- Ге-е-е-йл! - в библиотеку ураганом ворвались Ник и Голд.
Гейл вздрогнула от их визга, и томик "Паломничества Чайльд-Гарольда" угрюмого Байрона, который она взяла для виду, грохнулся на пол.
Сделав несколько кругов вокруг ее кушетки, и умудрившись не свалить чайный столик, Николас, остановившись на безопасном расстоянии от Голда - то есть за спиной у Гейл, прокричал ей чуть ли не в самое ухо:
- К дому подъехал какой-то экипаж!
- К тебе кто-то пожаловал! - дернувшись в левую сторону поддакнул Голд, явно намериваясь схватить Ника, но тот ловко увернулся.
- Женщина? - поинтересовалась Гейл, с тяжелым вздохом стягивая с себя плед и понимая, что настал ее час расплаты - это наверняка была Виктория.
- Не знаем! - ответил Голд, и, схватив ее за локти, ловко толкнул в сторону Ника, который, приняв весь ее груз на себя, чуть ли не упал на спину.
- Прекратите, черт побери! - закричала Гейл, в тайне ужасаясь собственной грубости и некомпетентности - какой пример она подает мальчишкам, сквернословя? - Немедленно, остановитесь!
- Как только открылась дверь, мы сами за тобой побежали... - начал оправдываться Ник, едва сдерживая на своей физиономии улыбку.
- Я очень надеюсь, - строгим тоном обратилась к ним Гейл, - что до моего возвращения, вы сохраните библиотеку в прежнем виде! И вот еще что, ведите себя тихо, если я услышу малейший шум, я лично пинками выкину вас из этого дома... Мне предстоит очень тяжелый разговор...
- Ага! - перебил ее предупреждения Голд и бесцеремонно подтолкнул к двери.
- Не беспокойся! Все будет в порядке...- Вторил ему Ник, но глаза у этого дьяволенка оставались хитрыми-хитрыми.
Гейл возвела глаза к потолку. К концу недели эти демоны разрушат весь дом до основания, и что она тогда скажет его новому владельцу?! Извините?..
Она нервически затянула потуже поясок на пеньюаре и подумала о том, что ей, пожалуй, все же стоило пойти переодеться. Вдруг это не Виктория? А неизвестный ей наследник или еще хуже, какая-нибудь знакомая Джослина, решившая навестить его?
От нерешительности ее избавила тишина, столь несвойственная дому за последнее время. Это как-то настораживало... Слуги, словно вымерли, а ведь по здравым размышлениям, если к ней пожаловал гость, то кто-то должен был предупредить ее об этом.
Немного подумав, Гейл решила направиться в малую гостиную, расположенную ближе всех к холлу. Когда-то, Джослин впервые, вместе с другими гостями принимал ее у себя в доме, именно в этой гостиной. Она, как сейчас, помнила, любопытно рыскающих девиц Вендалл, самоуверенно-раскованную, ослепительную Селину, загадочного Энтони, и веселящегося Джослина...
О, Боже, Боже, Боже! За что ты наделил человека воспоминаниями? В этот доме каждый угол напоминал ей о Джосе...
Чем быстрее она расскажет все Виктории, тем быстрее она сможет уехать отсюда. Может быть даже сегодня... И ей не придется очередную ночь лежать в холодной, королевских размеров кровати и думать о соседней спальне...
Решительно войдя в гостиную, Гейл недоуменно огляделась. Та была пуста.
Неужели мальчишки просто пошутили? Ну, и сорванцы! Она как следует с ними разберется... Но может быть гость уже уехал?
Развернувшись, она неожиданно со всего размаху на кого-то налетела. Столкнувшись с неизвестным, она чуть ли не упала, так что ему пришлось поддержать ее за локоть. Вскрикнув от неожиданности и испуга, Гейл вскинула голову вверх, и остолбенела...
- Милостивый Боже...
Силы мгновенно оставили ее, и она бы тут же рухнула, не поддержи ее этот осунувшийся, со следами лихорадки и ужасного измождения человек. Он был подобен смерти. Бледный, с безумными глазами, под которых чернели провалы. Он был сам смерть. Потому что это был Джослин. Ее убиенный муж.
Этот ангел преисподней, неожиданно крепко прижал ее к своему телу, так что у нее затрещали кости и она стала неистово отклоняться. Не потому что боялась. Нет. Она боялась выпустить из поля зрения его лицо и понять, что ей всего лишь показалось.
- Ты... - всхлипывала она. - Ты...
- Жива... - шептали его лихорадочные губы, а руки крепко-крепко припечатывали ее к своему телу. - Я нашел тебя...
Ее рассудок мутился, перед глазами плясали какие-то полупрозрачные круги и она часто-часто моргала, пытаясь не упускать его из виду. Ее руки цепко вцепились в лацканы его сюртука, так что даже если бы он и захотел исчезнуть, она бы ему не позволила.
