептала Мария и без сознания упала на руки окружавших ее индусов.
В это время кто-то тихо тронул Джорджа за локоть. Он обернулся и увидел Казиля.
— Что делать, господин? — чуть слышно спросил Казиль.
— Ждать… — отвечал Джордж.
— Джерид! — позвала принцесса. — Прикажи принести паланкин. Пусть отнесут эту девушку к радже Дургаль-Саибу.
— Слушаю, — ответил Джерид и ушел исполнять ее приказание. Но вскоре вернулся с бледным, расстроенным лицом.
— Повелительница, — обратился он к Джелле.
— Что случилось, Джерид?
— Мне нужно сказать вам кое-что. Только вы одна должны знать об этом.
Джелла отошла в сторону, приказав Джериду следовать за собой.
— Говори! — приказала принцесса, когда они удалились на значительное расстояние. Джерид что-то шепнул ей. Недоверие и смущение отразились на лице принцессы.
— Не может быть! — вскричала она. — Я не верю этому!
— Человек из его свиты все открыл мне, поклявшись именем Бовани. А кто же осмелится произносить ложную клятву?
— Не уходи далеко, будь каждую минуту наготове.
Слуга поклонился.
Согор между тем запер бронзовую дверь гробницы и уже поднимался на террасу.
— Госпожа, — сказал он Джелле, но она, все еще растерянная, не слышала Согора. — Госпожа, — повторил он, — вот ключ.
— Да, да… Суниаси, — позвала принцесса, — вы спрашивали богов, согласны ли они принять нашу жертву? Я отдаю ключ от гробницы в ваши руки.
Суниаси поспешно схватил ключ от гробницы, что свидетельствовало о его готовности бдительно охранять ее.
Джелла сделала несколько шагов к Эдуарду.
— Такова моя месть, Эдуард Малькольм, — проговорила она с насмешкой. — Что вы на это скажете?
Эдуард поднял голову и глухо проговорил:
— Наказание не за горами!
Принцесса вздрогнула: ей показались эти слова пророческими. Но ее слабость продолжалась мгновение, она переломила себя и сказала:
— Наказание! Не далее как завтра ты получишь его, мои рабы не пощадят тебя.
— Завтрашний день еще не настал, принцесса, и он от вас не зависит. Бог совершит то, что Ему будет угодно…
Джелла перебила его.
— Уведите этого человека и бросьте в подземелье, — приказала она.
Приказание тотчас же выполнили.
«Теперь займемся вами… раджа Гидерабада», — подумала она, возвращаясь к Джорджу, который сидел рядом с Дургаль-Саибом безмолвно и внешне спокойно.
— Раджа, — обратилась к нему Джелла и пристально стала смотреть в глаза, — довольны ли вы обещанным мной праздником мести?
— Он вполне достоин вас, дочь моя, а этим все сказано, — отвечал раджа.
«О боги! Это Джордж Малькольм! Он жив, и он опять обманул меня!..»
— Теперь вы узнали меня на деле, раджа Гидерабада, — сказала Джелла, и голос ее дрогнул.
— Я понимаю вас, как самого себя.
— И остаетесь моим союзником?
— Разумеется.
— И вы подобно мне поклоняетесь Бовани?
— Почему вы об этом спрашиваете? — Джордж уже понял, что разоблачен.
— И вы будете просить ее истребить гнусных англичан и уничтожить Ост-Индскую компанию?
— Обещаю вам, и да услышит меня богиня!
— Она услышала вас. Ваше желание исполнится. Ост-Индская компания будет уничтожена, и первый англичанин, кровь которого прольется…
Джелла остановилась и, возвысив голос, договорила:
— Будешь ты, Джордж Малькольм!
Это имя, громко произнесенное, пронеслось по толпе громовым раскатом.
Джордж выхватил кинжал, но был схвачен Джеридом и Согором. Индусы окружили его, лишая возможности защищаться. Скоро он был обезоружен.
Стоп растерянно жался к толпе.
— Это его сообщник, — проговорила Джелла. — Свяжите и его!
Затем она обратилась к Джорджу, и в ее голосе была грусть, а не торжество:
— Теперь все вы в моих руках… Ах, Джордж Малькольм, я же говорила, что из моих рук вам не вырваться. Вы сами выбрали себе смерть. И умрете вместе с Эвой, а не с Марией… Дургаль-Саиб, — позвала она раджу, — садитесь на коня и мчитесь в свой дворец. Там вы найдете вашу возлюбленную Марию, мчитесь быстрее ветра и постарайтесь доказать свою любовь бывшей невесте Джорджа Малькольма!
— Я мчусь, принцесса! — Раджа схватил ее руки, целуя их.
«Господь покинул меня!» — подумал Джордж. Его уже тащили к мраморной гробнице. И две скупые слезы скатились по его щекам, а голова склонилась на грудь.
Ночь подходила к концу, и на востоке уже протянулась серебристая полоса — предвестник наступающего утра. Громадный дворец Аллахабада спал, тишина царила в садах принцессы Джеллы. Только в одном месте двора можно было различить силуэты людей вокруг жаровни с горячими углями, на ступенях, ведущих в гробницу, служившую тюрьмой для Джорджа Малькольма и Эвы Бюртель. Красноватый свет от раскаленных углей отражался на лицах Суниаси и нескольких браминов.
Теперь мы попросим читателей мысленно переступить через порог темницы. Она представляла собой продолговатую комнату со сводами, вход в нее закрывался, как уже известно, бронзовой дверью. В середине гробницы был расположен саркофаг из красного мрамора, возле которого в наклонном положении стояла мраморная плита, усеянная странными знаками и иероглифами, а рядом с ней — медная лампа, излучавшая унылый беловатый свет.
Эва, рыдая, сидела в углу. Ее волосы были распущены, одежда в беспорядке. Возле нее стоял Джордж, все еще в костюме раджи, но без парика и накладной бороды. Он прислонился к стене, будто не доверяя ногам.
Время от времени его взор, исполненный жалости и сострадания, скользил по лицу Эвы.
А Эва стала на колени и начала горячо молиться. Эта молитва прерывалась душившими ее рыданиями.
Джордж положил руку ей на плечо и проговорил:
— Молитесь, Эва, молитесь! Молитва наполнит ваше сердце надеждой. — А сам подумал: «О спасении нам и мечтать нельзя. Нас ожидает смерть, бронзовая дверь закрылась за нами навсегда. Как ужасно, как горько, как тяжело умирать, когда ничего не можешь сделать для своего спасения. И какая смерть! Без славы, без боя. Казиль… Один Казиль остался там… Но как он сможет помочь? Предупредить лорда Сингльтона? Успеет ли? Со мной сокровища из храма Бовани — покрывало и кольцо, я не успел даже воспользоваться ими».
Пока Джордж задавал себе эти вопросы, Эва попробовала приподняться.
— Джордж, — еле прошептала она, — я вся горю. Силы покидают меня, я чувствую, что моя смерть недалеко.
— Не думайте об этом, дорогая Эва, умоляю вас. Могущество Бога неизмеримо, надейтесь! Ободрите себя мыслью, что спасение близко. Будьте тверды!
— Нет! Нет… Я чувствую, что умираю, что-то жжет меня…
Теперь Джордж поддался безудержному гневу.
— Быть заживо похороненным! — вскричал он. — Я не могу выбить эту дверь, чтобы спасти от смерти Эву, спасти брата, избавить мою Марию от Дургаль-Саиба! О ужас! Есть от чего сойти с ума!
Молодая девушка заметалась в страшных страданиях.
— Джордж, Джордж! — едва слышно сказала она. — Мое сердце останавливается. Воздуха!
Джордж закрыл лицо руками.
— Как тяжело видеть все это, когда не в состоянии помочь…
…Суниаси, сидя на ступенях среди браминов, говорил им:
— Утренняя звезда бледнеет на небосклоне, начинается новый день. Подбросьте ароматов в жертвенник. Огонь, зажженный в честь Бовани, должен погаснуть только вместе с жизнью жертв, принесенных ей.