- Я сошла с ума? - бормотала Гейл и лихорадочно покрывала поцелуями любой попадавшийся участок его тела - щеки, шею, подбородок, плечи, лацканы сюртука... Слезы, потоком полились из глаз, но она их не замечала.
Каждой клеткой своего тела она впитывала его контуры. Пальцами, губами, глазами ощупывала, убеждаясь, что это правда и он жив! Жив! ЖИВ! Невредимый, живой, настоящий!
Слезы, рыдания, всхлипывания, бессвязные слова - ей казалось, что именно сейчас, сию минуту, она должна рассказать ему все, как она страдала, как любит, иначе в любой миг он может так же бесследно исчезнуть, испариться и она упустит возможность...
- О, Джослин! Я сейчас все скажу. Все, все, все скажу. Я думала, ты погиб. Умер. Мне было так плохо! Я как только вспоминала, как себя вела, какой была дурой... Идиоткой. Прости меня. Я больше никогда... - Он прерывал каждое ее слово поцелуем. Заглушал признания пальцами, которые дотрагивались до ее говорящих губ, словно бы не веря, что вот она, рядом с ним - живая и невредимая. И плачет от счастья. И говорит глупости. И что нос у нее покраснел, а глаза, как у кролика. - Знаешь, мне абсолютно все равно, если ты меня не любишь, правда-правда. Я буду рада, если мы просто останемся друзьями. Но молчать, нет, молчать я не могу. Я скажу: я так тебя люблю! Невыносимо. Лучше самой умереть, чем жить и знать, что я тебя больше не увижу. Это так больно...
О, неужели все это ей не грезится? И вот он стоит перед ней, целует ее и она ощущает, как лихорадочно горит его тело, как дрожат его руки, а лоб вспотел...
- Я очень-очень-очень тебя люблю! - Сжимая горстями ткань сюртука, горячо шептала Гейл, уворачиваясь от его пальцев, которые мешали сказать ей самое главное. - И если хочешь, я даже тебя оставлю, дам тебе немедленный развод, без всяких скандалов и деления наследства. Хочешь? Ты только скажи...
Он вдруг рухнул у ее ног. Словно подкошенный, пораженный громом. Она лишь глухо вскрикнула, не сумев удержать его и кинулась на пол, перетянув его голову к себе на колени. Он стал еще бледнее. Не дышал. Казалось, он умер. Снова. Еще раз.
Ее нечеловеческий вой огласил весь дом. Зарыдав, она подумала, что сейчас у нее разорвется сердце. Она этого больше не выдержит.
- Любимый, ну, пожалуйста, не умирай... Только не сейчас...Мне надо тебе еще столько сказать, Джослин!
- Что здесь происходит?!
Вокруг нее засуетились люди. Размытие пятна, не лица. Она никого не узнавала, не различала - где женщина, где мужчина, где ребенок. С десяток рук подняли ее с пола и понесли тело Джослина, за которым она последовала не раздумывая. Уложив его на кровать, ей позволили вновь приблизится к нему, и она вцепилась в его руку, прижав ее к своей груди и смотрела, смотрела, смотрела на его лицо... пока не уловила слабое дыхание.
Рассудок вернулся к ней. Нет, он не умер. Всего лишь потерял сознание.
- Скоро прибудет доктор, миссис Стэнфорд. - Сказала ей миссис Кросби. Давайте разденем графа, ему должно быть удобно. Он сильно изможден.
Заглянув в глаза экономки, и не увидев в них страха, лишь озабоченность состоянием хозяина, Гейл, как сомнамбула встала с кровати.
Общими усилиями стянув с ног графа грязные сапоги, они принялись расстегивать на нем одежду. Сюртук еще не успел пропитаться кровью, чего нельзя было сказать о жилете, черное пятно на сером фоне уже успело достигнуть размеров чайного блюдца. Гейл лихорадочно расстегнула жилет и глухо простонала, увидев рубашку, прямо-таки алевшую от крови.
Разве при таких ранах живут? Разве от таких не умирают?..
Стоило ей добраться до его голой груди и увидеть толстый слой алых бинтов, и кровь стекающую вниз по животу, размазанную по коже, как она больше не выдержала и все же потеряла сознание.
Открыв глаза, она недоуменно моргнула. Перед ней стояла Виктория и прижав палец к губам, подавала знаки, приказывая ей выйти из комнаты. Бесшумно последовав за свекровью, Гейл обернулась, кинув обеспокоенный взгляд на Джослина, который по-прежнему спал, и скривилась, ибо шея от многочасового сидения на кресле немилосердно затекла. Но ничто, никакие неудобства в мире, не могли ее заставить не ночевать в его комнате. После злополучного обморока, из-за которого приглашенной доктор был вынужден заниматься сразу же двумя больными, прошла уже неделя. Но до сих пор Гейл неотлучно - днем и ночью находилась возле постели мужа, который по большей части спал, а если просыпался, то ненадолго.
Тихонько прикрыв за собой дверь, Гейл широко зевнула и поинтересовалась:
